Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

и спину. Пахло от нее экзотическими благовониями, под которыми ощущался основой запах сладкого, горячего и чуть-чуть пригорелого кофе. Женщина откровенно оглядела Мэтью.

— Выздоровление вам к лицу.

Здесь таилась какая-то острота, провоцирующая такой же остроумный ответ? Он решил ответить только «Спасибо». Еще он сообразил, что по утрам при бритье зеркало уже не так сурово к нему. Самые страшные синяки превратились в еле заметные пятна, порезы заделаны, и бывший-фиктивный-муж этой женщины каждый день приходил снимать повязки и швы. Мэтью избавился от боли, и все было так, как должно было быть. Улучшение своего самочувствия он относил более к действию целительного сна, вызванного вином с сонным зельем, нежели ко всем прочим назначениям Джентри.

— Вот, — сказала она, подавая ему свернутый пергамент, перевязанный черным шнурком.

— Что это?

— Ваше будущее, — сказала она. Взгляд ее упал на комод, на котором в коричневой глиняной миске лежали два яблока, апельсин и лимон. Их Мэтью приносили каждый день.

Не спрашивая разрешения, она подошла к миске — и движения ее сопровождались крахмальным шорохом нижних юбок, выбрала яблоко и вгрызлась в него. Наслаждаясь яблоком, она смотрела, как Мэтью разворачивает пергамент. Это оказалась чья-то биография, написанная черными чернилами ровным, идеальным каллиграфическим почерком. Название гласило: «Жизнь и времена Натана Спейда».

— И кто же этот Натан Спейд? — спросил Мэтью.

— Будете — вы, — ответила мадам Чилени, хрустя очередным куском яблока.

Мэтью пробежал документ глазами. Год рождения делал Натана на два года старше. Тяжелое детство на ферме в Суррее. Младший брат Питер умер в младенчестве. Мать — по имени Роза — сгорела от чахотки. Эдуарда, отца, подстерег на дороге разбойник и перерезал ему горло за горсть медных монет. Так что Натан вышел в мир горьким двенадцатилетним сиротой, которому предстояло пройти много миль и предъявить этому миру немалый счет. Первой его профессией стало обчищать карманы пьяниц в припортовом борделе Лондона и вычищать оставленную ими грязь, будь то рвота, кровь или другие, не менее отвратительные выделения грубых тел.

— Очаровательно, — прокомментировал Мэтью. Поглядел в глаза женщине, стараясь не выдать своих эмоций. — И что это все значит?

— Разве не очевидно? — ответила она. — Вашу новую личность.

— А зачем она мне?

Женщина продолжала лениво обкусывать яблоко, едва заметно улыбаясь — улыбкой хищницы. Обошла Мэтью сзади — он оставался невозмутим. Подавшись вперед, тихо сказала ему на ухо:

— Потому что быть Мэтью Корбеттом, решателем проблем из агентства «Герральд», в тех местах, куда мы направляемся, — значило бы понукать свою смерть. Вы, милый мой Мэтью, не прожили бы и дня. — Указательный палец, влажный от яблочного сока, играл с его волосами. — Некоторые персонажи, с которыми вам предстоит встретиться, были знакомы с Лирой Такк. Им бы не понравилась ваша роль в происшедшей трагедии. Ваше имя уже переходит из уст в уста. В силу этого профессор желает защитить вас от них… да и от вас самого.

Последние слова предшествовали укусу за ухо. Игривый укус или какой там еще, но зубы у нее были острые.

Мэтью решил, что лучше будет не пускать ее к себе за спину, и потому повернулся к ней лицом, одновременно отступив на шаг.

— О нет, — сказала Ария с абсолютно безмятежным лицом, но глаза ее смотрели на Мэтью как на самое соблазнительное яблоко в мире, — вам не следует меня бояться. Вам следует опасаться других. Тех, с кем вам вскоре предстоит встретиться.

— Да кто же они?

— Партнеры. И друзья партнеров. — Она шагнула к нему, и юноша снова отступил. — Вы приглашены на некое собрание, Мэтью. На… празднество, если хотите. Вот почему вам требуется новая личность. Чтобы вы могли, как бы это выразиться… вписаться.

Он прочел еще несколько строк документа.

— Гм, — сказал он. — Первую свою жертву Спейд убил в четырнадцать лет. Увлекся одной из проституток и прикончил шанхаера?[77]

— Да, — подтвердила Ария. — Тот шанхаер ее страшно избил. Сломал ее красивый носик и пригрозил, что выпотрошит и будет смотреть, как ее кишки поползут по полу. И знаете, что забавно, милый Мэтью? Ее вполне могли звать Ребеккой.

Это дошло не сразу. Мэтью поднял пергамент чуть выше:

— Я думал, что это вымысел.

— Вымысел зачастую бывает эхом правды, — ответила она, не сводя с него глаз. — Вы так не думаете?

Мэтью всмотрелся в ее лицо. Нос действительно чуть искривлен, но все равно красив. Интересно бы знать, что видели эти глаза. А может, лучше и не знать.

Но одну вещь он хотел бы выяснить, и решил, что сейчас самое время попробовать.

— Я полагаю, что это вы были женщиной с синим зонтиком в тот день в имении Чепела? Когда он науськал на нас своих птиц?

Он имел в виду инцидент, случившийся летом, при расследовании дела так называемой «Королевы Бедлама».

— Да, я. И как же нам всем повезло, что вы не сдались той страшной судьбе!

— Еще я полагаю, что вы ускользнули через потайной туннель. Тот, что уходит под реку? — Он дождался ее кивка. — Тогда скажите, что случилось с фехтовальщиком? Пруссаком? Который называл себя графом Дальгреном?

Мэтью с графом сошлись в бою не на жизнь, а на смерть, и если бы не серебряный поднос для фруктов, одного юного решателя проблем проткнули бы острым кинжалом. Хотя Дальгрен оказался завернут в пару штор, свалился в них в пруд с золотыми рыбками, а левая рука у него была сломана в запястье, все равно загадочный пруссак сумел избежать поимки и просто исчез.