Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Николай Гнидюк

Во Львов приезжали партизаны: Петр Мамонец, Валентин Семенов… Сестры ждали, что, быть может, приедет и Николай Иванович. И каждый раз, когда встречали кого-либо из отряда, расспрашивали о нем. Но ответ был неутешительный:

— Ничего не слышно. Где-то на задании.

Однажды широко распахнулись двери и на пороге появился радостно возбужденный Валентин Семенов.

— Девочки, танцуйте! — воскликнул он. — Есть для вас новость.

— Что — весточка о нем? — не выдержала Лидия Лисовская.

— Нет, о Николае Ивановиче нам ничего не известно, но мы узнали о другом.

— Разве может какая-то новость, кроме известия о нем, заставить нас плясать? — пожала плечами Лидия Ивановна.

— Может, девочки, может. Слушайте же: в отряд пришло сообщение, что вас наградили орденом Отечественной войны первой степени.

— Нас обеих? — удивилась Майя.

— Да, а что здесь странного?

— Ну, Лиду — это я еще понимаю… Она же… Словом, она заслуживает этой награды. А я?

— Эх, девчата, девчата! — укоризненно покачал головой Валентин. — В таких случаях следует не дискуссии разводить, а встать смирно и отчеканить: «Служим Советскому Союзу!»

И в тот же миг, как по команде, они замерли друг возле друга и звонким четким дуэтом произнесли:

— Служим Советскому Союзу!

В этих словах не было ни капли фальши: они имели полное право на эту торжественную клятву верности и преданности своей социалистической Родине.

А потом нашлась бутылка красного и баночка крабов. И были тосты. За победу. За награжденных. И за  Н е г о, ибо никому из них даже во сне не могло привидеться, что его уже нет в этом беспокойном, но таком прекрасном мире.

Провожали Валентина на вокзал вдвоем. Трамваи еще не ходили, и они пошли пешком. Пересекли почти весь город от Стрыйского парка до Подзамча. По дороге зашли в фотосалон, и Семенов сфотографировался.

— Вышлю, — сказал, — своей казачке портрет — пускай любуется. Вы, девчата, снимки заберите, а когда поедете в Москву за наградой, отдадите Вале. А может, и я к этому времени вернусь во Львов и навещу вас.

Они выполнили его просьбу — получили фотографии, взяли их с собой, чтобы доставить по назначению, и не их вина, что попали эти снимки к Семенову с опозданием, да к тому же из других рук.

Вечерами сестры любили выходить из дому и углубляться в сказочный мир красавца Стрыйского парка. Они бродили по его аллеям, извилистым тропинкам и, как зачарованные, любовались удивительными сплетениями ветвей деревьев и кустов, отраженных на дне озера. На душе было легко и спокойно. Но как-то…

— Маечка, это он…

— Кто «он»?

— Потом скажу. Давай, родная, свернем на эту тропиночку.

— Зачем?

— Пойдем сюда.

Лида схватила сестру под руку и потащила в сторону.

Майя оглянулась и увидела коренастую фигуру майора, промелькнувшую меж деревьев по аллее, с которой они только что свернули.

— Ты имеешь в виду этого майора?

— Да, его. Это — он. Я не могла ошибиться. Но никакой это не майор и вообще не советский офицер.

— А кто же в таком случае?

— Не знаю, не знаю, Маечка, только человек он плохой и опасный.

И она рассказала младшей сестре все, что знала об этом загадочном майоре.

В Костополь, где прошли девичьи годы Лидии, приезжали на военные учения части польской армии: пехотинцы, саперы, но чаще всего бравые кавалеристы — уланы. Они особенно пленили воображение юной красавицы и своим внешним видом, и бодрым маршем, под звуки которого появлялись на улицах города, и, главное, лихими скакунами, на которых так и хотелось понестись в неизвестную, бескрайнюю даль.

Ведь никто из местных парней и девчат не мог так умело ездить верхом, как дочь почтового служащего Ивана Демчинского. А кто лучше ее катался на коньках, ходил на лыжах, прыгал, плавал, нырял? А танцы? Ну-ка, кто посоревнуется с ней в плавном головокружительном вальсе, в бравом краковяке и веселой мазурке? А еще когда рядом симпатичный улан!

Но не только среди улан были красавцы и удалые плясуны. Часто в городской клуб заходил один поручик пограничной службы. Он был вежливый, деликатный и своими утонченными манерами привлекал внимание местных девушек. Его же больше всех интересовала семнадцатилетняя Лидия Демчинская, и он всегда избирал ее своей дамой вечера.

Лиде было весело с Адамом (так называли поручика). Молодая, бесшабашная девчонка, она не понимала, что кроется за ласковой улыбкой и какими делами тот занимается в перерывах между танцами.

Адам служил в карательном отряде так называемого КОПа — корпуса охраны пограничья, молодчики которого налетали на украинские села и истребляли все, что попадало под руки. Специальная служба КОПа — «двуйка» — занималась еще более грязными делами: вела борьбу с так называемыми неблагонадежными элементами. «Двуйка» была сформирована из вымуштрованных головорезов. Они шныряли по селам непокорного Полесья, сжигали дома и мучили людей, оставляя их без пищи, без постели, без одежды, без крыши над головой.

А после этих процедур, имевших громкое название «пацификация», пилсудские молодчики любили развлекаться. Таким был и этот вежливый поручик, который осторожно, как хрупкий цветок, поддерживал ее во время танца.

Лида и не подозревала, что этими же руками он истреблял, сжигал, бил, пытал людей.

Когда же от отца узнала об этом, когда впервые в жизни поняла, что на свете, кроме добра, существует и зло, способное маскироваться под сладкими фразами, — он ей стал противным, этот прилизанный поручик; она возненавидела его и уже никогда больше не отвечала согласием на его упорные приглашения к танцу. А когда видела, как он с другими выплясывает краковяк, ей казалось, что он и здесь осуществляет «пацификацию» — выливает в муку нефть, распарывает подушки, бьет окна. А в звуках оркестра слышался ей жалобный плач детей и женщин.

Вторая встреча с Адамом состоялась через много лет и совершенно в другой обстановке — в начале 1944 года во Львове, в ресторане «Бристоль», где Лисовская работала официанткой. Такая же ласковая улыбка, такое же любезное выражение глаз, только морщины вокруг них появились да седина подернула виски. А вот форма совершенно другая — такая, какую носят все гестаповские офицеры.

— О-о, кого я вижу! Пани Лидия, если не ошибаюсь?

— Да, вы не ошиблись, многоуважаемый пан поручик. Я вас тоже узнала.

— Какая приятная встреча! Вы во Львове давно?

— Больше месяца…

— И здесь работаете?

— Как видите.

— Вы одинокая или, возможно, уже обзавелись семьей?

— Нет, не обзавелась.

— Так, может, позволите пригласить вас на один танец? Я не забыл тех вечеров в Костополе…

— И я все помню…

— Так что — потанцуем?

— Извините, пан поручик…

— Не поручик, а оберштурмфюрер.

— Извините, господин оберштурмфюрер, но я на службе, и танцевать с клиентами нам категорически запрещается.

Он предложил ей встретиться в свободное время, но она отказалась. После всего того, что видела и пережила в Ровно и во Львове, этот бывший поручик шляхетской «двуйки» казался ей мелким ничтожеством в сравнении с теми врагами, с которыми ей приходилось иметь дело. Если бы знала, что эта встреча с вчерашним пилсудчиком, а ныне гестаповцем не последняя, что судьба снова сведет их на окольных путях жизни, его постигла бы участь Конрада.

Но могла ли она надеяться на еще одну встречу с ним — здесь, в свободном Львове, в советском Львове, в этом чудесном парке, где ощущаешь истинную красоту природы и жизни! Могла ли подумать она, что на этот раз он появится перед ней в форме офицера Советской Армии?

— А может, это не он? Лида, слышишь, может, ты ошиблась? На свете немало похожих людей.

— Я хотела бы ошибиться, Маечка, да, кажется, это не ошибка. Я сразу его узнала, как только увидела в глубине аллеи.

— А он? Как ты думаешь, он заметил тебя?

— Не знаю. Во всяком случае, если я узнала его, то и он мог меня узнать. Но почему же он не пошел вслед за нами, почему он быстро прошел по аллее, даже не посмотрев в сторону тропинки, на которую мы свернули? Наверное, он был занят своими мыслями и не заметил меня. А может, и я в самом деле ошиблась? Что делать?

— Разве ты не знаешь? Нужно пойти и рассказать кому следует.

— Так-то оно так, но сначала я должна убедиться, что это именно он. А вдруг я ошиблась? Нужно обязательно снова увидеть майора — увидеть во что бы то ни стало.

Через несколько дней Майя, запыхавшаяся, бледная, вбежала в комнату и еще с порога выпалила:

— Лидочка, скорее вниз. Там, на углу, стоит твой майор.

Лидия бросилась из комнаты по ступенькам — вниз, на улицу. На углу возле широконосого военного «доджа» спиной к ней стоял какой-то офицер.