Домик на окраине. Зайнаб-биби - Фазлиддин Мухаммадиев
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Домик на окраине. Зайнаб-биби
- Автор: Фазлиддин Мухаммадиев
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фазлиддин Мухаммадиев
Домик на окраине. Зайнаб-биби
повести (перевод с таджикского)
Домик на окраине
Наконец-то удалось найти подходящее жилье. Дом дедушки Зиё отыскала, конечно, моя жена Ойша. Правда, и мне не раз попадались неплохие квартиры, но, увы, все, что предлагал я, всегда приходилось не по вкусу моей половине.
— Во дворе у дедушки Зиё и сад и цветник. А главное, совсем близко ручей, — перечисляла она достоинства новой квартиры. — Знаешь, как это важно для стирки! Да, впрочем, разве мужчины знают, что такое стирка и сколько она доставляет мучений?!
Я мог бы напомнить моей забывчивой подруге, сколько воды перетаскал я, когда мы жили на окраине Душанбе. Бывало, по выходным с утра до вечера носил на коромысле воду. Но лучше промолчать…
— Пусть ребенок дышит свежим воздухом, — продолжала Ойша. — Неужели тебе безразлично здоровье собственного сына? Ну, что же ты молчишь? Отвечай же!
— Ты совершенно права, дорогая. Все, что я находил, никуда не годилось. А у дедушки Зиё рай земной, — отозвался я, понимая, что спорить бесполезно.
Попробовал бы я сказать, что от дома дедушки Зиё до школы, где я работаю, больше четырех километров и автобусы по этой дороге не ходят. Да и ей самой надоест каждый день ходить по камням на своих тоненьких, как карандашики, каблучках. Ведь до аптеки, где работает Ойша, больше получаса ходьбы. А ясли, куда мы носим сына, совсем в другой стороне. Но попробуй скажи… Моя супруга в ответ прочтет обстоятельную лекцию о пользе ежедневных прогулок на свежем воздухе или попросту высмеет: «Эх ты, не успел созреть, как в сушеный урюк превратился, лишнего шага боишься». И все равно настоит на своем.
Дело в том, что Ойша не сторонница семейной демократии. Она предпочитает, чтобы власть была сосредоточена в одних руках. Лучше, если в ее собственных. Уже месяца через два-три после свадьбы я довольствовался лишь совещательным голосом. В руки моей дорогой половины перешло не только все наше небольшое хозяйство, но и все дела вплоть до вопросов, касающихся моей работы. И произошло это так мягко, так постепенно, что я даже не заметил, как это случилось.
Конечно, вы можете подумать: «Эх, брат, сам ты, видно, хорош. А теперь нечего сор из избы выносить». Ну что ж, если вы действительно так думаете, могу только позавидовать. Значит, вам повезло и ваша жена не похожа на мою упрямую Ойшу. Значит, вам не приходится каждый день доказывать, что молоко белое или что яблоки растут на яблоне.
Откровенно говоря, я начал рассказывать эту историю вовсе не потому, что я недоволен своей семейной жизнью. Ведь всем известно, что даже на солнце есть пятна, и вряд ли есть в мире хоть одна семья, где бы уж так все шло гладко — без сучка и задоринки. Нет, я вовсе не собираюсь жаловаться на свою жену. Мне просто в последнее время чертовски надоели переезды с квартиры на квартиру.
Спокойно на новом месте прошла только первая ночь. Вечером мы, усталые после суматохи переезда, разложили кое-как наше небогатое имущество, выпили по пиале чаю и улеглись спать.
Рано утром я проснулся оттого, что кто-то обнимает меня и треплет за волосы.
— Хозяин, пора подниматься. Ну, просыпайся же, дорогой, поздно! — тормошила меня Ойша.
Моя любимая супруга имеет привычку награждать меня самыми удивительными прозвищами: «мой повелитель», «хозяин», «учитель». Когда у меня плохое настроение, они ужасно раздражают и кажутся злыми намеками. Но обычно я отношусь к этому хладнокровно: «Ладно, если это доставляет тебе удовольствие, называй как хочешь».
— Хозяева пригласили нас к завтраку. Неудобно не пойти. Просто стыдно. А ну-ка, быстрей поднимайся! — командовала Ойша.
Выходит, если кто-то вздумал пригласить вас на завтрак, так вы должны прервать сладкий сон, бросить все и бежать сломя голову. Как вам нравится логика моей Ойши? Очень хотелось спросить у моей благоверной: «А почему, собственно, неудобно? Почему стыдно? А разве беспокоить усталого человека не стыдно?»
Но я, конечно, не сделал этой глупости. Все равно убедить мою жену в чем-либо невозможно.
На широкой деревянной суфе под виноградником сидели трое: пожилая женщина и два старика.
Как только я поздоровался и сел, Ойша стала представлять мне хозяев. Она это делала по всем правилам, с дипломатической торжественностью, точно от того, как она познакомит, зависело благополучие каждого из присутствующих.
— Вот это дедушка Зиё — хозяин дома. — Она показала на старшего из присутствующих, старика лет восьмидесяти. — А дядюшка Ахрор и тетушка Икбол живут вон там, — улыбнулась Ойша сидящим рядом мужчине и женщине и показала рукой на глинобитные домики, лепившиеся друг к другу внутри двора от самых ворот до стены соседнего дома. — А Заррина, которая вчера помогала нам перебираться, внучка дядюшки Ахрора и тетушки Икбол. Она сегодня спозаранку ушла в Дом пионеров, — закончила моя всезнающая супруга.
— Очень приятно, очень приятно, — откашлявшись, пробормотал я, мучительно думая, что же еще сказать. — То есть мы очень рады, что переехали сюда… то есть мы, как бы это сказать, теперь ваши соседи…
Черт бы побрал это «то есть»! У меня был приятель, который через каждое слово повторял это несчастное «то есть». Я все время передразнивал его, и вот, пожалуйста… Не зря говорят: «Над другом посмеешься — над собой поплачешь».
— Конечно, — степенно ответил дядюшка Ахрор, — вы рады, и нам хорошо. — Хотя мы люди старые, но сделаем все, что в наших силах, чтобы вам, молодым, не было скучно…
— Ну что вы! Почему скучно?! Для нас беседа со старыми, повидавшими жизнь людьми всегда интересна, всегда полезна.
Так мы сидели и обменивались любезностями. Передо мной стояло блюдо, полное прекрасного винограда «джаус», только что снятого с куста. Я взял кисть и принялся за еду, закусывая сладкие ягоды свежими домашними лепешками.
Напротив меня сидел дедушка Зиё. От снежно-белой бороды и усов, белой летней тюбетейки и такого же белого полотняного халата его смуглое лицо казалось совсем темным. Во рту у дедушки Зиё не осталось зубов, щеки сморщились и ввалились. Удивительными были уши. Огромные, круглые, они смешно оттопыривались и точно поворачивались на голос, как звукоуловители.
Я перевел взгляд на дядюшку Ахрора. С ним я встретился еще вчера вечером, и почему-то тогда он мне показался человеком заносчивым и не очень приятным. Но сегодня он произвел другое впечатление. Правильными чертами лица, аккуратно подстриженной бородкой, мягким и доброжелательным взглядом он больше всего походил на ученого. Когда он зачем-то привстал, стало видно, какой он высокий и статный.
Тетушка Икбол сновала между суфой, на которой мы сидели, и кухней, как челнок. Слово «старуха» совсем к ней не подходило. Глаза у нее молодые, искрящиеся. Она, как и муж, держалась очень бодро, и голос был молодой, звонкий. Замечали ли вы когда-нибудь, как иногда между темными осенними тучами покажется вдруг кусочек чистого синего неба? И хоть покажется он только на мгновение, но как радостно и светло становится сразу на сердце! Вот так же и у нее: когда смеялась или улыбалась, из-под густой сетки мелких морщин на мгновение мелькал отблеск прежней красоты.
Тетушка Икбол принесла в больших пиалах ширчай с плавающими поверху золотыми бликами сливочного масла.
Нить разговора уже давно была в руках у моей половины. Казалось, будто она знает хозяев много лет, чуть не с детства.
— Тетушка Икбол двадцать лет проработала в швейной артели. А дядюшка Ахрор родом из Исфары. А дедушка Зиё получает от колхоза пенсию, — бойко сыпала она. За несколько минут успела выложить биографию каждого из стариков.
Не успели выпить и чайник чаю, как я уже знал, что дедушка Зиё и дядюшка Ахрор с женой, хотя и живут почти одним домом, даже не родственники. Дедушка Зиё из ферганских узбеков. Жена его умерла давно, когда он еще работал в одном из пархарских колхозов. Его отец закрыл глаза уже в этом доме, вскоре после войны. У него один сын — геолог, восемь месяцев в году бродит по горам и ущельям.
У дядюшки Ахрора и тетушки Икбол тоже был сын, он погиб на войне. Четырежды он был ранен, но каждый раз возвращался в строй. Осенью сорок четвертого получил орден и месячный отпуск. Три недели провел дома с родителями и молодой женой, потом снова уехал на фронт и писал письма до самого конца войны. А на второй день после победы — подумать только, какое несчастье! — на второй день после окончания войны погиб. Вскоре от тяжкого недуга умерла невестка, оставив грудного ребенка. Шестнадцатилетняя Заррина, эта милая девушка с не по-детски грустными глазами, единственное, что осталось от них на земле.
Во время этого несколько неуместного, как мне показалось, рассказа Ойши тетушка Икбол перестала крошить в ширчай лепешки и сидела, низко опустив голову. Потом поднялась и пошла к очагу, вытирая глаза уголком платка.