Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

Чем ближе он подходил к нам той особой походкой, что свойственна тем, кто ходит в мокасинах из тонкой кожи без каблуков, тем лучше мы могли его разглядеть. Невысокий, но необычайно крепко и широко скроенный, несмотря на очень кривые ноги и возраст — ему можно было дать больше пятидесяти, — он производил впечатление человека исключительной физической силы. В одной руке он нес винтовку, в другой — убитую куропатку, у самой рощи он должен был разглядеть, несмотря на почти полную уже темноту, следы старика. Так и получилось — он остановился и, обернувшись в сторону леса, громко спросил на довольно сносном английском:

— Кто тот человек, который оставил этот след и сидит сейчас под деревом?

Виннету коснулся моей руки и легко сжал ее — я понял, что он насмешливо улыбается, его развеселило безрассудное поведение осэджа: вопрос его был совершенно излишним. Если в лесу находился его союзник, он мог спокойно войти в него, если же там спрятался враг, то этот вопрос не имел никакого смысла. Старый ковбой ответил тихо:

— Это я, Уоббл, иди сюда!

— Есть ли с тобой другие бледнолицые?

— Нет. Ты ведь должен видеть по моему следу, что я один.

Это было неубедительно. С ним мог быть и кто-то еще, кто сначала отделился от него, а потом от какого-нибудь другого места подошел к лесу, как это сделали мы. И мы знали, что старина Уоббл на Репабликан был не один. Где же теперь его провожатые? Могли ли они ничего не знать о его встрече с осэджем, или он их оставил по какой-то другой, возможно, касающейся нас, причине? Я надеялся это выяснить.

Шако Матто подошел к Уобблу осторожными шагами, сел рядом с ним и спросил:

— Когда Олд Уоббл приехал сюда?

— Почти два часа назад, — ответил старик.

— Заметил ли он сразу условный знак, о котором мы договорились?

— Не сразу. Там, где река делает поворот, я огляделся и подумал, что эта роща — неплохое укрытие. Поэтому я поскакал сюда и, когда подъехал поближе, заметил копье. Ты очень хорошо выбрал это местечко.

— Мы можем чувствовать себя здесь уверенно, потому что кроме тебя и меня в округе никого нет. Я здесь со вчерашнего дня, как мы условились. Но мне пришлось ждать тебя и весь сегодняшний день, мое мясо кончилось, и мне надо было уйти, чтобы подстрелить эту птицу.

Это звучало как упрек. Уоббл ответил:

— Вождь осэджей не будет на меня сердиться, что я заставил его ждать. Потом я скажу ему, из-за чего я прибыл позже, и я убежден, что это известие доставит ему большую радость; this is clear[536].

— Старый Уоббл был на ферме Феннера?

— Да. Мы приехали туда вчера днем. Посещение трех других ферм, на которые вы хотите напасть, задержало нас дольше, чем мы думали. Ты ждал бы нас сегодня еще целую ночь. Но я прискакал сюда раньше из-за большой и очень важной добычи, которую ты сможешь получить, если примешь мои предложения.

— О какой добыче говорит Олд Уоббл?

— Об этом позже. Прежде всего я хочу тебе рассказать, как мы нашли те четыре фермы, которые вы наметили.

Мы с Виннету подобрались сзади почти к самой кроличьей норе и слышали каждое слово, тем более, что им даже в голову не пришло говорить потише. Из того, что нам удалось подслушать, я убедился прежде всего в том, что был прав, когда предположил, что Уоббл шпионит для осэджей. Речь шла о нападении и ограблении четырех больших ферм, в том числе и владений Феннера. Это старая, к несчастью, снова и снова повторяющаяся история: белые обманывали осэджей в поставках продуктов, и те, чтобы возместить в какой-то степени свои убытки и добыть необходимое им мясо, угоняли с ферм скот. Их преследовали и убивали некоторое количество их воинов, за которых, по воззрениям индейцев, надо было мстить. Поэтому в конце концов на общем совете принимается решение о войне против бледнолицых. Сначала должны были быть разграблены четыре большие фермы на Репабликан. Поскольку в этом деле принимало участие довольно внушительное число ковбоев, а краснокожие боялись этих полудиких и отчаянных ребят больше, чем своих постоянных врагов, то были разосланы разведчики, чтобы разузнать, сколько приблизительно ковбоев надо будет задействовать. Разум подсказывал не давать это поручение индейцам, по крайней мере, своего племени, Шако Матто уже приметил некоторых метисов, о которых он знал, что они не остановятся ни перед чем ради своей выгоды, и тут ему случайно подвернулись Олд Уоббл и его дружки. Индеец, кажется, уже состоял с ним в подобном союзе однажды; хотя в разговоре ничего определенного не прозвучало на этот счет, но иначе осэдж не сделал бы старику такое предложение, которое было сразу же принято. В соглашении предусматривалось, что индейцы получат скальпы, оружие и стада, а Уоббл и его люди — все остальное. Естественно, здесь имелись в виду деньги и предметы, которые можно было легко продать. Кто из этих двоих, Шако Матто или Олд Уоббл, был в большей степени негодяем, сказать было пока трудно. Хотя мы заметили, что вождь ни единого раза не назвал короля ковбоев «мой белый брат», а только его собственным именем — доказательство, что этот субъект пользовался у индейца не большим уважением, чем у бледнолицых.

Когда Уоббл начал свой шпионский объезд, осэджи еще не провели свою «мобилизацию», но поскольку от известий об обороноспособности четырех ферм зависел успех предприятия, то вождь приехал сюда сам, чтобы встретиться с Уобблом.

Старик сообщил, что краснокожие смогут взять фермы с небольшими потерями. Он кое-что предложил, о чем, впрочем, не стоит упоминать, поскольку вследствие нашего вмешательства запланированное нападение должно было провалиться. Вождь с чем-то согласился, а затем вернулся к «ценной добыче», о которой говорил Олд Уоббл в начале беседы. Король ковбоев ответил, как всегда хитро и расчетливо:

— Вождь осэджей должен ответить мне на несколько вопросов, прежде чем я скажу, о чем идет речь. Знаешь ли ты вождя апачей Виннету?

— Эту собаку? Еще бы!

— Ты назвал его собакой. Он был когда-то твоим врагом?

— Три года назад мы выкопали топор войны против шайенов, и в разных боях пали уже многие из их воинов; тут пришел этот апач и вместе с их вождем стал во главе племени. Он труслив, как койот, но хитер, как тысяча старух. Он притворялся, будто хочет сразиться с нами, но все время