Лабиринты любви - Розмари Роджерс

Розмари Роджерс

Лабиринты любви

Глава 1

Голос певца, чувственно-хрипловатый, с легким акцентом, едва слышно плескался в наушниках, которые Сара упорно не снимала с самого начала полета.

«Besame, besame mucho[1]…»

Девушка, не открывая глаз, слегка поморщилась. Ох уж эти картинные страсти. Только любовных песен ей сейчас не хватает! Да еще на испанском! Слишком уж живо они напоминают об Эдуардо, его печальных черных глазах, умоляюще взиравших на нее.

– Но, tesoro,[2] ведь я хочу жениться на тебе! Почему вдруг твой отец вздумал возражать против этого? К тому же, как тебе известно, у меня самого достаточно денег, так что и это не препятствие, верно? Мы будем жить там, где пожелаешь ты…

Нет, нет, Эдуардо. Бедняга Эдуардо… Ей следовало бы постараться быть честной с ним, а не подыскивать неуклюжие извинения и шаткие предлоги. Отец. Образование. Но как объяснить человеку, что она попросту не выносит его прикосновений? Ну отчего, отчего у него всегда влажные, словно чуть потные руки?

В тихие звуки музыки ворвался резкий голос командира корабля, сообщавшего, что самолет пошел на посадку и через четверть часа приземлится в аэропорту Кеннеди. Каждый, кто хочет послушать переговоры пилотов с диспетчерами полетов, может переключиться на канал…

Сара сбросила наушники и нервно расчесала волосы пальцами. Внимательно рассмотрев лицо в маленьком зеркале, извлеченном из сумочки, она снова состроила гримаску. Дурная привычка, от которой пора избавляться!

– Дорогое дитя, ты просто обязана перестать по каждому поводу корчить рожицы! Ты что, собираешься раньше времени превратиться в старуху? Еще несколько лет, и вся покроешься морщинами! Взгляни на меня…

Конечно, маме легко говорить! Недаром миллионы поклонников во всем мире обожают Мону Чарлз! Судя по тому, как они боготворят своего идола, она вечно останется молодой!

Все утверждают, что Сара похожа на мать. Но почему-то люди никогда не узнавали ее, несмотря на тот же оттенок волос и безупречную кожу.

В неумолимо-безжалостном серебристом стеклышке отражалось слишком бледное, если не считать двух багровых пятнышек на скулах, лицо. Гладкие, прямые, не поддающиеся завивке темно-рыжие пряди, того цвета, который принято называть красное дерево, падали на плечи. Густые, такие же черные, как у Моны, ресницы обрамляли материнские изумрудно-зеленые глаза. Но никому в голову не приходило принимать Сару за Мону Чарлз, и, возможно, виной всему были девически-худенькая фигурка и рост. Что за жалкое зрелище по сравнению со знаменитой кинозвездой! У высокой, статной Моны по крайней мере роскошный бюст, при взгляде на который у мужчин слюнки текут! Даже после четырех браков и пяти родов мать по-прежнему ослепительна!

«А я, – сурово предупредила себя Сара, с досадой захлопнув пудреницу, – скорее всего к тридцати годам стану похожей на печеное яблоко!»

Только благодаря папочке широкой публике почти ничего не было известно об этой дочери, появившейся на свет в результате короткого брака Моны с сэром Эриком Колвиллом. Приходилось признать, что оба совершили глупость, но в тот момент актриса переживала один из тех недолгих периодов, как она выражалась, «стабилизации», во время которых во всеуслышание объявляла, что решила остепениться и бросить все во имя любви и в данном случае английского титула. Идиллия продолжалась чуть больше года, после чего Мона покинула мужа ради актера шекспировского театра, а заодно сочла за лучшее позабыть о дочери и любимой собаке, афганской борзой Голди. Сару передали на попечение няни Стеггс.

Но это вовсе не означало, что Мона не любила девочку! Ее обязательные и довольно регулярные приезды ставили весь дом с ног на голову. Мона заключала Сару в душистые объятия, прижимала к пышной груди и проводила с ней несколько часов в зоопарках. Засыпала дорогими игрушками и знакомила с новыми людьми. Девочка благополучно существовала в этих, совершенно не похожих друг на друга параллельных мирах, пока сэр Эрик не спохватился, не отправил дочь в закрытую школу и строго-настрого не запретил всякое упоминание о ней в прессе.

Но Сару уже успели познакомить со сводной сестрой, Дилайт, которую сама Мона, возводя глаза к небу и вздыхая, неизменно величала «дитя любви».

Дилайт была всего на полтора года моложе Сары, однако той всегда казалось, что жизненного опыта сестры хватило бы на десяток таких, как она. Дилайт успела побывать повсюду, была знакома со множеством знаменитостей и делала все, что в голову взбредет. Такая земная, полная жизни по сравнению с синим чулком Сарой Колвилл! От нее так и исходили возбуждающие токи, нервная энергия. Дилайт принадлежала к абсолютно иному обществу, обществу, снискавшему явное неодобрение отца, но в конце концов Сара уже совершеннолетняя и не обязана спрашивать ни у кого разрешения.

Внизу замелькали огоньки посадочной полосы, и Сара, набрав в грудь побольше воздуха, поудобнее уселась в кресле. Нью-Йорк! Целая неделя в Нью-Йорке вместе с Дилайт, прежде чем Сара отправится в Лос-Анджелес, чтобы начать занятия. Но после каникул с Дилайт никакая аспирантура в Калифорнийском университете[3] не покажется скучной!

– Дорогая! Сара, дорогая!

Сара недоуменно оглядывалась, не узнавая сестру. Только когда та, размахивая руками, прорвалась сквозь терпеливо ожидавшую толпу встречающих, девушка облегченно вздохнула. Господи, прическа в стиле «афро», состоящая из множества мелких завитков, от которой голова казалась огромной, и темные очки в пол-лица!

В их последнюю встречу прямые длинные волосы Дилайт доходили почти до талии, а на лице – никакой косметики, но сегодня губы покрыты ярко-красным блеском, а на щеках – чуть заметный слой румян. Она немного похудела, зато приобрела великолепный загар.

– Привет, сестричка!

Девушки обнялись и громко заговорили, перебивая друг друга, пытаясь поделиться сразу всем, что довелось пережить за три года разлуки.

– В жизни бы не узнала тебя, если бы ты меня не окликнула!

– Посмотри, на кого ты похожа, настоящий книжный червяк! Солнце, солнце и солнце – вот что тебе надо. Ты что, совсем ракетку в руки не берешь?

– Последнее время приходится играть только на закрытых кортах. А ты?

– О, я в порядке! Представляешь, получила роль в кино! Настоящем! Блеск! Правда, крохотную, но все равно просто отпад!

Сара мгновенно вспомнила, что Дилайт, к ужасу мамы, снялась в парочке откровенно непристойных фильмов того сорта, который добропорядочные члены общества относили к разряду порнографических.

«Личная жизнь каждого свята, но на публике…» – негодующе высказалась Мона. Бедняжка! Не слишком-то часто она выступала в роли строгой блюстительницы нравов в отличие от няни Стеггс!