Солнышко в березах - Николай Никонов

— Зачем? — не отвечая на мое робкое «здравствуйте», спросила женщина.

— В секцию… бокса…

Почему я сказал бокса? Я же хотел играть в волейбол и даже хотел сказать «волейбола», а сказал «бокса». Удивительно!

Женщина поглядела оценивающе, кривя рот, или что-то ей там попало в зуб. Взгляд говорил: «Рост — ничего… Сила вроде есть… Руки длинные… Плечи подходящие… Только не очень-то ты боек, должно быть. Попробовать можно, а все-таки, наверное, зря. Ну, ладно уж…»

— Сколько лет? Сева, записывай.

Черный Сева, по-видимому, чрезвычайно ленивый, разленившийся до безобразия, почесал за ухом, вздохнул и, не отходя от теплой батареи у окна, кисло спросил:

— Откуда?

Я назвал школу.

— Не железнодорожная? — несколько оживился Сева.

— Нет.

— Иди обратно. Только из железнодорожных записываем.

— Там у вас не сказано… в объявлении.

— Понимать надо… «Локомотив» — значит, железнодорожники.

Где ты, спасительная ложь?

— У меня отец…

— Чего отец?

— Железнодорожник.

— Где работает?

— В управлении.

— Справку принеси.

— Какую справку?

— Севка! — строго сказала женщина. — Какого ты черта парня мурыжишь? Записывай без всяких… А-а, давай сама запишу, черт ленивый.

Севе, видимо, этого только и надо было — он продолжал подпирать батарею и сонно улыбался, а женщина, морщась и выдувая дым, вдавила папиросу в забитую окурками пепельницу, выдвинула ящик стола, нашла меж бумаг мусоленый журнал с чернильными пятнами, положила его перед собой и, крепко цокая ручкой в непроливашку, поглядывая всякий раз — не зацепилось ли что на перо, — записала, кто я, где живу, сколько лет, в каком классе учусь.

— Все! — сказала она, сердито шмыгнув вздернутым носом без переносицы. Закурила. Посмотрела опять сквозь дым. — Сорок рублей неси на форму и три за билет. Получишь майку, трусы, спортивки (сорок рублей за форму — это было очень дешево, и я обрадовался). На тренировку приходи завтра. Тренер — вот, — указала на Севу.

— Расписание пэ-эсмотри, — зевая, сказал он. — Внизу… Уээх-ха-ха-а-а, нне выспалсау…

«Ну, — подумал я, спускаясь вниз. — Что он может, Кощей?.. Тоже мне, тренер». Заглянул в зал. Зал был хороший: высокий, голубой, чистый и светлый. По свежевымытому полу бегали баскетболисты, мяч бухал по корзине, отскакивал, а иногда проходил с ловким шорохом, точно корзина глотала его. Ушел я, сопровождаемый воркотней все той же бабушки в глубоких продольных морщинах, она напоминала дистрофийную бегемотицу.

Оказывается, Сева был старшим тренером и по совместительству зам. директора спортивной школы — той женщины, которая меня записывала. А настоящим тренером оказался приземистый одутловатый парень с типичным волнистым боксерским носом на бульдожьей равнодушной физиономии. Когда я радостно облачился в новую красную майку, голубые трусы и пахнущие резиной белые спортивки, вышел в зал, настроение у меня было праздничное, я уже чувствовал себя боксером, чуть ли не чемпионом, грозным мастером перчатки, которую еще и не держал в руках. В одном углу зала был отгорожен ринг, в другом на деревянное помосте со звоном бухала блинами штанга, в центре прыгали, тренировались волейболисты — вот бы куда мне — шевельнулась недобрая мысль. Тренер — фамилия его была Лежняк — оглядел меня с кислым видом, спросил, как зовут, велел всем становиться. Я встал в ряд с такими же и еще меньшими ребятами. Началась разминка. Бегали по кругу, выполняли какой-то комплекс, прыгали просто так и со скакалкой (тут я очень преуспел, все детство ведь играл с девочками). Потом Лежняк разделил нас на пары, примерно одинаковые по росту и весу. Моим партнером оказался только что подошедший парень, которого я сразу узнал и испугался. Ведь это был тот самый Коробков, с которым я когда-то недолго учился и который был тогда в парке, вместе с Чащихой. «Вот тебе на! — перепуганно думал я. — Встретились»… Похоже, и он меня узнал, а может быть, и нет. У него были светло-рыжие волосы, золотящиеся по краям, мелкие бледные веснушки на узком, злобном, уверенном лице с прямым от лба носом. Руки у него были белые и тоже обрызганы веснушками, густеющими на плечах. Я вспомнил, что много раз видел его, беспризорно шатающимся по улице в одиночку или в компании таких же друзей в грязных футболках, в брезентовых штанах. Он был, наверное, не сильнее меня, но явно бойчее, настырнее, чувствовалось, наторел в разных уличных стычках и драках.

Я приглядывался к тому, как он надевал перчатки, как ему шнуровал их один из младших пацанов, видел, как он постукивает ими, размахивает вхолостую, и лицо хулиганского, склада становится жестко непобедимым.

Перчатки мне понравились, оказались неожиданно легкими, несообразно с их видом, кисти вложились в них надежно, и это несколько подкрепило меня, но все-таки я трусил, злился на себя и ничего не мог поделать. Противник внушал мне страх, подлый страх, который внушают хулиганы, бродяги, жулики и пьяницы даже совсем взрослому, но мирному, так сказать, травоядному человеку. Наверное, человечество испокон делилось, подобно животному миру, на хищных и таких вот, как я…

— Отрабатываем стойку… Позицию. Ноги! Ноги у боксера значат не меньше, чем руки… Ноги в движении. Вперед, назад… Вперед, назад. Прыжок, прыжок. Нет, нет… Что ты, как козел. Где тебя так учили? Вот так… Вот так… Ноги — пружина… Не так, не так… Что за балет! Ба-ре-ли-на… Так вот… Так… Правильно… Опять нет… Нет-нет. Гляди все.

Лежняк закрутил перчатки, пошел такой бойцовой поступью — любо-дорого. Еще полчаса отрабатывали поступь, прыжок. Всем этим ребята, начавшие раньше, владели хорошо. Замечания Лежняка относились главным образом ко мне. Он вообще словно был недоволен моим появлением. Есть люди, с которыми я не лажу с первого взгляда. И так, наверное, бывает у всех. Не нравился мне этот Лежняк, и все тут.

Приближалось главное — бой.

— Один раунд, по минуте, — объявил Лежняк, выводя на ринг первую пару. — Не сторонитесь. Пожмите руки. Вы не враги. Спортивные противники. Противника надо уважать.

Говорил он бесспорные слова, но как-то казенно, заученно, и верить не хотелось.

Два самых маленьких, щуплых, в огромных перчатках выглядели карикатурой. Мартышки в болтающихся до колен, не по росту трусах. Бились они, однако, настырно. После первого же удара у одного под носом зачернела кровь. А я понял, что спорт этот не из легких. Моя очередь была предпоследней. Мог бы и отказаться от боя на правах новичка. Но зачем-то сказал тренеру, что уже занимался боксом… Помню, как пролез через веревки на ринг. Пожал перчатки Коробкова. Лежняк брякнул в гонг. И началось… Я увидел на мгновение только рыжие уверенные глаза противника, его бледный большой нос, и тут же в глазах у меня знакомо блеснуло. Удар был хорош. Я и закрыться не успел и хотя ответил, но слабо, едва достал. Коробков прыгал, как бес, бил меня расчетливо, точно, уверенно, я беспомощно отступал, закрывался, махал впустую, лицо и грудь чугунели от ударов, пытался парировать, ничего не получалось. В уши лез хохот сидящих ребят. А я думал об одном, лишь бы додержаться. Наконец бухнул гонг. Мы разошлись по углам: за эту бесконечную минуту я страшно выдохся, запыхался, сердце трепыхалось, в горле спирало, першило и было солоно. Кто-то расшнуровал мне перчатки, подал мокрую тряпку. Только тут я обнаружил — губы, шея, подбородок в соленой крови. Она капала на колени.