Миссис По - Линн Каллен

Линн Каллен

Миссис По

Эта книга является плодом художественного вымысла. События, исторические персонажи и географические объекты упомянуты автором в произвольном контексте. Остальные имена, личности, места и происшествия выдуманы, любые совпадения с реальными событиями, местами и людьми, живыми или умершими, случайны.

Я впервые встретилась с поэтом в «Астор-хаузе»[1]… Его красивая голова была гордо поднята, темные глаза сияли свойственным лишь избранным светом чувств и мыслей, его манеры и выражение лица являли собой экстравагантную, неповторимую смесь приятности и высокомерия, когда он спокойно, серьезно, почти холодно меня поприветствовал; однако в нем была такая искренность, что я поневоле была глубоко впечатлена. С тех самых пор и до самой его смерти мы были друзьями. Я состояла с мистером По в переписке по настоятельной просьбе его супруги, которая полагала, что я оказываю на него сдерживающее и благотворное влияние.

Миссис Осгуд где-то среднего роста, стройна, скорее даже хрупка, и изящна, независимо от того, в движении она или в покое; ее лицо обычно бледно, волосы – очень черные и блестящие; глаза – ясные, светло-серые, большие, необычайно выразительные. Ее никак нельзя назвать красивой в том смысле, в котором понимает этот эпитет мир, но вопрос «Неужели она и впрямь не красавица?» встает очень часто, и чаще всего его задают те, кто ближе всего знаком с миссис Осгуд.

© 2013 by Lynn Cullen

© Ольга Кидвати, перевод, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Зима 1845

1

Когда приходят дурные вести, большинство женщин моего общественного положения могут позволить себе изящно упасть на диван; чашки китайского фарфора выскальзывают из их пальцев на ковер, волосы красиво выбиваются из-под шпилек, а четырнадцать накрахмаленных нижних юбок сминаются, издав мягкий хруст. Я не из таких. Леди, муж которой чересчур занят тем, что пишет портреты богатых меценатов – большинство из которых, так уж случилось, женщины, – и поэтому забывает, что у него есть семья, имеет больше общего с девицами, рыскающими по грязным улочкам Корлеас Хука,[5] чтобы помочь морячкам расстаться с их долларами, чем с дамами своего круга, пусть даже моя внешность говорит об обратном.

Как ужаленная осою лошадь, эта мысль взбрыкнула у меня в голове во второй половине дня в редакции «Нью-Йорк Ивнинг Миррор». Я как раз слушала анекдот о двух тупых уроженцах Индианы, который рассказывал редактор, мистер Джордж Поуп Моррис.[6] Очевидно, он тянул время, не желая сообщать мне новости, которые, я знала, будут плохими. Но я все равно радостно смеялась над детским анекдотом, смеялась, даже задыхаясь от миазмов, испускаемых его чрезмерно напомаженными волосами, открытой баночкой клея на столе и стоящей слева от меня клеткой попугая, нуждавшейся в срочной чистке. Я надеялась умаслить его, как проститутка умасливает потенциальных клиентов, приподняв краешек юбки.

Я нанесла удар, когда мистер Моррис все еще хихикал над собственным анекдотом. Продемонстрировав зубы, особенно тщательно вычищенные перед тем, как встретиться с издателем после двадцати двух дней обоюдного молчания, я сказала:

– По поводу стихов, которые я послала вам в январе… – И замолчала, с надеждой расширив глаза: это мой эквивалент приподнятой нижней юбки. Раз уж я должна стать независимой, мне нужен собственный доход.

Ни один морячок, рассматривающий пару ножек, не выглядел так подозрительно, как мистер Джордж Поуп Моррис в этот миг, хотя некоторым из них и удалось добиться таких же успехов по части туалета, например укладки волос. Никогда доселе столь величественная клумба кудрей не создавалась на человеческой голове без помощи подкладок и валиков. Это выглядело так, словно он использовал в качестве лекал для прически собственный цилиндр. Вдобавок, умышленно или случайно, один крупный завиток отбился от общей массы и свисал теперь на лоб, как студенистый рыболовный крючок.

– Может быть, вы потеряли их? – легко спросила я. Возможно, ему будет проще возложить вину на своего партнера. – Или это сделал мистер Уиллис?[7]

Его взгляд скользнул вниз, к моему бюсту, не обнаружил там ничего, кроме плаща, и разочарованно вновь переместился на лицо.

– Сожалею, миссис Осгуд, но, честно говоря, это не то, что нам нужно.

– Уверена, ваши читательницы получат истинное наслаждение от намеков на любовные отношения в моих описаниях цветов. Мистер Руфус Гризвольд был так добр, что включил несколько моих стихов в свою последнюю антологию. Возможно, вы слышали об этом?

– Мне известны антологии Гризвольда. Они всем известны – он добился этого. Никогда не мог понять, как этот мелкий забияка умудрился стать таким авторитетом в поэзии.

– Угрожая смертью?

Мистер Уиллис рассмеялся и погрозил мне пальцем:

– Миссис Осгуд!

Быстро, чтоб не упустить его, я сказала:

– Моя книга, которую издал мистер Харпер, «Поэзия цветов и цветы поэзии», неплохо продавалась.

– Когда это было? – рассеянно спросил он.

– Два года назад. – Не два, а четыре на самом деле.

– Так я и думал. Цветы – это не то, что нынче продается. Сейчас всех интересуют вызывающие трепет истории. Мрачные, полные ужасов.

– Вроде птичьих стихов мистера По?

Он кивнул, и его напомаженный завиток подпрыгнул.

– На самом деле, да. Продажи возросли, когда в конце января был выпущен «Ворон». На прошлой неделе мы переиздали его с таким же результатом. Подозреваю, его можно будет издать еще раз десять, а читателям все будет мало. Они просто с ума сходят по «Ворону».

– Понимаю.

В действительности, я не понимала. Да, я читала это стихотворение. После того как в прошлом месяце оно появилось в печати, его прочел весь Нью-Йорк, включая немца, продающего газеты в Виллидж. Не далее как сегодня утром, когда я спросила, бывают ли у него свежие номера «Миррор», он усмехнулся и с акцентом ответил:

– Никогта!

Моя лучшая подруга, миссис Джон Рассел Бартлетт, вхожая в тесный кружок нью-йоркских литераторов благодаря супругу, книготорговцу и издателю, выпускающему книги малыми тиражами, никак не могла угомониться насчет мистера По. Она нацелилась на знакомство с ним с тех самых пор, как «Ворон» увидел свет. По совести сказать, я думала, что сегодня утром в редакции я смогу составить собственное представление об этом удивительном господине, который является редактором и автором статей в «Миррор».

Мистер Моррис словно бы прочел мои мысли.

– Судя по всему, наш дорогой мистер По почуял свой успех и теперь грозится оставить журнал. Куда бы он ни подался, желаю удачи тем, кому придется иметь с ним дело. С ним и с его настроениями.

– У него настолько скверный характер? – Я все еще надеялась умаслить мистера Морриса. Хорошо бы он проникся ко мне дружескими чувствами и, вследствие этого, пошел навстречу.

Мистер Моррис сделал вид, что опрокидывает в рот несуществующий стакан.

– О! – Я изобразила на лице заговорщическую гримасу.

– Он на самом деле очень неуравновешенный, знаете ли. Подозреваю, что он более чем наполовину безумен, и дело тут не только в выпивке.

– Какой стыд.

Он улыбнулся.

– Послушайте, миссис Осгуд, вы же умная женщина. Ваш сборник детских историй имел какой-никакой успех. Моим малышам, к примеру, нравится «Кот в сапогах». Почему бы вам не вернуться к этому?

Настоящая причина – деньги, но я не могу сказать ему об этом. Детские рассказы плохо оплачиваются.

– Я почувствовала, что мне нужно расширить сферу писательских интересов, – сказала я. – Мне о многом хочется сказать. – И это тоже правда. Почему женщина должна писать только детские сказочки?

Он усмехнулся:

– Например, о том, как подобрать по цветам розы для букета или как украсить дом к Рождеству?