Любовь и закон - Лайза Максвелл

Лайза Максвелл

Любовь и закон

Глава первая

Время истекало. Если вскоре чего-нибудь неожиданного не произойдет, отрешенно думал парень, то он сам должен будет что-то предпринять.

Оглянувшись, он, прищурив глаз, внимательно оглядел стоянку грузовиков. Ни одного полицейского не было видно.

Это всего лишь дело времени.

Теперь о его побеге уже знают. Все полицейские страны подняты на ноги. Но на месте преступления его должны искать в последнюю очередь.

Все, кроме него, шефа полиции, проводившего следствие.

Парень холодно и жестоко улыбнулся. Шеф полиции безусловно будет тоже разыскивать его. И именно там, где надо. Ему известно, что он вернется. Шеф вряд ли смог бы объяснить местным или федеральным властям, почему беглец обязательно отправится прямо в свой городок. Но он будет это знать точно. Кто-нибудь из коллег позвонит ему и расскажет о побеге, и в тот же самый миг этот негодяй ощутит страх.

Мужчина опять улыбнулся. Думай обо мне пока ты дышишь, пока ты ходишь по земле… Я хочу, чтобы каждая минута твоей жизни превратилась в ад, каким была моя жизнь последние четыре года. Итак, думай обо мне, мерзкая полицейская ищейка, я уже здесь, я пришел за тобой…

Но сейчас надо выкинуть из башки эти мысли. Не время. Месть — в будущем, сначала надо подобраться поближе к месту. Не обязательно прямо в городок. Все-таки слишком рискованно. Но куда-нибудь поближе. Куда-нибудь, где он сможет скрыться и все обдумать. Чистая случайность помогла ему добраться сюда, но он слишком хорошо понимал, что удача может ускользнуть от него.

Беглец перебросил украденную им кожаную куртку через плечо и вновь оглядел стоянку, пытаясь оставаться внешне безучастным. Не было ничего необычного в том, что хитчхайкер — любитель попутешествовать, пользующийся попутным транспортом, — слонялся возле стоянки, выбирая себе средство передвижения, однако тревога не покидала его. Шанс попасть в тюрьму был равен шансу оказаться убитым на месте. И безумно трудно оставаться внешне безучастным и не вызывать подозрений, когда каждый удар сердца мог стать последним.

Два больших грузовика были припаркованы в дальнем углу стоянки, несколько автомашин стояли у ресторана, но ни одна по разным причинам не подходила ему. Кроме, может быть, голубого фургона.

Глубоко задумавшись, он оглядел фургон. Машина, видимо, направлялась на север и после заправки остановилась у ресторана. Но ею внимание привлекало не только направление движения машины, но и плакат, прикрепленный к его задней дверце: «Фрэнка Веймаута — в мэры».

Фрэнк Веймаут был мэром. Мэром Уайт Попларса. Это значит, что привлекательная блондинка за рулем жила как раз там, куда беглец и направлялся.

Она все еще сидела в машине, одетая в джинсы и мешковатый вязаный пуловер, волосы падали на плечи, кожа светилась здоровьем. Он бы обратил на нее внимание в любом случае. Даже если бы не провел несколько лет в тюрьме…

Парень заставил себя отогнать эту мысль.

Мосс, мрачно сказал он себе, мерзкая ищейка. Он должен думать только о мести. Эта мысль поддерживала его все те долгие четыре года. Он расскажет Моссу и об этом. Расскажет, что не было дня, когда бы он не шептал его имя, не утешал бы себя мыслью о мести. Да, все это он выложит Моссу.

До того, как его убьет.

— Ты сегодня без детей? — Официантка Нора наклонилась над столом и, не спрашивая, налила в чашку Холли горячий дымящийся кофе.

— За ними сегодня присматривает моя сестра, — улыбнулась Холли, поворачивая голову и заглядывая в меню. — Я уехала на весь день. Поэтому сейчас Триша на моей ферме со своими близнецами — и теперь под одной крышей четверо детей моложе десяти лет! — Холли рассмеялась. — Я с ужасом думаю, что меня ожидает! В последний раз, когда ей пришлось за ними присматривать, они приклеили ее к кухонному стулу. Нам пришлось разрезать джинсы, чтобы освободить Тришу.

Нора улыбнулась:

— Эти двое твоих детишек напоминали ангелочков, когда ты приводила их сюда. Особенно маленькая Элизабет со своими огромными голубыми глазами. Сколько ей сейчас?

— Всего четыре, но, можно сказать, и все сорок. Сейчас ее зовут Лизбет. Она решила, раз мы называем мою сестру Триша, вместо Патриции, одну из двойняшек — Бекка, вместо Ребекки, то и она будет — Лизбет.

Нора вытерла мокрой тряпкой стол и положила салфетку и чистый прибор перед Холли.

— Ты ездила на ярмарку в Биг Пайн?

Холли кивнула и сделала глоток кофе.

— Я отвозила несколько коробок со старой посудой и кое-что из мебели, которую привела в порядок зимой. Поэтому я и выехала так рано, чтобы устроить на ярмарке свой прилавок.

— Начинается туристский сезон. Бизнес должен оживиться.

— Ты не представляешь себе, что покупают люди! — усмехнулась Холли. — Но вот в чем дело — я истратила почти все, что выручила. Я пытаюсь убедить себя, что делаю деньги, но меня не покидает ощущение: стоит подсчитать мои доходы и расходы, они будут примерно одинаковы.

— Моя мама тоже… Она покупает всякие бутылочки, баночки десятками! Можно подумать, что они из золота — так она ими увлечена. Отец думает, что она сходит с ума, и, знаешь, у меня тоже возникает такое впечатление. Тебе как обычно или сегодня принести что-нибудь другое?

— Как обычно, — ответила с улыбкой Холли, — я, конечно, начисто лишена воображения.

Нора пожала плечами.

— Воображением вовсе не нужно гордиться. Возьми моего последнего мужа. У него было хорошее воображение. Он воображал, что я собираюсь его содержать, а он будет просто сидеть смотреть телевизор и пить пиво.

Холли расхохоталась.

— Это был твой третий или четвертый муж?

— Четвертый. — Нора весело ухмыльнулась: — Думаю, что и последний. На какое-то время. — Она оценивающе посмотрела на собеседницу. — А ты как? Уже нашла себе номер два?

Улыбаясь, Холли покачала головой.

— Немного охотников на вдову с двумя детьми, Нора. Надо принимать во внимание и Дэнни с Лизбет. Они привыкли, что я принадлежу только им. Наверное, трудно будет включить мужчину в нашу компанию.

— Дети быстро приспосабливаются, — заметила Нора. — Ведь Дэнни уже девять, не так ли? Как раз то время, чтобы в вашей жизни появился мужчина. Кроме того… Ты слишком молода и красива, чтобы обрекать себя на одиночество. — Не ожидая ответа, она подмигнула Холли и ушла.

Одиночество. Холли опять улыбнулась. Эти слова напомнили ей об увещеваниях отца: «Холли, ради Бога, уже прошло три года, как убили Рика. Я знаю, что ты все еще горюешь, но это странно, что ты заперлась с детьми на ферме, проводишь целые дни, не разговаривая ни с кем старше девяти лет. Кажется, что ты, девочка, отказалась от жизни. Как будто ты спряталась и отгородилась от всего мира».