Уходящее поколение - Валентин Николаевич Астров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да вы целое социологическое обследование провели с ними! — смеясь, воскликнул Константин Андреевич. — Фактор воспитательного значения — как родители объясняют ребенку свое хождение на работу. Малыш запоминает их слова на всю жизнь, ими намечается его дорога — расти ли ему мещанином или гражданином социалистического отечества.
— Но ты, папа, — заметил вернувшийся из сада Владимир, — не слишком преувеличивай роль словесных объяснений, какие ребенок выслушивает. Решают не столько словеса, сколько поведение родителей на его глазах.
— Вот если они учат его лгать, как Мишеньку, — поддержала мужа Кэт, — это гораздо хуже. Родители — мещане и растят мещан, а у хороших граждан и дети вырастают хорошими. Об исключениях, конечно, вопрос особый…
Тем временем вернулись из сада все остальные. Сандрик сказал:
— Вот вы тут толкуете о воспитании дошколят. Я бы первым делом разучил с ними песенку «Ах, попалась, птичка, стой! Не уйдешь из сети! Не расстанемся с тобой ни за что на свете!». Старая-престарая песенка, а не в пример лучше новых. Как ни соблазняют дети птичку — и чаем с сухарями, и конфетами, а она им в ответ: «Ах, конфет я не люблю, не хочу я чаю! В поле мошек я ловлю, зернышки сбираю». И вот спросите у ребят, как они думают: отпустили дети птичку или нет? И хором вам восторженно ответят: «Отпустили!!!» Тут и любовь к свободе воспитывается, и любовь ко всему живому; тут и коллективизм, приобщение к искусству: небось сами хором поют, а не чужое по радио слушают… — Подмигнув Саше, Сандрик обратился к Варевцеву: — А к вам, Дмитрий Сергеевич, у нас такой вопрос. Прибегаем к вам как к признанному светилу педагогической науки: с чего, согласно принципам современной педагогики, следует начинать обучение игре в футбол?
— А черт его знает! — смеясь, отмахнулся Варевцев.
— Нет, кроме шуток. Вопрос педагогического принципа, это в вашей компетенции. Король футбола Пеле вспоминает, как он в детстве начинал учиться футболу с жонглирования мячом. Не подкапывается ли он под самые корни вашего самоновейшего учения?
— То есть?
— Насколько я вас понимаю, обучение должно начинаться с уяснения самой сущности предмета, как бы это ни казалось трудным для педагога с первого взгляда. Без этого ни тпру ни ну, — эмпиризм, а не наука.
— Ну и что?
— А разве жонглирование мячом сущность игры в футбол? Вы в него когда-нибудь играли?
— Имел глупость, в детстве.
— Что же вас в игре больше всего занимало?
— Ну, забить гол в ворота противника.
— То-то оно и есть! Сам Пеле на вопрос о сущности футбола отвечает так, что лучше не скажешь: «Футбол — это гол». Так с чего же, стало быть, начинать обучение игре, как не с ударов по воротам?
— Когда я мальчишкой попал в еланскую тюрьму, — заметил, улыбаясь, Константин Андреевич, — то смастерил себе мячик из комка бумаги и учился засаживать его ногой в раскрытую форточку окна одиночки с лету. Вылететь мячу наружу не давала проволочная сетка.
— Что ж, — отозвался Варевцев, — коли говорить серьезно, то первые впечатления детства зачастую бывают решающими. Если начинающий футболист не привьет себе как можно раньше психологической нацеленности на ворота противника, так потом действительно может оказаться поздно.
— Вот теперь я теоретически вооружен! — воскликнул Сандрик. — Так и напишем, коллективно с Сашей, в редакцию журнала «Футбол — хоккей». Сошлемся на современную педагогическую науку.
Однажды в переполненном вагоне метро Пересветов стоял, держась за верхний поручень и упершись коленом в колено сидящего перед ним толстяка с плохо выбритыми щеками. И вдруг узнал в нем своего бывшего одноклассника по еланскому реальному училищу Михаила Берга, участника их подпольного кружка и присяжного судью на футбольных матчах. Это был поистине призрак далекого прошлого. Позыва заговорить с ним первым Костя не почувствовал: Октябрьские события их развели, Мишка дрался на стороне казаков и был освобожден из-под ареста под честное слово не выступать против советской власти. Но и уклоняться от встречи с ним тоже причины не было; Константин посматривал на него сверху и ждал.
Михаил несколько раз бегло поднимал глаза из-под припухших век; наконец его лицо расплылось в улыбке, и он воскликнул:
— Костька?! — и вскочил с места, тесня Константина животом.
Пересветов не ожидал, что ему так обрадуются, и от дружеского поцелуя уклонился. Берг тотчас сел на место, они поздоровались за руку. Михаил торопливо залопотал, как и встарь, перемежая слова смешинками, похожими на икоту:
— Вот встреча! И-а-а!.. Вот встреча!
Берг упрашивал сойти на «Кропоткинской», зашли бы к нему, он квартирует здесь поблизости; а когда Костя сказал, что его ждут обедать, вызвался проводить до станции «Университет».
— Надо же потолковать, после стольких лет потолковать надо же!
Живет он один, «как в барсучьей норе», пенсионер; жена, Юлечка, скончалась от диабета.
— А меня никакая холера не берет, и-а-а!.. Ты выглядишь лет на шестьдесят, не старше, вот что значит бывший спортсмен и охотник!
Что Пересветов теперь писатель, он не знал, не очень-то следит за художественной литературой. Про еланскую реалку роман написал? Вот это номер!..
Они вместе вышли из метро. Берг проводил Костю до дому, неловко было бы не пригласить его к себе; впрочем, узнать, как сложилась Мишкина жизнь, было небезынтересно.
Познакомившись с Ириной Павловной, Михаил со страстью любителя и знатока принялся рассматривать висевшие на стенах картины и миниатюры, фарфоровые статуэтки, стоявшие на шкафу, «поповский» чайный сервиз за стеклом. Не скрывая зависти, разглядывал барельефы Федора Толстого на темы 1812 года.
— Да у вас самая большая частная коллекция этих редкостей, какую я когда-либо встречал! За нее вы тысячу рублей можете получить. Как вы ее достали?..
Ирина Павловна отвечала, что унаследовала от отца. Оказывается, Михаил долгое время работал в комиссионном магазине, принимавшем к продаже от населения мебель и антиквариат.
Пенсия у него «всего семьдесят бумажных целковых», по последней работе в хозорганах. Выручают коллекции миниатюр, которыми он «успел обзавестись, когда был помоложе, а теперь, хоть и жалко, приходится их помаленьку спускать…».
— Не для заработка, а на жизнь, — присовокупил он.
За обедом вспоминали с Костей Еланск. Ирина Павловна принесла из холодильника бутылку красного вина. После двух рюмок щеки Михаила порозовели, и он сказал:
— Тебе, Костька, повезло в жизни. А я не на ту лошадку поставил.
— О чем ты говоришь?
— Тогда, в семнадцатом. Ты в большевиков поверил, а я нет.
— Ты говоришь так, будто мы с тобой на скачках в тотализатор играли.
— Ни ты, ни