Наставник - Екатерина Лесина

- Алеф! – окрик Миары разорвал напряженную тишину. – Что ты с ним сотворил, скотина?!

Щека Алефа дернулась. И он обернулся в сторону Миары, которая, склонившись над телом, что-то пристально разглядывала.

- Что это за…

Она не договорила, но просто выбросила руку в сторону. Резкое. Нервное движение. Растопыренные пальцы. И клубок живой тьмы, что, сорвавшись с них, полетел в Алефа.

А следом, со второй руки, измазанной в крови и гное, сорвался второй.

Колючий.

И Миха, скользнув в сторону, вытащил клинок. Может, с двумя он и не справится, но вот химера, получив пинок в бок, кувыркнулась. Рев её оглушил. А сама она, перекатившись через спину, вскочила на ноги. Суставчатый хвост хлестанул плетью, и острие жала скользнуло по груди, вспоров кожаную куртку.

Яд пах лилиями.

Миха рубанул по хвосту, ничуть не удивившись, что клинок просто соскользнул с гладкого хитина. И хвост дернулся, взмыл суставчатой змеей, а запах стал сильнее. Этот запах раздражал.

Вызывал ярость.

И тело отозвалось на неё, привычно покрываясь плотной чешуей.

Ирграм точно знал, когда все началось.

Вот Миара выбросила сгусток первозданной тьмы. Где только взяла? А следом и иглы Ашура полетели, но лишь затем, чтобы увязнуть в щите Алефа.

- Зря ты, - сухо сказал он, вскидывая руку. И бледное запястье прорезали черные нити.

Он что…

Он нарушил запрет? Основа основ Кодекса. Хотя… остались ли там, в Городе, хоть какие основы.

Как…

Ирграм встряхнулся. Не время. Потом. Надо ближе.

Грозный рев голема заставил замереть. На долю мгновенья. Но тварь пыталась достать того то ли охранника, то ли наемника. А главное, что у неё не выходило.

В руках Алефа медленно распускался черный цветок.

Лилия Шабры.

Это…

Запрещено.

Невозможно. И… и все-таки… черные нити поползли по шее мага, скрывая такое белое горло. Ирграм сделал шаг ближе. Еще ближе…

Шатер наполнился ароматом цветочного дурмана. И стало быть, времени немного. Яд сперва вызовет всплеск ярости, а затем подарит забвение.

Сколько у него есть?

Удар сердца, чтобы оказаться за спиной девочки, которая замерла, вперившись в Алефа взглядом. И губы её шевелятся, но ни слова не произнесено вслух.

Два.

И он встает перед той, что нужна и жрецу, и магу, заслоняя его от господина.

Три. Губы задираются, и клыки давят на нижнюю. Слюны слишком много. Она течет ручейками, и кажется, выглядит Ирграм довольно жалко.

Четыре.

Рассыпается прахом первозданная тьма и громко, протяжно кричит Миара. Какие женщины громкие. Чересчур.

Не важно.

Черная лилия оборачивается прахом, и к яду примешивается та самая запретная тьма, которая наполняет шатер. Но странное дело, она не пугает. Напротив. Она воспринимается чем-то донельзя родным. Близким. Потерянным и обретенным. Эта тьма унимает страх. И подгоняет сердце.

Эта тьма заставляет сглотнуть слюну, а потом та уходит.

И чувства обостряются.

Визг голема смешивается с хрипом магички, которая опускается на пол, сжимая горло руками. Она пытается устоять на ногах, но дар Древних разъедает и щиты, и амулеты.

Голем катится. Его шкура слишком тонка, и тьма с радостью выпивает эту жертву, разрастаясь и обретая плоть. Рядом крутится человек, который… который бессилен против предвечной, но почему-то жив. Он явно ослеп. И к нему не стоит приближаться, раз уж человек до сих под держится на ногах. Но теперь в шатре пахнет кровью. И нет в мире ничего-то лучше этого запаха.

Пускай.

Еще шаг.

И Алеф все-таки ощущает опасность. Он поворачивается, вскидывает руку. Вот только здесь и сейчас его силы ничтожны. Он сам себя лишил их, потянувшись к запретному. Пусть тьма и не коснулась его.

Но это пока.

Нельзя ей верить. Нельзя думать, что слава рода и сила его помогут. Не здесь. Не сейчас. Тьма сожрет их всех, маленьких ничтожных человечков.

А вот Ирграм…

Пальцы стискивают плечи мага. И тот хрипит, пытаясь вырваться. А Ирграма затапливает чужое удивление. Оно постепенно сменяется страхом. Сперва слабым, смешаным с недоумением. Ведь как могло выйти, что он, ничтожный Ирграм, выжил.

Добрался.

И…

Страх нарастает.

- Ты…

- Я, господин, - произнес Ирграм за мгновенье до того, как клыки его пробили кожу. Тонкую. И не слишком чистую. Ведь маги тоже потеют. А мытье господин не слишком жаловал.

Зато кровь у него и вправду сладкой была.

Настолько сладкой, что Ирграм застонал от удовольствия. А потом… потом взял и приказал тьме успокоиться. И главное, та услышала.

Звездец.

Полный, мать его, звездец.

Миха, в очередной раз увернувшись от твари, ткнул клинком, в мягкий бок, и получил ответный удар когтистой лапой. Кровь застучала в висках.

И боль отрезвила.