Человек из Скотланд-Ярда - Фрэнсис Фрем

ЧЕЛОВЕК ИЗ СКОТЛАНД-ЯРДА

ГЛАВА 1

Большой гудящий колокол собора святого Павла отбил пять часов. И тут же все малые колокола от Холборна и до реки, от Темпля и до Тауэра стали ему вторить, как свора невоспитанных щенков. В Сити и в Холборне стали открываться двери, и каждая из них извергала поток клерков и машинисток под неприятный, холодный, моросящий апрельский дождь.

Тагерт Лейтон и Арчи Пейдж скатились вниз по лестнице конторы господ Аплгуд, Дубс, Колтер, Дубс и Аплгуд и остановились в узком дверном проеме. Арчи выглянул наружу и окунулся в туман, нависший над улицей.

— Тагерт, — простонал он, застегиваясь на все пуговицы, — вот уж воистину гнилая погода!

— Кошмарная! — беззаботно согласился Тагерт, упорно раскуривавший свою астматически хрипящую трубку, пока она не разгорелась к полному его удовлетворению.

— Готов? Мой старый автобус стоит на углу Теобальд-Роуд.

— О, Господи! — Пейдж с комическим испугом надвинул свою серую шляпу на лицо, — Тагерт, ей-Богу, подземка ближе, и там, по крайней мере, сухо.

Но его спутник отверг это предложение, и они направились вверх по улице навстречу ледяному пронизывающему дождю, с трудом избегая столкновений со спешащими им навстречу пешеходами. На углу Теобальд-Роуд, в дюжине шагов впереди них они заметили торопливо идущую женщину под зонтиком. Они не обратили бы на нее внимания, если бы она не высунулась из-под зонтика, отведя его назад, чтобы посмотреть на уличный знак около углового фонаря. Луч желтого света упал на ее бледное лицо, и Тагерт услышал, как у Арчи перехватило дыхание. Они инстинктивно опустили головы и завернули за угол по направлению к Грейм-Инн, а женщина подняла зонтик и направилась налево к улице Лэмб-Кондуит.

Они шли молча, и только после того как Тагерт Лейтон открыл дверцу своей машины и они оказались в ней, Арчи заговорил.

— Прав я или нет? — стараясь перекричать звук заводившегося мотора, спросил он. — Это была Диана Баррет? Что, черт возьми, она здесь делает в такое время?

Тагерт завел мотор и занялся своей трубкой. Как и Арчи, он был удивлен этим странным видением женщины с измученным бледным лицом под уличным фонарем в столь отдаленном для Дианы Баррет районе Лондона. Он был не только удивлен, но и встревожен. Всем было известно, что Арчи никогда не беспокоился ни о других, ни о себе. Тагерт же никогда не должен был выглядеть удивленным, потому он спокойно заметил:

— Да, вероятно, она испытала какой-то сильный шок, Арчибальд, мой мальчик.

Арчи хмыкнул.

— Мне говорили, что в прошлом сезоне она проиграла на скачках пару тысяч.

Молчание Тагерта, занятого своей трубкой, свидетельствовало о том, что его это не трогает, и пусть Диана Баррет теряет хоть пару миллионов, если ей этого хочется.

— Самое лучшее, старик, это забыть о том, что мы ее видели.

— Совершенно верно, — согласился Арчи.

Диана Баррет быстро шла по Теобальд-Роуд, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на номера домов. Улица была полна людей, ее толкали, но она не замечала этого. Однако многие обратили на нее внимание. Жители Теобальд-Роуд привыкли к выражению бедности и голода на лицах людей, а лицо Дианы выражало ужас и отчаяние.

Миссис Баррет перешла узкую улицу и остановилась перед лавкой, над которой был пристроен второй этаж. Она закрыла зонтик и старалась заглянуть внутрь лавки. Единственная лампочка освещала прилавок, заваленный какими-то вещами.

Диана Баррет была не из пугливых, скорее, наоборот, но, заглядывая через грязные окна лавки С. и Д. Крейки в доме 8А по Теобальд-Роуд, она явно испытывала чувство, близкое к отчаянию. Это была все та же история паука и мухи. Она была мухой, идущей в дом паука. По счастью, Диана Баррет не любила фантазировать: у нее был спортивный характер — простой, деловой и прямой. Ее положение было ясно. Она заняла деньги у Крейки. Она ведь не считала их пауками, когда они одалживали ей деньги, в которых она нуждалась. И теперь, когда они потребовали долг — пауки ли они, муха ли она, — она должна сюда войти. Она положила свою руку в перчатке на железную ручку двери и повернула ее. Дверь открылась, и она услышала легкое звяканье колокольчика. Этот звук успокоил ее. Пауки не имеют звонков, предупреждающих их о появлении мух. Она закрыла за собой дверь и сделала несколько неуверенных шагов вперед. В соседней комнате, за занавеской, послышались шаркающие шаги. Длинные тонкие пальцы ухватились за занавеску и отодвинули ее. Давид Крейки, вглядываясь в помещение лавки сквозь толстые стекла очков, прошел ей навстречу.

— Добрый вечер, мадам.

Звук человеческого голоса вернул миссис Баррет ее смелость. В Давиде Крейки не было ничего пугающего: среднего роста, седовласый, с короткой седой бородой. Диана Баррет окинула его оценивающим взглядом, каким привыкла смотреть на лошадей и мужчин. Ужас, который был в ее глазах, исчез.

— Добрый вечер. Вы мистер Давид Крейки, да?

Он поклонился.

— Я знаю только вашего брата, но вы очень похожи. Я — миссис Сент-Джон Баррет.

Он опять поклонился.

— Я говорила с вашим братом вчера, — продолжала она. — Он сказал, что ему срочно нужны 5 тысяч фунтов, которые я должна ему, и просил сегодня обязательно их вернуть. Возможно, вы знаете об этом?

Она поколебалась секунду, глядя в его непроницаемые за стеклами очков глаза.

— Я понял, что мой брат должен был сегодня встретиться с вами.

— Да. Именно так. Я должна была увидеть его в кафе на Стренде, в четыре часа. Но я не смогла прийти вовремя, опоздала всего на 15 минут, а когда пришла туда в четверть пятого, его не было. Так что я пришла сюда. Мне нужно его видеть.

Мистер Давид Крейки кивнул:

— Я понимаю.

— Скажите ему, пожалуйста, что я здесь.

— Очень жаль, мадам, но брата нет дома.

— Тогда что же мне делать? — это был почти крик отчаяния. — Послушайте, мой муж не должен знать — вы слышите? И я не могу заплатить сегодня. Мне нужен еще месяц.

Мистер Давид Крейки поклонился.

— Вы должны решить это с братом. Мне жаль, что его сейчас нет.

— Тогда я подожду.

— Сожалею, но его сегодня не будет, — мистер Крейки двинулся к двери. — Всего хорошего, мадам. Когда он придет, я скажу, что вы приходили.

Он снова поклонился, и Диана Баррет, у которой лицо вновь стало походить на маску отчаяния, выбежала на улицу, пронизанную апрельским холодом.

Она прошла два длинных здания и тут вдруг вспомнила о своем зонтике. Внезапно она истерически захохотала: пусть он берет его, возможно, через несколько дней он получит ее городской дом, все ее вещи и даже одежду. Она подозвала такси.

— Редклиф-Корт, — почти простонала она, забиваясь в самый угол машины.

Мистер Симон Крейки, седобородый, как и его брат, вглядывался в окружающий его мир сквозь линзы еще более толстые, чем у его брата. Он сидел во главе длинного стола.

В противоположность брату, он был таинственным человеком. Мало кто его когда-нибудь видел. Половина лондонской аристократии, играющей в карты и на скачках, знала только его тонкую витиеватую подпись. Часто бумаги с этой подписью приходили с ранней утренней почтой, чем немало портили вкус утреннего кофе некоторым людям. Симон Крейки всегда требовал возвращения долга почтой. Поэтому мало кто из клиентов его видел. Миссис Баррет была одной из немногих. Она видела его дважды. Один раз это было в Гайд-Парке, когда она в восемь утра каталась верхом с племянницей мужа и двумя ее школьными подругами. Поджидая своих отставших спутниц, Диана остановила лошадь, нетерпеливо перебиравшую ногами. Она уронила хлыст и любезно улыбнулась маленькому человеку в сером ульстере и толстых очках, стоявшему поблизости и поднявшему ее хлыст. Это было в сентябре, за несколько месяцев до скачек в Ньюмаркете. Когда она увидела его в следующий раз, — он сидел в конце длинного стола, барабаня по бумаге кончиком длинного тонкого пальца.

Мистер Крейки барабанил по листу с печатным текстом. Это был жест, означавший победу в той области, где выигрывал мистер Крейки. Его голос был зловеще-приятным.

— Как я понимаю, наше соглашение кончилось 1-го апреля. Соответственно этому я устроил свои дела. Я могу продлить ваше время по своим соображениям. Сейчас 7-е апреля. Я буду здесь 1-го мая.

Через полчаса мистер Симон Крейки, закончив интервью, все еще сидел за столом.

Человек, который ехал в такси по Виктория-стрит в направлении Сент-Джеймского парка, не был ничем примечателен, у него была внешность обыкновенного пожилого англичанина, возраст — около пятидесяти лет. Он возвращался из Парижа. Поймав такси, он поехал в свой клуб. Подъехав к нему, мистер Артурингтон расплатился с водителем, поздоровался с мальчиком, вышедшим взять его багаж, и вошел в клуб, чтобы переночевать там. Была половина одиннадцатого. Он лег спать. Англия и постель — вот что обеспечивает постоянный солидный комфорт. Так думал он 8-го апреля.