Академия волшебства - Андрей Смирнов

Кантор мог бы ударить Кровавым Молотом — как тогда, в вестибюле, но он видел, что сейчас Дэвид защищен значительно лучше; КПД Молота, если бить им по защите, а не по живому телу, становился крайне низким, и одной грубой силы могло не хватить. Поэтому Кантор начал атаку с Когтей Тьмы: Тьма, как и Свет, была слишком «высокочастотной» стихией и потому плохо влияла на плотные физические объекты; но вот для того, чтобы вскрыть чужое защитное поле (любого типа) или повредить гэемон, подходила идеально, занимая, наряду со Смертью, в данной сфере влияния почетное первое место.

Дэвид ждал чего-нибудь в этом роде. Когда правая рука Кантора сделала резкое движение — такое знакомое, ещё по достопамятному походу через Пустоши и уроку Дильбрега, — он наложил на себя заклятье, составленное на базе Огня и Жизни, — заклятье, увеличивавшее его скорость в несколько раз — и прыгнул вверх… для этих чар идеально подошел бы Воздух — но Воздух нынче был слаб. Впрочем, Огонь и Жизнь сработали не хуже, хотя результат и был достигнут несколько иным путем, чем в случае использования Воздуха.

Дэвид столкнулся с Когтями на середине своего полупрыжка-полуполета; уклониться он не мог, защититься при помощи магии — не успевал… да и не стал, прекрасно осознавая тщету такой попытки, В заклятии Кантора содержалось столько силы, что потребовалось бы двадцать Дэвидов, чтобы его остановить.

Вместо этого он ударил мечом по летящим к нему зигзагообразным черным нитям, видимым даже и в материальном мире.

Кантор почувствовал неприятное покалывание в пальцах, когда заклятье Когтей развалилось на части; кроме того, он искренне, непритворно удивился.

Он мог быть дураком, спесивым болваном, самодовольным кретином — кем угодно, но он родился в Темных Землях, и этот факт определял если не все, то многое. Кантор мог удивляться сколько угодно, однако на месте, разинув рот, не стоял: его рефлексы работали куда быстрее и лучше, чем разум. Он отскочил в сторону, возвел ещё один воздушный барьер и метнул веретено черных молний из кольца с Истинным Морионом — все почти сразу.

Кстати сказать, кольцо с темным хрусталем и было тем вторым (помимо амулета) магическим предметом, использование коего в бою Кантору дозволяли правила.

Рухнув с четырехметровой высоты (прыжок получился затяжным), Дэвид развалил первый воздушный барьер тем же методом, что и Когти Тьмы — привычным, доведенным до автоматизма движением полоснул перед собой мечом. Однако, когда он опустился на землю, Кантора в зоне досягаемости уже не было. Дэвид кинулся за ним, по ходу раскроив ещё один барьер — нет, сегодня определенно неудачный день для воздушной стихии… перекатился, уворачиваясь от веретена молний: интуитивно он понял, что кромсать эту штуку мечом, даже заколдованным, чревато — молнии, лишенные скрепляющей основы, тут же разлетались по сторонам, поражая все, что находилось поблизости. С угрожающим гудением Веретено промчалось над его головой и ударило в защитный купол, возведенный над кругом. Барьер содрогнулся, но выдержал; Дэвид не видел, как за его спиной Эдвин кен Герлсет немедленно принялся чинить повреждения — он находился уже почти… почти рядом с Кантором — и далее не отмахнулся от очередного боевого заклятья, внешне напоминающего кровавую черную плеть — не было и доли секунды на это: затянуть поединок хоть чуть-чуть, поосторожничать значило проиграть уже наверняка, без вариантов. Любая лишняя секунда давала Кантору возможность переосмыслить стратегию боя, изыскать — на самом деле это было не так уж трудно — способ «утихомирить» вошедшего в кураж чужака. Для Дэвида, наоборот, важно было не дать врагу этого времени: он все поставил на быстроту и нападение, потому что ставить ему больше было не на что. Его собственные защитные оболочки разлетелись вдребезги — но это уже не так важно: он наконец достиг дистанции удара — и ударил, не медля, С трудом, будто продираясь сквозь патоку, меч Гьёрта вошел в защитное поле, окружавшее Кантора кен Рейза; волшебный клинок задымился, запахло плавящейся сталью… но все эти детали отпечатались в сознании Дэвида уже потом, позже — тогда же важно было только одно: он попал, меч неожиданно стал идти мягче, уже не раскалывая на своем пути мощнейшие защитные барьеры, а рассекая плоть, и нужно ударить ещё и ещё, закрепляя успех…

Кантор упал. «Да благословят тебя небеса, Лэйкил кен Апрей!…» — пронеслось в голове Дэвида вместе с воспоминаниями об изнуряющих, перемежаемых насмешками и пинками уроках во дворе Тинуэта. Руки его между тем продолжали свою работу; в то время как Кантор, инстинктивно пытавшийся закрыть грудь и живот, уже остался без рук. В этот момент на Дэвида нахлынуло все — и жар от раскалившегося клинка, и вонь горящего металла, и боль от ран, оставленных последним заклятьем Кантора — того, от которого он не стал защищаться и которое, проломив все оболочки, добралось-таки до него… Кружилась голова, Дэвид едва не терял сознание, но видел, что победил — уже победил. Кантор был беспомощен, как ребенок. Защитный амулет истощился, а кисть руки с Истинным Морионом валялась в двух шагах справа.

Дэвид воткнул в него меч — больше для того чтобы не упасть самому, чем для того чтобы добить противника, Качнулся вперед… муть перед глазами чуть разошлась, и он увидел, что Кантор все ещё жив — клинок пробил ему плечо. Впрочем, хеллаэнский аристократ находился при смерти — это было ясно любому. Тем не менее никто из зрителей не вмешался — так же как не вмешался бы, если б «на арене» разделывали Дэвида: мир, живущий по законам организованной анархии, чтит свои традиции бережнее многих других.

В начале боя гадали, как быстро Кантор расправится с противником, который и на противника-то, по правде сказать, не очень тянул. Теперь ждали, когда наконец удачливый чужак прикончит кен Рейза. Всех этот поединок удивил, особенно своей скоротечностью; но в состояние шока не привел никого: подобное случалось в Хеллаэне и раньше. Таков был закон этого мира: не можешь выжить — умри и уступи место сильнейшему. Наблюдай этот поединок Лайла, она была бы удивлена меньше всех и, может быть, далее обронила бы что-нибудь насчет того, что стихия Мозги в очередной раз побила все остальные стихии.

Дэвид наступил побежденному на горло: да-да, это очень некрасиво, и положительные герои никогда так не поступают, но он сам положительным героем себя отнюдь не ощущал и сделал то, что сделал, не ища оправданий. Кантор захрипел; Дэвид увидел, что темная впадина на месте его рта полна крови.

— Ну что, ублюдок, — слизывая с губ собственную кровь, тихо спросил Дэвид, — где теперь твоя сила?… Да ты и вправду сын раба — если не сумел справиться со смердом и Бездарем.