Господин горных дорог - Дарья Иорданская

Иорданская Дарья Алексеевна

Господин горных дорог

   По дороге сна - мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,

   Что нам до того, как живет земля?

   Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,

   А я не найду себе короля.

   Хелависа

1. Чужак

   Ты чужой, ты другой, ты не мой, не любый.

   Но подожди, за окном идут дожди, не ходи, не думай.

   Хелависа

   Была середина месяца хветродуя-младшого*, который горожане называют октябрином. Не середина даже, а почти начало - день святого Нонуса, защитника путешествующих. Именно поэтому жители Загоржи - маленькой горной деревушки - открыли ворота и впустили путника. Юноша был оборван, промок насквозь под проливным дождем, почти неспособен был связно говорить от усталости, но тем не менее крепко прижимал к себе какой-то завернутый в мешковину инструмент, похожий на шатту. Чужаков в Загорже не любили, но святого Нонуса лишний раз гневить не хотели, так что привели мальчишку в покосившийся домик деревенской ведьмы. Старуху Летцу в деревне побаивались, ее молчаливая и мрачная внучка Кела и вовсе была бесовским отродьем, но кто лучше бесов знает, что делать с чужаком?

   Юношу положили на стол в горнице и низко поклонились, взглядами умоляя ведьму взять на себя заботу о путнике. Кто-то из крестьян догадался послать сына домой за кувшином масла, баклажкой молодого вина и полукружьем сыра. При виде подношения старуха смилостивилась и скупым кивком позволила оставить чужака у нее. Едва крестьяне удалились, Летца первым делом сунула нос в кувшин и флягу. Масло ее удовлетворило, а вино она обозвала кислятиной. Только потом при помощи внучки ведьма занялась бесчувственным путником.

   Он был совсем юн и чересчур, кажется, изнежен. Кожа была гладкой, как у девушки, а руки никогда не знали холодной воды, ветра и работы. Кела, занявшаяся по молчаливому приказу бабки смешиванием лекарства, разглядывала путника со смесью стыда и зависти. А еще - с досадой, потому что чужак был красив, особенно в сравнении с любым из деревенских. Засмотревшись на постепенно открывающееся ее глазам мужское тело, Кела почти забыла про снадобье.

   - Кончай глазеть, бесстыдница! - Летца потянулась за своей суковатой клюкой. - Ой, получишь у меня, девка!

   Кела потупилась и принялась растирать в ступке травы с удвоенной силой, подгоняемая ворчанием старухи.

   - Пользы от тебя никакой. Если бы тебя, как мать твою, хворь взяла, лучше б было!

   Кела, много лет молча сносившая такие замечания, только вздохнула. Лекарство было готово, осталось только вскипятить порошок в воде. Пока она, отвернувшись к печи, помешивала варево, старая ведьма ловко переодела чужака в длинную грубо тканую рубаху и принялась смачивать ему виски и запястья пахучей жидкостью.

   - К завтрему очнется, - важно сказала Летца, сощурясь оглядев бесчувственного путника. - Иди спать, Кела, дальше я сама.

   Девушка привыкла к тому, что бабка выгоняет ее, собираясь колдовать. Старуха придумывала самые фантастичные доводы, но Кела подозревала, что Летца просто боится. Колдовство на самом деле было весьма невзрачным и прозаичным, и Кела вполне могла растрепать об этом в деревне.

   Несмотря на ветхость, дом ведьмы был с довольно высокой надстройкой-чердаком, где у трубы на тюфяке спала Кела. Так она могла не мозолить лишний раз глаза бабке. На чердаке было темно, свет проникал только через щели в крыше. Наощупь разыскав лампу, Кела запалила ее и опустилась на тюфяк. Обычно она читала перед сном что-нибудь из душеспасительных книг, данных отцом Афонием, но сейчас так устала, что сил хватило только раздеться. И Кела уснула, как убитая.

   Чужак пришел в себя к полудню; Кела уже успела переделать все дела по дому и приготовить обед. Едва открыв глаза - васильково-синие - юноша повел носом и скривился.

   - Где я? - спросил он слабым, но все равно неприятно надменным голосом.

   - Это Загоржа, - с вежливой улыбкой ответила Кела. - Наши мужики нашли вас у самой деревни и принесли сюда.

   - Воды.

   Кела подошла к лавке с ковшиком. Сделав глоток, чужак брезгливо отер губы и сел.

   - У вас вся деревня такая? Как хлев?

   Кела вспыхнула, стукнула ковшиком об стол, расплескав воду, и отошла, громко топая, к печи.

   Чужака звали Григором, и он шел из Усмахтского княжеского университета домой, в город Ланг, расположенный по другую сторону гор. Вернее - ехал, но лошадь его задрали волки еще на перевале, а Григор спасся только чудом и сумел дойти до Загоржи. Деревенские сторонились его, тем более, что день Св. Нонуса прошел. Только отец Афоний заговаривал с чужаком, но так священник все время пытался безуспешно показать прихожанам добрый пример. Григор в свою очередь смотрел на крестьян с холодным презрением.

   Оправлялся он быстро, и уже в седмицу* был готов отправляться в Ланг. С утра пораньше Григор заявился в дом старосты с требованием дать провожатого через горы. Божка был человеком мягким до трусливости, но наглости не терпел. Да и горожан особенно не жаловал. Так что староста изобразил почти правдоподобное сожаление.

   - Поздно, сударик. До Нонуса-Ветрянника еще через горы ходят, а позже - нельзя никак. Сам Господин горных дорог* выходит и всю зиму по горам путешествует. Нельзя выходить. Я своих людей на откуп Господину не дам.

   - Что еще за глупые суеверия?! - разозлился Григор.

   Тем же вечером озабоченный староста посетил старуху Летцу, прихватив преличествующую случаю четвертину мясного пирога и кринку со сметаной. Ведьма молча указала Божке на лавку, сунула сметану в ледник и неторопливо раскурила трубку-носогрейку.

   - Ты хочешь знать, что нам делать с чужаком, - утвердила она.

   Божка кивнул.

   Старуха вытащила из покрытого закопченной росписью сундука мешочек и высыпала на стол бабки. Их было множество - самых разных форм и размеров, украшенных насечками и полустертыми рисунками. Набрав бабок в две полные горсти, Летца забормотала что-то, потом трижды плюнула и разжала пальцы. Оглядела получившийся рисунок.

   - Сделай, как восемнадцать лет назад, староста, - сказала ведьма, закончив читать. Давно пора нам получить заступника в горах.

   - И на ком я его, по-твоему, женю, старая? - насторожился Божка.

   Летца ухмыльнулась.