Загадка "Веселого дельфина" - Малкольм Сейвил

Андрей Федорович Конев

Загадка «Веселого дельфина»

Глава I

ПЯТНИЦА: ДЖОН И ПЕННИ

Косые лучи утреннего солнца, проникая сквозь закопченную стеклянную крышу вокзала Чаринг-Кросс, клубы дыма и пара, отражались в серебристых лужицах вокруг книжных киосков и барьеров. Спешащие пассажиры, попадая в полосы света, выглядели актерами на сцене под лучами прожекторов.

У самого выхода на платформу один особенно широкий луч высветил две взъерошенные шевелюры — рыжую и светло-русую. Рыжая принадлежала девочке лет пятнадцати с широко поставленными серыми глазами и вздернутым веснушчатым носом. Ее полное имя было Пенелопа Уоррендер, но все называли ее Пенни. Правда, иногда Джонатан, двоюродный брат Пенни, называл ее Рыжиком, намекая на цвет волос. Сейчас он стоял, глядя на сестру сверху вниз и снисходительно улыбаясь, что неизменно выводило ее из себя.

— Какой же ты болван! Как ты мог забыть билеты? Что же нам теперь делать? — ругала его Пенни. — Не понимаю, как ты можешь после этого вот так стоять и ухмыляться… А купить другие у тебя, конечно, нет денег. Ведь так, Джон, или нет?.. Если бы ты хоть немного соображал, то сейчас пошел бы и попросил помощи у полицейского или еще у кого-нибудь, чтобы они тебе одолжили.

Кузен, закинув рюкзак за плечи, пригладил рукой свою буйную шевелюру. Ему только что исполнилось шестнадцать, и он был на четыре дюйма выше Пенни. И никогда, ни при каких обстоятельствах, Джон не мог выглядеть аккуратным. Казалось, его руки всегда были длиннее рукавов, брюки слишком коротки, а галстук — в случае, если он не забывал его надеть, — всегда отставал от воротника. Стекла очков отчасти скрывали его смышленый взгляд.

— Я разве сказал, что забыл билеты дома? — терпеливо объяснял он. — Я только сказал, что был бы не прочь забыть их, потому что тогда смог бы заняться любимым делом — рассматривать всю эту роскошь: тепловозы, электровозы…

Порывшись в карманах, Джон извлек два зеленых билета, подхватил дорожную сумку Пенни и, перейдя за барьер, встал в очередь на посадку.

— Джон, нам обязательно нужно, чтобы в купе больше никого не было, — говорила Пенни. — Мы не можем начинать такое приключение, если будем не одни. Когда мы найдем пустое купе, я смогу, например, притвориться, что у меня коклюш, а ты будешь предупреждать всех из окна… Пойдем дальше, Джон! Давай скорее. Не понимаю, почему все решили куда-то ехать именно сегодня…

Пенни трещала без умолку, пока Джон не спеша продолжал вышагивать по платформе.

Джон давно привык к манере сестренки говорить быстро, взахлеб, потому что они все каникулы проводили вместе. Родители Пенни сейчас были в Индии, она не видела их уже несколько лет, и миссис Уоррендер, ее тетя, стала ей почти что родной матерью. Пенни боготворила и своего дядю, погибшего в авиационной катастрофе.

Сумка была тяжелой, и Джон на секунду поставил ее, чтобы передохнуть. Тем временем Пенни, ловко увернувшись от тележки со сникерсами и жвачкой, полетела дальше.

Вдруг она крикнула:

— Эй, Джон! Давай сюда, скорее! Я нашла!

Она стояла почти рядом с тепловозом, возбужденно махая руками.

До отхода поезда оставалось всего несколько минут, и тепловоз тихонько шипел. Взгляд Джона был прикован к этой удивительной машине; не глядя, он взялся за ручки сумки и, не заметив спешащего носильщика, нечаянно толкнул его. Извинившись, он удивленно уставился на женщину, чей багаж вез на тележке носильщик. Внешность ее была весьма примечательна: низенькая, очень толстая, с переваливающейся походкой. Ярко-оранжевый шарфик, повязанный с совершенно неподобающим кокетством, украшал ее седоватые, по-мужски подстриженные волосы. Когда она обернулась что-то сказать носильщику, Джон увидел, что дама носит массивные очки в роговой оправе с такими толстыми стеклами, что за ними трудно разглядеть глаза.

— Скорее, приятель, — сказала она носильщику. — Не обращайте внимания на этого юного ротозея. Ему следовало бы смотреть, куда он идет, а не ворон считать. Поторопитесь и найдите для меня место в углу… Да не бросайте сумки, а ставьте аккуратно.

Она развернулась своим внушительным торсом и вперевалку двинулась за носильщиком.

Джон, невольно замедлив шаг, проводил ошарашенным взглядом странную даму в не по возрасту ярком костюме, не замечая, что Пенни уже подпрыгивает от нетерпения и жутко гримасничает — ведь носильщик уже приближался к облюбованному ею купе. Оценив опасность, Джон сделал рывок вперед. До цели еще оставалось ярдов десять, когда Пенни вдруг запрыгнула в вагон и захлопнула дверь. Носильщик поравнялся с ее купе, заглянул внутрь через окно и поставил сумки. Но только он собрался открыть дверь, как Пенни, опустив оконное стекло, высунулась наружу и закатилась в таком ужасающем приступе кашля, что носильщика чуть не сдуло назад, но он сумел устоять и вновь взялся за ручку двери.

Пенни, теперь ярко-пунцовая, отчаянно замотала головой, но, прежде чем она успела что-то сказать, подоспела дама мощного сложения, а следом за ней и Джон.

— Что же вы встали? Давайте-давайте, открывайте дверь! — громогласно распорядилась она. — Это купе меня вполне устроит… Что это с тобой, девочка? Ну-ка, позволь, я пройду.

Пенни страдальчески хватила ртом воздух и опять зашлась в кашле.

— Ох, Джон, наконец-то… Объясни этой леди… Я думаю, мы должны ее предупредить…

— Ну-ка, девушка, посторонись! — сказал носильщик. — Иди прокашляйся в коридор и дай мне поставить вещи этой леди.

Пенни неохотно отошла в сторону, бросая сердитые взгляды на Джона. Носильщик поставил на багажную полку четыре чемодана. Дама, порывшись в большой черной сумке, вознаградила его старания чаевыми, после чего поднялась в вагон и плюхнулась на сиденье напротив Пенни.

— И о чем же это ты должна меня предупредить, милочка? — спросила она.

Ее большая сумка соскользнула с колен на пол.

Пенни под одобрительным взглядом Джона помогла поднять ее и посмотрела на даму широко открытыми невинными глазами.

— Дело в том… что у меня… был коклюш, и мы подумали…

— Ах, коклюш, вот как? Ну, это пустяки. Я тоже болела коклюшем в детстве, так что можешь не волноваться. А ты, мальчик, если собираешься ехать, проходи сюда, не торчи у дверей.

Джон, вспыхнув, протиснулся мимо толстых коленок дамы и забросил свой рюкзак на полку в дальнем углу купе.

— Садись-ка сюда, Джон, — с надеждой в голосе проговорила Пенни.

— Нет уж, спасибо, — упрямо буркнул он. — У меня пока и с этой стороны дел хватит. А ты оставайся там и записывай номера всех тепловозов, какие увидишь. Ты карандаш, который я тебе дал, еще не посеяла? А бумагу?

Пенни посмотрела в окно. Поезд теперь быстро скользил над крышами неприглядных домишек южного Лондона. На минуту их закрыла собой обогнавшая зеленая электричка. Пенни порылась в кармане своей спортивной куртки в поисках карандаша. Подняв глаза, она перехватила на себе изучающий взгляд попутчицы. Пенни не решилась бы утверждать, но ей показалось, что дама ей подмигнула. Точно сказать было невозможно из-за толстых стекол ее очков; в этот момент большой тепловоз прогрохотал мимо с ее стороны. Джон крикнул:

— Успела, Пенни?

— Ой, Джон, мне очень жаль, но нет, не… — начала она.

Неожиданно прервав ее, странная дама назвала номер тепловоза.

— А вот и карандаш, милочка. У меня всегда с собой куча карандашей. — И она, запустив руку в бесформенную черную сумку, извлекла из нее с десяток карандашей.

Джон, стоявший у другого окна, удивленно обернулся:

— Вот это да! Спасибо большое. Как это вы так быстро сумели? Вас тоже интересуют тепловозы?

— Вовсе нет, — последовал ответ. — Но у меня просто глаз такой — сразу все замечаю.

Теперь в ее голосе слышались вполне дружелюбные нотки. Она даже улыбнулась им обоим.

Когда поезд выехал за границы Лондона и помчался по пригородам, она попросила Джона снять ей с багажной полки один из чемоданов, после чего достала из сумки шоколадку.

— Вот, поделите пополам, — предложила она.

После такой демонстрации дружелюбия им оставалось одно — быть приветливыми и отвечать на все ее вопросы.

За разговором Джон пытался угадать, кто она и откуда, но неожиданно дама сама помогла ему, обратившись к Пенни:

— Я бы хотела нарисовать тебя, мой дружок. Ты можешь посидеть спокойно несколько минут? Вот так, посмотри в окно.

Пенни вспыхнула. Женщина опять порылась в сумке, достала один из многочисленных карандашей, какой-то старый конверт и быстрыми, точными движениями начала набрасывать портрет.

Джон, пересев на ее сторону, следил, как на обрывке бумаги появляется задорная физиономия Пенни.

— Да вы художница! — восхищенно ахнул он.