Тучи сгущаются - Лориана Рава

в отхожее место. Извинившись, я отошёл и спрятался в нужнике, пока за мной не зашёл Бертран. Весь ужин у меня из желудка пролетел, до того было страшно.

Бертран добавил:

-- Я во время спектакля слышал, как сзади шептались про Инти, что он, мол, опасно заболел. И что он любил эту пьесу, она ему о каких-то событиях его молодости напоминала. А вот его тесть не любил. Потому средства на отстройку театра, пострадавшего в пожаре, выдавать не спешил. Потому у них до этого все спектакли то под открытым небом были, то в Университете. А когда Розенхилл ушёл, я ещё некоторое время посидел с девушкой. Мне тоже было жутко, но очень хотелось расспросить её о судьбе проповедника, казнённого тут несколько лет назад. Она меня стала уверять, что проповедника казнили отнюдь не за веру. Мол, тот, оказывается, хотел отравить им водопровод, а также нашлась свидетельница, которая рассказала, что тот истребил её родное племя, а её саму захватил в рабство и обесчестил.

Вздохнув, Бертран добавил:

-- Не знаю, как там было на самом деле. Я скорее склонен думать, что христианский мученик оклеветан. Всё-таки, одна женщина сомнительного поведения... Но тут, как оказалось, свидетельства женщины рассматриваются всерьёз. Как и свидетельства слуги против господина, и даже жены против мужа. Если жена или слуга заявит, что муж или хозяин их избивает, или как-то по-другому третирует, то свидетельства рассматривают со всей серьёзностью, и со своих постов можно полететь... Мол, высокие посты должен занимать достойный, а какой ты достойный, если позволяешь себе слабых бить? И ещё, тут могут привлечь за преступление, совершённое в чужих землях, причём за такое, которое мы сами преступлением не считаем. Дядя, никогда никому не говори, что ты сам лично участвовал в работорговле! А ведь тут есть селение негров, бывших рабов, я боюсь, чтобы кто-нибудь из них случайно не опознал тебя, ведь тогда... тогда и тебя, и всех нас заодно могут также повесить.

-- Хорошо, племянник, в разговорах о своём прошлом я буду осторожен. Ну а у самого тебя не было мысли приударить за этой... актрисой?

-- Дядя, я добродетелен, и собираюсь оставаться девственником до свадьбы. К тому же я тоже не хочу на виселицу.

-- Это как раз и хорошо, что ты добродетелен. По местным законам, как я понял, карается только соитие, лёгкий флирт вроде бы дозволен. А ведь через неё можно много узнать. Например, чем болен её папаша. Не думаю, что многожёнец стал бы всерьёз убиваться из-за смерти одной из супруг.

-- Да какая разница, чем болен её папаша! -- сказал Розенхилл. -- Ну даже узнал бы ты точно, что страдает он на деле от сифилиса, который получил в ходе бурных похождений. Нам с того какая польза?

Дэниэл ответил:

-- Инти -- самый опасный из всех носящих льяуту. Других, включая самого Асеро, ещё есть какой-то шанс подкупить или обмануть, а вот Инти -- никак. Можно сказать, что это сам дьявол, но с дьяволом было бы проще: продал душу и делай что хочешь. А тут такое не сработает. Очень кстати для нас, что он заболел, а если бы сдох, было бы ещё более кстати.

Розенхилл отмахнулся:

-- Да брось ты, Дэниэл! Я же знаю, кто тебе всё это наговорил. У него в юности были с Инти какие-то тёрки из-за бабы, потому он был бы рад, если бы можно было убрать Инти нашими руками. Инти мне ничуть не жаль, как и других людей его профессии, но гибнуть ради мести Эстебана Лианаса я не желаю.

-- Допустим, у него и в самом деле тут корыстные мотивы. Что не отменяет другого: Инти был самым ярым противником торгового соглашения. А если он помрёт, то его должность займёт его сынок, у которого опыта по жизни сильно меньше. А значит, он куда менее опасен.

-- Послушай, Дэниэл, -- сказал Розенхилл, -- что ты хочешь: успешно торговать, или менять здесь порядки?

-- Думаю, что без второго первое не будет особенно успешным. Розенхилл, ты кидаешься из крайности в крайность. Пьяный ты смел как 100 чертей, трезвый ты готов в штаны наложить. Пойми, к иностранцам тут отношение трепетное, так как инки очень боятся войны с европейскими государствами. Так что даже если бы ты залез в гарем к императору и трахнул его наложницу, то они бы максимум выслали тебя, публично выпоров. Или даже пороть бы не стали, ни к чему им такое афишировать. Может быть, даже и покушение на персону королевской крови спустили бы с рук. Я слышал, что Великая Война разразилась как раз из-за того, что какие миссионеры отравили местного принца, за что их казнили. А при мысли о повторении Великой Войны у местных ушанов уши холодеют.

-- Допустим, легально нас не казнят, -- сказал Розенхилл, -- но ведь люди Инти могут нас убрать и по-тихому. Нет, я бы не рисковал пока лезть в интриги. Лучше сначала доедем до Куско и свяжемся там с нашим человеком напрямую.

Дэниэл, изрядно уставший и вымотанный за последние дни, пил виски со своим капитаном, который должен был прямо завтра отправиться обратно в Англию и вернётся не ранее, чем через шесть месяцев, а то и позже. Конечно, в случае задержки должен был прибыть другой корабль для страховки, но всё-таки это было написано вилами на быстротекущей воде. Дэниэл, Розенхилл и Бертран, а также некоторые их помощники должны были остаться в Тавантисуйю, а капитан со своим кораблём отплыть в Англию. Вопрос стоял только в том -- порожняком или с товаром. Именно насчёт последнего старался договориться в последние дни Дэниэл. Капитан говорил:

-- Чёрт возьми, Дэниэл! Если вы даже сейчас не можете договориться о продаже вам товара, то какой смысл оставаться в этой дурацкой стране?! Всё равно это трата времени.

-- Френсис, пойми, если бы речь шла только и исключительно о коммерции, я бы и в самом деле трижды подумал, прежде чем со всем этим связываться. Но я англичанин, и у меня есть долг перед своей Родиной. Так что я не отступлю.

-- Долг перед Родиной священен, о чём говорить! Но я предпочитаю выполнять его так, чтобы это принесло максимальный доход. Как мой дядя и тёзка.

-- Тихо, Френсис! Здесь твоего знаменитого родича мнят преступником, так что даже случайно лучше не упоминать его фамилии.

-- Да всех они нас преступниками считают, -- капитан