Мидлмарч - Джордж Элиот

Пришла почта — девять дорогих писем, за которые почтальону было уплачено по три и по два пенса. Мистер Гарт отодвинул чай и жареный хлеб и принялся читать их одно за другим, укладывая затем стопкой. Иногда он покачивал головой, а иногда кривил губы во внутреннем споре, и все же не забыл срезать большую красную сургучную печать, которую Летти тотчас схватила с быстротой терьера.

Остальные продолжали спокойно разговаривать — когда Кэлеб бывал чем-то поглощен, он замечал окружающих, только если они толкали стол, на котором он писал.

Два письма из девяти предназначались Мэри. Она прочитала их и передала матери, а сама рассеянно поигрывала ложечкой, пока вдруг не вспомнила про рукоделье, которое лежало у нее на коленях.

— Ой, Мэри, да не начинай ты снова шить! — воскликнул Бен, ухватив ее локоть. — Лучше вылепи мне павлина! — И он протянул ей комочек хлебного мякиша, который нарочно для этого разминал.

— Нет уж, баловник! — ласково ответила Мэри и чуть-чуть кольнула иголкой его руку. — Вылепи его сам. Ты же столько раз видел, как я это делаю. И мне надо докончить платок. Розамонда Винси выходит замуж на будущей неделе, и без этого платочка свадьбе не бывать! — весело докончила Мэри, которую эта фантазия очень насмешила.

— А почему не бывать, Мэри? — спросила Летти, серьезно заинтригованная этой тайной, и так близко придвинулась к сестре, что Мэри приставила свою грозную иглу к ее носу.

— Потому что он входит в дюжину и без него платков будет только одиннадцать, — с самым серьезным видом объяснила она, и Летти удовлетворенно отодвинулась.

— Ты что-нибудь решила, деточка? — спросила миссис Гарт, откладывая письма.

— Я поеду в Йорк, — ответила Мэри. — В школьные учительницы я все-таки гожусь больше, чем в домашние. Учить целый класс мне приятнее. А учительницей так или иначе я стать должна, ведь ничего другого мне найти не удалось.

— По-моему, в мире нет более чудесного занятия, чем учить, — произнесла миссис Гарт с легким упреком. — Я бы еще могла понять такое нежелание, Мэри, если бы ты была невежественна или не любила детей.

— Наверное, мы неспособны понимать, почему другим не нравится то, что нравится нам, — сказала Мэри довольно резко. — Я недолюбливаю тесные классные комнаты. Мир за их окнами влечет меня гораздо больше. Такой уж у меня неудобный недостаток.

— А наверное, очень скучно без конца учить девчонок, — сказал Альфред. — Они все такие пустышки и ходят парами, как в пансионе миссис Боллард.

— И ни в одну стоящую игру играть не умеют, — сказал Джим. — Ни бросать, ни прыгать. Конечно, Мэри это не нравится.

— Э? Что Мэри не нравится? — спросил Кэлеб, откладывая письмо, которое собирался вскрыть, и глядя на дочь поверх очков.

— Возиться со всякими пустышками, — ответил Альфред.

— Тебе предлагают место, Мэри? — мягко сказал Кэлеб, глядя на дочь.

— Да, папа. В одном пансионе в Йорке. Я решила согласиться. Условия намного лучше, чем в остальных местах. Тридцать пять фунтов в год и дополнительная плата за уроки музыки — учить малышек барабанить по клавишам.

— Бедная девочка! Я бы предпочел, чтобы она осталась дома с нами, Сьюзен, — сказал Кэлеб, бросая жалобный взгляд на жену.

— Мэри может быть счастлива, только исполняя свой долг, нравоучительно произнесла миссис Гарт в полном убеждении, что она свой долг исполнила.

— Какое же это счастье — исполнять такой дрянной долг! — воскликнул Альфред, и Мэри с отцом беззвучно засмеялись, но миссис Гарт сказала строго:

— Милый Альфред, постарайся найти более пристойное слово, чем «дрянной», для всего того, что ты находишь неприятным. А ты подумал, что Мэри таким образом будет зарабатывать деньги и для того, чтобы ты мог поступить к мистеру Хэнмеру?

— По-моему, это очень плохо. Но сама она друг что надо! — сказал Альфред, встал со стула, обнял Мэри за шею и поцеловал.

Мэри порозовела и засмеялась, но не сумела скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Кэлеб поглядел на нее поверх очков, поднял брови с выражением, в котором радость мешалась с огорчением, и опять взял невскрытое письмо. А миссис Гарт довольно улыбнулась и не сделала замечания Альфреду за вульгарное выражение, несмотря даже на то, что Бен немедленно его подхватил и принялся распевать: «Она друг что надо, что надо, что надо!», отбивая кулачком бойкий ритм на плече Мэри.

Впрочем, миссис Гарт было теперь не до него: она не сводила глаз с углубившегося в письмо мужа, встревоженная растерянным изумлением на его лице. Однако Кэлеб не любил, чтобы его отрывали от чтения, и она с беспокойством ждала, но он вдруг весь задрожал от веселого смеха, снова заглянул в начало письма, прищурился над очками и сказал негромко:

— Ну, что ты скажешь, Сьюзен?

Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, и они прочли письмо вместе. Сэр Джеймс Четтем осведомлялся, не согласится ли мистер Гарт взять на себя управление его фамильными землями во Фрешите и других местах, и добавлял, что имеет поручение от мистера Брука узнать, не захочет ли мистер Гарт одновременно вновь стать управляющим Типтон-Грейнджа. Баронет в весьма лестных выражениях объяснял, что сам он очень желал бы, чтобы земли Фрешита и Типтон-Грейнджа находились в ведении одного лица, и выражал надежду, что условия такого двойного управления окажутся приемлемыми для мистера Гарта, которого он будет рад видеть во Фрешит-Холле в двенадцать часов на следующий день.

— Он пишет очень любезно, так ведь, Сьюзен? — спросил Кэлеб, поднимая глаза на жену, которая прижалась подбородком к его затылку и ущипнула его за ухо. — А Брук сам меня просить не захотел, — добавил он, беззвучно рассмеявшись.

— Вашему отцу воздали должное, дети, — сказала миссис Гарт в ответ на взгляд пяти пар устремленных на нее глаз. — К нему обращаются с просьбой вернуться те самые люди, которые много лет назад отказали ему от места, а это значит, что он исполнял свои обязанности хорошо и без него не могут обойтись.

— Как без Цинцинната! Ура! — завопил Бен и оседлал свой стул в твердой уверенности, что сейчас ему за это ничего не будет.

— А они за ним приедут, мама? — спросила Летти, представляя себе мэра и олдерменов в парадных мантиях.

Миссис Гарт погладила Летти по голове и улыбнулась, но тут же, заметив, что ее муж собирает письма и вот-вот укроется в святилище «дела», она сильнее оперлась на его плечи и сказала твердо:

— Только, Кэлеб, настаивай на справедливых условиях.

— Ну, разумеется, — ответил Кэлеб с глубочайшей убежденностью, словно ничего другого от него нельзя было и ждать. — Что-нибудь около четырех-пяти сотен за оба вместе… — Он вдруг встрепенулся. — Да, Мэри! Напиши в этот пансион и откажись. Оставайся дома и помогай матери. Вот теперь я доволен, что твой Панч.

Сходства между Кэлебом и Панчем, торжествующим победу над врагами, не было ни малейшего, но он не обладал умением красиво говорить, хотя в письмах всегда тщательно подбирал слова и восхищался правильной речью жены.

Мальчики пришли в неистовый восторг, и Мэри умоляюще протянула матери батистовый платочек с недоконченной вышивкой, потому что братья потащили ее плясать. Миссис Гарт, радостно улыбаясь, принялась составлять посуду, а Кэлеб отодвинулся на стуле, словно собираясь перейти к письменному столу, однако не встал, а продолжал сидеть с письмом в руке, задумчиво глядеть в пол и перебирать пальцами левой руки, что имело для него какой-то свой скрытый смысл. Наконец он сказал:

— А жаль, Сьюзен, что Кристи не захотел заняться делом. Мне ведь со временем понадобится помощник. А Альфред пойдет по инженерной части, это я твердо решил! — Он снова ненадолго погрузился в задумчивость, только красноречиво перебирая пальцами, и затем продолжал: — Я заставлю Брука заключить новые соглашения с арендаторами и введу правильный севооборот. И бьюсь об заклад, из глины в овраге Ботта можно жечь превосходный кирпич. Надо будет попробовать: тогда починка обойдется дешевле. Замечательная работа, Сьюзен. Холостой человек был бы рад выполнять ее без всякой платы.

— Но ты смотри, от платы не отказывайся! — сказала жена, грозя ему пальцем.

— Нет-нет. Только ведь истинное счастье для человека, когда он хорошо изучил дело и вдруг может привести, как говорится, в порядок какой-нибудь уголок страны — научить земледельцев хозяйничать экономичнее, поправить запущенное, заменить обветшалые лачуги добротными строениями, так, чтобы и тем, кто сейчас жив, и тем, кто их сменит, жилось лучше! Мне это дороже всякого богатства. Более почтенной работы и вообразить нельзя. — Тут Кэлеб положил письма, всунул пальцы в прорези жилета, выпрямился и продолжал с благоговением в голосе, чуть наклонив голову: — Это великая милость господня, Сьюзен.

— Да, Кэлеб, — ответила его жена столь же взволнованно. — И для твоих детей счастье иметь отца, который совершит такую работу, отца, чей благой труд сохранится, пусть имя его и будет забыто. — И она больше не стала говорить с ним о плате.