Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа - Илья Стефанов

Золотой ларец

Повесть рыбака Маруфа

Илья Стефанов

КНИГА ПУСТЬ НЕ ПОПАДАЕТ В РУКИ

НИ ДЕТЕЙ, НИ СПЛЕТНИЦ, НИ ГЛУПЦОВ

© Илья Стефанов, 2017

ISBN 978-5-4483-6506-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступительное слово

ЗОЛОТОЙ ЛАРЕЦ (Поветь рыбака Маруфа) представляет собой переложение части рассказов «КНИГИ ТЫСЯЧИ И ОДНОЙ НОЧИ» в стихи. Такой жанр средневековая арабская критика называла «акд» (по системе заимствований аль-Казвани). Стремясь сделать перевод как можно ближе к языку «КНИГИ…», я допускал дословное использование текста (приём «тадмин»). Сюжетные линии рассказов «КНИГИ…» я позволял себе несколько видоизменять.

Приступая к работе над «Повестью…», я ставил перед собой задачу собрать наиболее красочные по языку места знаменитого сказания. Я подумал также, что, несмотря на разнообразие тем, все рассказы могут естественно объединяться вокруг одного главного героя.

После названия каждого рассказа я указываю место «КНИГИ…», которое было переложено в стихи (номер тома восьмитомного перевода М. Салье и страницы). В качестве эпиграфов использованы отдельные фразы или стихи «КНИГИ…». Из неё же взяты почти все пояснительные сноски в тексте «Повести…». (В противном случае они отмечены словом – Автор).

После любящих слово АРАБОВ

И замечательного переводчика М. А. САЛЬЕ

Прославляет ИХ ТРУД

Удачливый в рифмах Илья СТЕФАНОВ

Слово о Повести Маруфа

Предисловие

VII, 5—12

Если бы душа моя была в моих руках,

и я отдал бы её тебе за эту повесть,

моё сердце на это бы согласилось.

Царь царей, властитель Хорасана,Чтил среди придворных мудрецовЗнатоков Хадиса1 и Корана,А средь слуг – рассказчиков-чтецов.

Он любил старинные преданьяО царях и витязях лихих,И рассказы, повести, сказаньяО делах великих и простых.

Каждый, у кого рассказ был строен,В душу проникал, тоску леча,Похвалой был царской удостоенИ халатом с царского плеча.

Если ж выходил рассказ прекрасным,Царь дарил подарок дорогой:Тысячу динаров хорасанскихИ коня в исправе золотой!

Лучшими рассказами в те годыБыли те, что сочинил Синдбад:Книга приключений Морехода —Словно волшебства цветущий сад!

В ней, однако, правды маловато,А придумке-вымыслу – простор.Где Синдбад найти мог столько злата,Никому не ясно до сих пор.

Но дошла до царственного уха,Завладев державной головой,Весть о чудной повести Маруфа,Сухопутным звался он молвой.

Говорили, что его рассказы —Как из моря мудрости улов.Говорили, что тесны там связиПравды жизни с краской звучных слов.

Повесть ту читают не от скуки.В ней – предупрежденье для чтецов:Книга пусть не попадает в рукиНи детей, ни сплетниц, ни глупцов.

Царь вскричал: «Найти мне повесть эту,Записать, доставить в Хорасан!»И, два года рыская по свету,Разыскал её купец Хасан.

Царь назвал ту повесть сущим кладом,А другие слушать не хотел!Он купца осыпал чистым златомИ в одежды царские одел.

Дал коня. На нём была исправаВ злате вся, от стремя до удил.Землю дал с селеньями и справаОт себя Хасана посадил!

Клад волшебный, утешенье в слове,Царь велел в златом ларце замкнуть.И с тех пор он слушал чудо-повестьВсякий раз, когда стеснялась грудь.

Слово о Маруфе

Вступление

V, 263—268

Шёл по городу Багдаду человекС ношей дров на поседевшей голове.

По тому, что он имел худую плоть,Видно было, позабыл о нём Господь.

Гнёт-усталость и густой полдневный знойМир пред взором застилали пеленой.

Наш носильщик от таких злых дел размяк,И в печали рассуждал примерно так:

«Неужели служит наша голова,Чтоб носить на ней то пищу, то дрова?

Хорошо, конечно, что под ношей тень,Но в такой тени не сладко в жаркий день!

А сегодня над Багдадом злющий зной,На песок нельзя ступить босой ногой!

Я в жару под тяжким грузом изнемог,Стал неверным шаг свинцом налитых ног.

Всё! Нет мочи! Отдохну. Да, решено!Здесь как раз полито и подметено,

Воздух ровный – сам стремится влиться в рот.И скамья зовёт на отдых у ворот!

Где ты, молодость, и где былая стать?Нет, мне надо отдохнуть и подышать.

Ах, блаженство – шевелить ступнями ног,Ощущая телом нежный ветерок!

Да к тому же здесь и музыка слышна.О мой Бог, какая звучная струна!

И слышны под лютню звуки голосовВ чтеньи, пеньи ли чарующих стихов.

А стихам (о, что творит кудесник чтец!)Вторят птицы (научил их петь Творец!).

Ох ты, господи! да что ж за праздник там?Подойду немного ближе к воротам.

Сад – из лучших, из ухоженных садов,Между зеленью – зеркальный блеск прудов.

А из окон, с ароматом сада слит,Запах кушаний дурманит и манит!

О мой Бог, наш Господин, творец всего!Наделяешь Ты без счёта одного,

А другого – он хоть лоб себе разбей! —Оставляешь Ты без милости своей!

Как же так? В грехах своих, о славный мой,Я раскаивался сразу пред Тобой.

Правда, я сопротивлялся злой судьбе,Но ведь я и не выигрывал в борьбе!

Я не лезу своевольно в Твой чертог,Властен Ты во всякой вещи, о мой Бог.

Потрудился Ты! Одних обогатил,А других забыл – на всех не стало сил!

Тех возвысил – ну и что? Ты так хотел,А других унизил – много сделал дел!

Ты велик, Творец, и власть Твоя сильна.Власть же делать, что ей хочется, вольна!

Ты судил жить в счастье-радости одним,В унижении-усталости – другим.

На земле, о сколько их, других, живётПод палящим солнцем дня во мгле забот!

Я и сам – о годы-бремя, жизнь-беда! —Так живу, клонясь под тяжестью труда.

Давит сердце ноша тяжкая моя,А другой так не трудился даже дня!

В наслажденьях и веселье он живёт,И во славе, и довольстве ест и пьёт.

Правда, странно, что из капли мы одной,И подобны, и равны мы меж собой,

Только есть у нас различие, оноРазнит строго нас, как уксус и вино.

Но поверь, мой Бог, всегда я говорил:Мудрый Ты и справедливо поступил!»

Над Багдадом, между тем, спустилась ночь,И носильщик уходить собрался прочь.

Но старик-слуга вдруг вышел из ворот.Он сказал: «Мой господин тебя зовёт».

И носильщик, поразмыслив только миг,Сделал то, о чём просил его старик.

Ношу бросив и вздохнув разок-другой,Он пошёл, сопровождаемый слугой.

Дом приветливостью встретил от дверей,И, казалось, он был создан для гостей.

Всё там было, чтоб мир-отдых ощущать,И на всём была достоинства печать.

Наш носильщик проведён был в светлый зал,Где гостей блестящий круг пестрел-сиял.

Зал просторен был, красив – предел мечты!Меж колоннами кругом ковры, цветы,

А на скатертях стояло для гостейМного кушаний роскошных и сластей.

И стояли там среди букетов розЧудо-вина из отборных красных лоз.

Всё там было, что бывает на пирах,А средь всех сидел хозяин на коврах.

Он в годах был, но спина была ровна,Щёк его едва коснулась седина.

Он красив был, как влюбившийся узрит2,И имел как царь величественный вид.

Наш носильщик древним кратким словом «Мир»Поприветствовал собравшихся на пир.

А хозяин попросил его присестьИ велел подать ему попить-поесть.

Наш носильщик съел цыплёнка, съел хурму,Выпил что-то, и вернулся дух к нему.

Тут хозяин молвил: «Брось стесненья плен!День прихода твоего благословен.

Кто ты, ставший провидения послом,И скажи, каким ты занят ремеслом?»

«Я Маруф. Я здесь носильщиком служу.Я за плату с рынка тяжести ношу».

А хозяин возразил: «А я Синдбад.Я про жизнь твою услышать был бы рад.

Ты красиво говорил там, у ворот.Но не жил я без труда. Наоборот!

Я семь раз прошёл края заморских стран,Умирал от горя, ужаса и ран.

Но предписанное всё свершится в срок.И не стоит нам роптать, судьба ведь – Бог!

Да, Маруф, я рос в богатстве. Мой отецЗнатный был и уважаемый купец.

Путь окончив, предначертанный судьбой,Много злата он оставил за собой.

Годы шли. Я беззаботно, сладко жил,Ни свой ум не напрягал, ни струны жил,

Разъезжал по чудным, сказочным краямИ пиры давал знакомым и друзьям.

Но однажды я, очнувшись, увидал,Что ушёл, исчез, пропал мой капитал!

Не укрылся я от паники огня,Ведь исчезло всё, что было у меня!

И навеки б стал беззвучен мой карман,Но помог – мир с ним! – великий Сулейман3.

Помогли мне мысли чудо-мудреца.Я впервые их услышал от отца.

Вот слова, мудрей которых в мире нет,В них и предостереженье, и совет:

«Есть три вещи, те, что лучше трёх других.Знай: день смерти лучше жизни дней пустых.

Лучше пёс живой, чем мёртвый царь зверей,И могила лучше бедности – ей-ей!»

(Я уверился, объехав много стран, —Трижды прав был сын Дауда, Сулейман!)

Понял я: грозит мне бедности беда,Коль и дальше буду жить я без труда.

Труд – ограда нам от всех житейских бед.Не сказать об этом лучше, чем поэт:

«Лишь трудом достигнуть можно гор высот.Кто стремится вверх, не спит ночами тот.

Чтоб собрать жемчужин горсточку одну,Утомляются нырять к морскому дну».

Я ходил купцом за море каждый год,И за то меня прозвали «Мореход».

О Маруф, ты не из тех, кто глуп-ленив.Ты трудом и утомленьем, видно, жив.

Хорошо ты говорил там, у ворот!Складный слог тебе – от Господа щедрот.

В доме этом в вечеров спокойный часЛюбим мы послушать чей-нибудь рассказ.

О Маруф! Поведай нам свой путь борьбыЗа достоинство в превратностях судьбы».

«Да, мне есть, что рассказать, – сказал Маруф, —В разных землях я испытывал свой дух.

Я родился близ Каира, у реки.И отец, и дед мой были рыбаки.

Проявляя норов, ловкость в деле том,Они часто приносили рыбу в дом.

Только трудно рыбаку разбогатеть!Умерев, отец оставил мне лишь сеть.

Я усердно дело правил, сеть кидал,Но удачи в рыбной ловле не видал:

То ли дело было в горе-рыбаке,То ли рыбы поубавилось в реке.

Я тогда уже два года был женат,Но жене, злодейке-ведьме, был не рад.

Я увидел, что черна моя стезя,Что беднее и несчастней жить нельзя.

Только прежде, чем дать Господу ответ,Я решил узнать получше белый свет.

Посетил я – Бог свидетель – много стран.Перенёс – не счесть числа! – душевных ран.

Много в жизни я загадок разгадал.Счастлив был, но чаще бедствовал, страдал.

О себе предстать с рассказом, о Синдбад,Пред вниманьем добрых лиц я буду рад.

Только вижу я, устали господа,Утомила их беседа и еда».

Но хозяин возразил: «Начни сейчас,А в другие дни порадуй снова нас».

И Маруф стал сказы сказывать в стихахУ Синдбада на беседах-вечерах.

Сказы те и про добро, и про порок.Всё в них – правда, истый жизненный урок!

Было так! А лучше знает лишь сам Бог.

КНИГА