Последняя песнь соловья - Вячеслав Ястребинский

Последняя песнь соловья

Вячеслав Ястребинский

Когда загорается небо, а в воздухе запах дождя,

ты просто постой и послушай последнюю песнь соловья.

© Вячеслав Ястребинский, 2016

ISBN 978-5-4483-0484-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Утро. Солнце только начинало подниматься. Над рекой стоял белой дымкой легкий туман. Словно пар. Ветер покачивал пышные желтоватые перья камыша, тихонько шурша ими. Вдали на холме виднелся лес. В реке плеснулась крупная рыба, оставив после себя круги на поверхности. Потревожила тишину и монотонное течение полноводной прозрачной воды. Тут же скрылась, ушла обратно на дно. Пробудились стрекозы. Стряхнув со своих крыльев капельки росы, распрямили их и полетели встречать новый день. В молодой зеленой траве сплел узорчатую паутину паук. За ночь в нее успело попасться несколько особенно упитанных мошек. Теперь же паук неспешно полз к ним по нитям, радостно передвигая мохнатыми конечностями. Мир просыпался. День начинался.

Солнце поднималось выше. По небу плыли одинокие облака. Небольшие. Как белые мягкие подушки на простыне лазурного цвета. На востоке небеса искрились красным. Лучи показались и коснулись речной воды, заблестев в ней ярко-желтыми бликами. День обещал быть жарким.

В тишине летнего утра по заасфальтированной дороге можно было услышать шаги. Они довольно громко отдавались эхом под зданием на дамбе. Строение то имело бирюзовый цвет. Чуть бледноватый. Кое-где от старости краска стала осыпаться; и если подойти вплотную к стене, остановиться, прислушаться, то можно услышать, как она падает и разбивается о землю. Как раз в том месте, где лежит собака-сторож. Вот только она уже стара и ей не до шагов, не до осыпающейся краски. Она спит, еле заметно подергивая ухом. И снятся ей сны минувших дней.

Шаги все еще слышны, только вот уже не так громко. Под самой крышей здания свили свои гнезда ласточки. Их там много. Выбираясь из своих домов, кружат вокруг дамбы и ловят мошкару. А на темном стекле возле лестницы видна трещина, наблюдающая за всем происходящем. Словно глаз. Большой глаз, взирающий в самую суть всех истин. Только никогда он не расскажет, что видел сегодня здесь и сейчас.

Вода шумит и пенится внизу. Река проходит через дамбу, попадая в резервуар, а затем вырывается наружу с другого конца небольшим водопадом. Шумит вода и злится, потому что потревожили ее медленное сонное течение. Она падает вниз в полукруг из бетонных плит. А затем вновь продолжает свое движение вдаль, мимо высоких деревьев. Ветвится, протекая рядом с домами. И так она течет, устремившись вперед далеко за горизонт.

Невысокие перилла находятся вдоль всей дамбы. Рядом с ними весит знак, что плавание и прыжки в воду запрещены, опасно для жизни. Какого цвета были когда-то перилла, сказать трудно. Краска на них давно уж вся слетела вниз в воду. Быть может, растворилась или покоится теперь на самом дне. Только один цвет можно наблюдать на холодном металле в данный момент. Он сверкает в лучах солнца подобно алому цветку. Будто какая-то дикая роза или что-то похожее. А под ним на земле вырастает новый цветок. И звук, раздающийся тихо-тихо, – кап-кап-кап. Кровь капля за каплей падает на землю с перилл. Растекается, смешивается с пылью, темнеет. Там же лежат осколки зеленого стекла, когда-то являющиеся бутылкой. В них лучи резвятся и лучатся ярким-ярким светом, заставляя обычные осколки стекла стать на миг фантастическими драгоценными камнями.

Последняя капля крови падет вниз. Кап. И вновь тишина. Только вода шумит внизу.

Из пены в темной воде появляется инородный предмет. Это не рыба. Что-то гораздо крупнее. Что-то большое и неподвижное.

Собака гавкает во сне и пробуждается. Она уже успела забыть о том, что недавно видела. Что лаяла на кого-то, а услышав громкий звук, заскулила и, поджав хвост, забежала под лестницу. Ее жизнь вновь шла своим чередом. Она попыталась поймать назойливую муху, но попытка не увенчалась успехом. Солнце стало пригревать. Ей пришлось подняться и напрячь старые кости. Перебралась в тень, чтобы придаться сну. Никто ей больше не мешал, ничто ее не отвлекало. Разве что блохи, но и о них можно было позабыть, если очень захотеть. А ей и хотелось. Только спать и видеть сны. Сны старой, уставшей от жизни собаки.

Ласточки то стрелами пролетали у самой воды, то поднимались в голубую высь. Все жило, все оживало с теплом солнца. За полем по железной дороге стучал проезжающий поезд. Он, словно гигантская змея, растянулся множеством вагонов. Ту-тух-ту-тух, – тихое эхо тревожило безмятежность раннего утра. Хотя, скорее гармонично вписывалось в него.

Руки неподвижно замерли у поверхности. На них были видны порезы. Голова скрыта в воде. Белая майка намокла и была теперь грязного серого цвета. Из пробитой головы сочилась кровь, тут же растворяясь в реке. Рядом мелькали стайками рыбы. Мертвое безвольное тело прибило к бетонным столбам. Там оно замерло ненадолго, а затем продолжило свое движение манимое течением полноводной реки. Его когда-нибудь прибьет к берегу. К пляжу за деревней или же в заболоченный приток, где его никто и никогда не найдет. А может быть последним пристанищем для него станет колышущийся на ветру камыш, где так громко квакают лягушки. Все может быть.

Шаги уже не слышны. Они далеко от дамбы на песчаной тропе. Там шелестит листва орешника. Пытается подняться на широкие листья лопуха виноградная улитка, то и дело, срываясь и падая вниз. Меж стволов и камней по сухим веткам пробегает в поисках еды ежик, задевая крапиву. Сопит и похрюкивает. Но никто не слышит его и не видит. На холме, где край города, золотится куполами храм. Колокола приходят в движение. Звенят, разливаясь музыкой над лесом и полем, над рекой, устремляясь в небо. В чьем-то дворе надрывает горло молодой петух. Ему отзываются собаки. В окнах появляются проснувшиеся люди. Маленькие домики сменяются многоэтажками. Между ними проносятся первые машины по переплетениям дорог. Белый пар валит из огромной трубы. Город просыпается.

И в воздухе стоял сладкий весенний запах цветов и трав. Преобладала легкость над тягучим напряжением. Ничто не тревожило более тишину природы и города. День начинался. Утро играло всеми красками. Тепло разбавлялось чуть прохладным ветерком. Мир жил, как всегда это было. И все шло своим чередом.

Глава первая. Майский цветок

Электричка остановилась, и я покинула душный вагон. Это была незнакомая станция без каких-либо опознавательных знаков. Электричка тем временем тяжело вздохнула и продолжила свой путь, стуча по металлу блестящих рельс. Солнце было высоко и довольно жарко пригревало. Я сняла с плеч рюкзак и огляделась вокруг.

Поезд стучал, убегая прочь от меня за горизонт. Он был все еще виден и едва слышен. Помимо меня на этой станции никто больше не вышел. Да и в моем вагоне, как и в других, почти никого и не было. Вокруг была тишина. Разве что птицы пели на соседних деревьях, да в высокой траве стрекотали кузнечики и другие насекомые. Я сделала несколько шагов вперед и села на одну единственную лавочку. Она была ржавая. Две сохранившиеся доски на ней уже сбросили с себя весь цвет. Под ней из асфальта пробились одуванчики. Они светили из бледной тени, как два маленьких солнца в обрамлении зеленых листьев. И вокруг стоял сладкий запах первого месяца лета.

Я пока не имела ни малейшего понятия, что делать дальше и где поблизости имеется населенный пункт. Передо мной железная дорога, позади старенький дом, а за ним распростерлось широкое поле.

У меня не было никакого желания останавливаться здесь и ждать, когда вновь приедет какой-нибудь поезд. После того, как уехала моя электричка, уже прошло много времени, но ни одного поезда больше не показалось. Посмотрела направо – уходящие вдаль раскаленные рельсы. Налево – аналогично. Ни стука колес где-то вдалеке, ни намека. Посмотрела на часы, уже вечерело. Было почти шесть. А это означало, что если (скорее всего) никакой поезд здесь не остановится, мне придется ночевать на этой самой лавке под открытым небом в надежде на лучшее. Нет уж, увольте! Нужно было действовать.

Я поднялась. Взяла рюкзак и накинула его обратно на плечи. Поправила солнцезащитные очки и кепку. По кедам карабкались муравьи. Стряхнула их и зашагала в сторону единственного на всю округу дома.

За темными стеклами висели старенькие шторы. Постучала. Стала ждать. Посмотрела вверх на проплывающее облако, рядом с которым пролетела большая черная птица. Тополя возле дома легонько покачивали своими верхушками, шелестя зеленой листвой. Я снова постучала, но так никто ко мне и не вышел. Прислонилась к стеклу и стала всматриваться. Дома, по всей видимости, никого не было. Сквозь стекло я разглядела телевизор, диван, двери, ведущие в другие комнаты. На подоконнике стояли цветы. Герань. Еще раз постучала, но уже без надежды на то, что мне откроют. И пошла вдоль дома к забору. В деревянном заборе была дверь. Подергала за ручку – закрыто.