Бедная мисс Финч - Уильям Коллинз

Уильям Уилки КОЛЛИНЗ

БЕДНАЯ МИСС ФИНЧ

Роман печатается по изданию 1871 года.

Часть первая

Глава I

Г-ЖА ПРАТОЛУНГО ВЫХОДИТ НА СЦЕНУ

Вы приглашаетесь прочесть историю события, случившегося несколько лет тому назад в одном отдаленном захолустье Англии. Главные действующие лица: слепая девушка, два брата близнеца, искусный врач и оригинальная иностранка. Оригинальная иностранка — я, и я беру на себя, по причинам, которые выяснятся вскоре, труд рас сказать вам эту историю. До сих пор мы понимаем друг друга. Прекрасно. Постараюсь познакомить вас с собою в кратких по возможности словах.

Я, госпожа Пратолунго, вдова знаменитого южно-американского патриота доктора Пратолунго. Национальность — француженка. До брака моего с доктором я испытала разные превратности судьбы на родине. Кончились они тем, что я осталась (каких лет, до того никому нет дела) с некоторым знанием света, с хорошим музыкальным образованием и с порядочным состояньицем, неожиданно завещанным мне родственником моей дорогой покойной матушки, которое я делила с папашей и младшими сестрами. К этим достоинствам добавилось во мне еще другое, драгоценнейшее из всех, когда вышла я замуж за доктора, — сильные ультралиберальные убеждения. Vive la republique!

Каждый по-своему празднует свое бракосочетание. Мы с доктором Пратолунго, обвенчавшись, отправились в Центральную Америку и посвятили наш медовый месяц в этой беспокойной местности исполнению священной обязанности уничтожения тиранов.

О! Благородный супруг мой только в воздухе революций и мог дышать свободно. От молодости своей он принял на себя славное звание патриота. Где только народ Южной Америки поднимался и провозглашал свою независимость, а в мое время эти пылкие племена ничего другого и не делали, тут появлялся доктор Пратолунго как добровольная жертва на алтаре своего вновь избранного отечества. Он пятнадцать раз был изгнан и осужден на смерть заочно, когда предстал передо мною в Париже, как воплощение геройской бедности, со смуглым лицом и хромою ногой. Кто не влюбился бы в такого человека! Я сочла за честь, когда он предложил мне принести и меня в жертву на алтаре своего избранного отечества — меня и мои деньги. Ибо увы! Все стоит денег на этом свете, в том числе и истребление тиранов, и сохранение свободы. Все, что было у меня, ушло на поддержку священного дела народа. Диктаторы и флибустьеры процветали нам наперекор. Не прошло и года после нашего брака, как доктору пришлось бежать (в шестнадцатый раз), чтобы спастись от уголовного суда. Супруг мой был осужден на смерть заочно, а я осталась с пустыми карманами. Вот как республика наградила нас. И однако я люблю республику. Вы, сидящие спокойно и жиреющие под властью тиранов, уважайте это чувство!

На этот раз мы искали убежища в Англии. Дела Центральной Америки пошли своим чередом без нас.

Мне пришло в голову давать уроки музыки, но славный супруг мой не мог без меня обойтись. Я думаю, мы умерли бы с голоду и обогатили бы этим печальным случаем дневник происшествий в английских газетах, если бы не пришла иного рода развязка. Бедный мой Пратолунго был изнурен. Он не вынес шестнадцатого изгнания. Я осталась вдовой, не обладая ничем, кроме переданных мне благородных убеждений мужа.

Я вернулась на время к милому папаше и сестрам в Париж. Но не в моем характере было остаться с ними, как обуза в доме. Я опять явилась в Лондон с рекомендациями. Стараясь честно заработать средства к существованию, принуждена была бороться с невообразимыми невзгодами. Из всего богатства, какое окружало меня, расточительного, надменного, хвастливого богатства, ничего не выпадало на мою долю. Какое право имеет кто-нибудь быть богатым? Попробуйте докажите-ка мне, кто бы вы ни были, что кто-нибудь имеет право быть богатым.

Не останавливаясь на моих несчастиях, достаточно будет сказать, что в одно утро я встала с постели с тремя фунтами семью шиллингами и шестью пенсами в кошельке, со свойственною мне бодростью духа и с республиканскими моими убеждениями, не имея затем ничего впереди, то есть ни малейшей надежды получить хоть копейку откуда бы то ни было, если не заработаю ее. Как поступает в подобном случае честная женщина, решившая жить своим трудом? Она берет три шиллинга и шесть пенсов из своей скудной казны и помещает объявление о себе в газетах.

В объявлении всегда выставляешь свою лучшую сторону. (Бедное человечество!) Лучшая сторона моя была музыка. Когда я претерпевала разные превратности судьбы (до замужества), то одно время работала в белошвейном заведении в Лионе, была также первою горничной у знатной дамы в Париже. Но эти специальности в настоящем случае по разным причинам не так уместно было выставлять, как музыкальную сторону. Я не великая была музыкантша — далеко нет, — но прошла серьезную школу и играла, можно сказать, удовлетворительно. Словом, могу вас уверить, что выставила себя в объявлении с самой выгодной стороны.

На следующий день я выпросила газету, чтобы испытать удовольствие видеть произведение мое в печати.

О Боже! Что увидела я? Я заметила то, что уже прежде меня замечали другие несчастные, помещающие о себе объявления. Над моим объявлением помещено было кем-то другое, в котором требовалось именно то, чего я добивалась. Загляните в газету, и вы увидите, что люди, как нельзя лучше подходящие друг другу, если можно так выразиться, не подозревая этого, взаимно ищут друг друга по объявлениям. Я напечатала, что «особа, хорошо знающая музыку и характера веселого, ищет места компаньонки при доме». А вот как раз над моим объявлением возвещалось печатно, что «нужна компаньонка для дамы, хорошо знающая музыку и характера веселого. Требуются надежные рекомендации и свидетельства». То именно, что я предлагала. «Просят сначала сообщить о себе письменно». То именно, что я говорила. Как же я глупа! Я истратила три шиллинга и шесть пенсов даром. Я бросила на пол газету в порыве досады (как дура), а затем подняла ее (как рассудительная женщина) и написала о своем желании поступить на предлагаемое место.

Письмо мое привело меня к встрече с ходатаем по делам. Ходатай по делам окружал себя таинственностью. Он как будто привык никому не говорить ничего без крайней надобности.

Слово за слово утомительный человек этот объяснил наконец обстоятельства дела. Дама молодая. Дочь священника. Живет в отдаленной местности. Мало того, живет в отдельной части своего дома. Отец ее женился во второй раз. От первого брака у него одна только дочь, зато от второго (должно быть, ради перемены) много детей. По известным обстоятельствам молодой даме нужно жить подальше от детского шума. Так тянул он до тех пор, пока нельзя было долее умалчивать, и тогда сказал наконец: «Эта молодая особа слепа».

Молода, одинока, слепа. Меня посетило внезапное вдохновение: я почувствовала, что полюблю ее.

Вопрос о моих музыкальных познаниях, ввиду такого печального обстоятельства, приобретал серьезное значение. У бедной девушки было одно только удовольствие, озарявшее ее темную жизнь, — музыка. Компаньонке ее следовало играть a livre ouvert [1], и играть достойным образом произведения великих композиторов, которых бедная девушка обожала, а она вслед затем, сев за фортепиано, воспроизводила отрывками услышанное. Профессор приглашен был прослушать меня и решить, способна ли я не исказить Моцарта, Бетховена и других композиторов, писавших для фортепиано. Это испытание выдержала я с успехом. Что касается до рекомендаций моих, они сами за себя говорили. Даже ходатай по делам, как ни старался, ни к чему не мог придраться в них. Мы условились, что я сначала поеду на месяц к молодой даме. Если по истечении этого времени мы с нею сблизимся и будем довольны друг другом, то я останусь на условиях, вполне удовлетворявших меня. Таков был наш уговор. На следующий день я отправилась в путь по железной дороге.

Мне было предложено ехать до города Льюеса в Сусексе. Прибыв туда, я должна была спросить экипаж отца моей будущей хозяйки, названного на визитной карточке достопочтенным Терцием Финчем. Этот экипаж доставит меня в приходский дом в селении Димчорч. Селение же Димчорч лежит среди Соут-Доунских гор, милях в четырех от морского берега. Вот все, что знала я, садясь в вагон. Неужели после исполненной приключений жизни, после бурных волнений моей республиканской деятельности во времена доктора, я похороню себя в глухом английском селении и буду влачить такое же однообразное существование, как овцы, пасущиеся на горах? При всей моей опытности я еще не знала тогда, что в самых глухих уголках достаточно места для самых могучих страстей человеческих. Я видела драму жизни в треволнениях революций в тропиках, теперь мне предстояло следить за ней с захватывающим интересом в зеленой глуши Соут-Доунских гор.

Глава II