Служба внешней разведки - Леонид Млечин

Профессор Фрухт тогда отнесся к такому сотрудничеству положительно:

— Промышленно развитое государство, имеющее армию, должно располагать и боевыми отравляющими веществами для своей защиты. Я считал большой ошибкой не проводить проверку солдатского обмундирования, боевого снаряжения и специальных средств защиты на воздействие отравляющих веществ.

Экспериментами Фрухта заинтересовался главный врач Национальной народной армии ГДР генерал Ханс-Рудольф Гестевитц. Он не ходил в форме, ездил на западном автомобиле, защитил диссертацию и был очень приятен в общении.

Медицинский генерал был увлечен различными идеями. Например, он мечтал о том, чтобы уберечь танковые дивизии от ядерной атаки, спрятав их под водой.

— Вода прекрасно защищает от радиации, — говорил он Фрухту. — Потом танки выбираются на берег и начинают атаку. Конечно, для этого нужны гигантские фабрики по обеспечению кислородом танковых войск…

Новый противогаз на зиму

В конце 1965 года генерал рассказал Фрухту, что они создали новый вид противогаза. При низких температурах в клапанах конденсируется жидкость, и обычный противогаз выходит из строя. А новый противогаз, снабженный специальной подкладкой, поглощающей жидкость, исправно функционирует при температуре минус двадцать градусов.

— Мы только что проводили артиллерийские учения, — доверительно рассказал генерал. — Мороз — минус двадцать. Солдаты одной батареи были в обычных противогазах, другой — в противогазах нового образца. Старые противогазы продержались пятнадцать минут — газ стал проходить. Новые позволили провести восьмичасовые учения без перерыва.

Фрухт удивился:

— Но ведь при такой температуре отравляющие вещества замерзнут и утратят поражающее действие.

Генерал успокоил профессора:

— У нас есть вещество, которое можно разбрызгивать и при морозе. Оно сохраняет свою токсичность при минус сорока.

— Но что будет, если на следующий день выглянет солнце и температура резко повысится? Отравляющие вещества могут испариться, с облаками разнестись на сотни километров и пролиться с дождем.

— Все это уже не будет иметь никакого значения, — отмахнулся генерал. — К этому моменту операция уже будет завершена. Нас интересуют только несколько точек в Арктике — американские радиолокационные станции. С помощью нового вещества мы можем вывести из строя всю американскую систему раннего оповещения на двенадцать часов, а наши друзья говорят, что им достаточно и шести.

«Нашими друзьями» на языке восточногерманских функционеров назывались русские.

Фрухт представил себе ход такой операции. Советские и восточногерманские части особого назначения на аэросанях пересекают арктические льды и выпускают небольшие управляемые ракеты с отравляющими веществами. Техники, обслуживающие радиолокаторы, пересекают отравленную местность. Через полчаса они выведены из строя. У них развивается нетипичная для отравлений картина заболевания. Другая смена выходит на улицу и тоже заражается.

Радиолокатор выходит из строя, и в американском защитном зонтике образуется дыра, открывая возможность для внезапного ядерного удара по территории Соединенных Штатов.

Профессор Фрухт решил, что этот план — не фантастика. Он был уверен, что советское политбюро не преминет воспользоваться такой возможностью. Фрухт понял, что должен каким-то образом предупредить Запад.

Профессору долго не удавалось связаться ни с одной иностранной разведкой. Он обращался к разным заслуживавшим доверия посредникам, но ничего не получалось. Однажды им заинтересовались, но Фрухт был потрясен сделанным ему предложением. Британская разведка МИ-6 рекомендовала ему установить дома оборудование для тайной радиосвязи.

Фрухт отказался:

— Как же вы это себе представляете? Вдруг я встаю, скажем, в три часа ночи, чтобы принять шифрограмму из центра. Жена просыпается и изумленно спрашивает: ради бога, что ты делаешь?

Пять раз Фрухт встречался с различными посланниками с Запада, прежде чем что-то получилось. Какие-то незнакомцы, как в плохих фильмах, останавливали его на улице и произносили нелепо звучавшие условные фразы: «Сегодня прохладный вечер».

Наконец с одним человеком Фрухт согласился подробно поговорить. Но выяснилось, что тот ничего не смыслит в естественных науках. В отчаянии Фрухт просто дал ему листочек из сверхсекретного документа, подготовленного для очередного заседания комитета по химическому оружию Варшавского Договора. Связной вывез этот документ, который должен был подтвердить серьезность намерений Фрухта и его значение как источника информации.

Ответ потряс Фрухта. Ему сообщили, что он никак не мог иметь доступа к строго секретной информации военного характера, следовательно, он провокатор министерства государственнной безопасности ГДР.

Фрухт постоянно вспоминал о своем двоюродном брате Арвиде Харнаке, который в нацистские времена работал на советскую разведку. Разведывательная организация Харнака вошла в историю мировой разведки под названием «Красная капелла». Харнак и его единомышленники в 1941 году предупреждали Сталина о подготовке войны против СССР, но Москва им не верила. Теперь Запад не верил Фрухту.

Ему все же удалось настоять на своем. Его стали принимать всерьез. Хотя еще долгое время Фрухту казалось, что американцы все же иногда сомневаются в его информации.

Секретные сведения сами стекались к Фрухту. Офицеры Национальной народной армии ГДР — химики в мундирах — часто бывали в его институте и постепенно стали считать профессора человеком, допущенным ко всем секретам. Они занимались боевыми отравляющими веществами.

Профессор сообразил, как получить от них нужную информацию:

— В химии я полный профан, не понимаю формул и не могу их запомнить, поэтому всякий раз обращался то к одному, то к другому офицеру: «Я ничего не понимаю, вы должны это записать». Я передавал его записи американцам — это были сведения о новых нервно-паралитических веществах.

Американцы были озадачены: военные химики в ГДР создавали мощные отравляющие вещества, основываясь на американских же разработках.

Работа секретным агентом вовсе не была легкой.

— Это отражалось на моих нервах, — вспоминал потом Фрухт. — Кроме того, это тормозило мою научную работу. Коллеги удивлялись: «Что с вами происходит? О вас ничего не слышно».

Если задание, которое давали американцы, ему не нравилось, профессор отказывался его выполнять. Американцы на него не давили. Временами он впадал в раздражение и говорил: «Оставьте меня в покое». Они хотели, чтобы профессор навестил одного русского ученого в Ленинграде, который расследовал причины гибели космонавта Комарова. Но профессор не захотел брать это на себя.

Американцы отказались от бутыли

Первая неприятность, связанная с работой на иностранную разведку: испорченный стол красного дерева. Фрухту передали специальную бумагу, которую надо было слегка подогреть, чтобы на ней выступили написанные строчки, — так он получал инструкции. Неопытный Фрухт воспользовался утюгом, чтобы прочитать письмо, и испортил стол. Жена была недовольна, но находчивый профессор легко оправдался. Сказал, что сушил фотоматериалы, полученные из института.

Свои послания он писал с помощью специальной копирки. Сначала на обычном листе почтовой бумаги сочинял невинное послание несуществующему родственнику. Затем на обратную сторону уже готового письма клал лист специальной бумаги, на него чистый лист обычной, на котором и писал свое донесение. Оно с помощью бесцветной копировальной бумаги переносилось на обратную сторону письма.

Спецкопирку и указания профессору посылали прямо на домашний адрес — от имени мифических западных коллег.

Американцы снабдили его перечнем своих почтовых ящиков — это были невинные адреса в маленьких городках ФРГ, Австрии и других западноевропейских стран. Контрразведка ГДР легко бы распознала такую простую тайнопись, но Фрухт и его американские кураторы исходили из того, что невозможно проконтролировать весь поток писем из ГДР.

Дети Фрухта от первого брака жили на Западе. Его сестра вышла замуж за англичанина. Он сам когда-то учился в Америке, и у него там остались друзья. Коллеги с Запада снабжали его журналами, которые были запрещены в ГДР. Они пересылали ему тот или иной номер с нелепым сопроводительным письмом от имени несуществующего научного института и просили обратить внимание на статью такую-то. Эти посылки благополучно проходили через все кордоны: институт имел право получать научную литературу.

Профессор Фрухт не брал денег за шпионаж.

Он не был антикоммунистом, даже в какой-то степени осуждал тех, кто уезжал из ГДР, и не любил руководителей ФРГ. Но он считал руководителей Советского Союза и Восточной Германии опасными авантюристами, боялся, что они при первой же удобной возможности нанесут удар по Западу. Особенно, если армии Варшавского Договора создадут оружие, способное прорвать линию обороны Запада. Поэтому он и передал американцам все, что знал о химическом вооружении стран Варшавского Договора.