Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

   — А не захочет ли хозяин ворона сам сделаться царём иирков? — сказал Амбазук.

   — Он хочет, чтобы в земле иирков вовсе не было царей... А ты, сынок, пойдёшь на старый путь от будинов к эрзянам и подстережёшь там Ардагаста Убийцу Родичей. Для лесовиков и даже для росов он — чуть ли не Гойтосир, сошедший с неба. Этому прихвостню Фарзоя уже мало Колаксаевой Чаши. Он идёт с отборной дружиной к истокам Ра за стрелой Абариса, чтобы с её помощью завладеть двумя остальными дарами. Послал-то Ардагаста Фарзой, но его этот Солнце-Царь наверняка обманет.

   — Если Фарзой раньше не отберёт у него стрелу и чашу, а заодно не снимет голову, — ухмыльнулся Амбазук.

   — Для нас лучше всего, если Ардагаст сгинет, не добравшись до стрелы, а в Сарматии не будет никаких Солнце-Царей, — стиснул кулак Уархаг. — Уже теперь всякий нищий род чуть что угрожает откочевать к росам.

   — Говорят, за стрелой отправились ещё двое: Андак и Сагдев, — заметил царевич.

   — Роксагова сынка видели в Танаисе. К нам, небось, побоится сунуться, переберётся через Ра где-нибудь у аланов. А зять Сауаспа идёт той же дорогой, что и Ардагаст. Я велел царю сарматов-конеедов не пускать росов через Сиргис[60], но на этого приятеля лесовиков и всяких ковырятелей земли полагаться нельзя. — Царь презрительно усмехнулся. — Поэтому я и шлю тебя, Сорак. Андака можешь пропустить. Если кто сумеет развалить царство Ардагаста, так это Саузард с муженьком. У них и с Солнечной стрелой ничего не выйдет, кроме новых усобиц. Но Убийца Родичей не должен вернуться на Днепр. Постарайся перехватить его, пока он не свернул в леса. Ни один сармат не умеет ладить с лесовиками лучше него.

— Всё сделаю, отец! — тряхнул волосами царевич. — Дойду до Золотой горы, до края света, но этого самозваного Солнце-Царя настигну, клянусь Хорсом! И тогда посмотрим, кому помогает Гойтосир.

Хорсом-Солнцем в степи никто зря не клялся.

Царь Ардагаст переправился через Днепр, достиг Ворсклы и двинулся вверх по ней. Стоял месяц серпень[61], но от жары отряд спасали тенистые дубравы высокого правого берега реки. По другую её сторону до самого горизонта тянулось безбрежное и безлюдное ковыльное море. Безлюдны были и леса. Лишь в долине, внизу, на роскошных заливных лугах, пасли свои стада роксоланы. На пятый день перед путниками выросли громадные, почти в три человеческих роста и со столь же глубокими рвами, валы великого города Гелона. Отряд свернул влево и поехал долиной мелкой речки между валом и многочисленными курганами. В огромный вал, словно камни в перстень, были как бы вставлены три меньших городища: Западный, Восточный и Северный Гелоны. Некогда в западном городе жили околоты-пахари, в восточном — будины с гелонами, а северная крепость защищала пристань на Ворскле и торжище.

Безлюдьем и тишиной встретил росов Западный Гелон. От деревянных домов не осталось и следа, лишь десятки насыпей, поросших высокой травой, теснились на городище.

   — Откуда в городе столько курганов? — спросил Вышату Хилиарх.

   — Мёртвым в городе среди живых не место. Это не курганы, а священные зольники. Здесь жгли праздничные костры и сюда же ссыпали золу из очагов, — ответил волхв. — Вон тот, самый большой зольник был насыпан возле храма Даждьбога.

Отряд спешился. Пока всё готовили к жертвоприношению на месте храма, Вышата с Ардагастом и греком поднялись на вал у восточных ворот сколотского города. Хилиарх огляделся и замер, поражённый. Глаз едва охватывал огромный треугольник валов. С чем его сравнить — с Римом, Александрией? Один только Западный Гелон был раза в два больше Ольвии — древней, не нынешней! И нигде — ни одной соломенной крыши, ни одного дымка.

   — И всюду здесь жили люди? — с удивлением спросил грек.

   — Ну, это же Гелон, а не Затибрье[62] какое, — усмехнулся волхв. — Хватало места и для стад, огородов, полей даже. И всё равно людей тут жило — несчитанные тысячи!

   — Куда же всё делось? — с трудом произнёс Хилиарх.

   — Куда? Спроси сарматов. А ещё лучше — ольвийских и боспорских греков. Многие из них тогда на этом разбогатели.

Под внезапно посуровевшими взглядами царя и волхва грек опустил голову. Он вдруг почувствовал себя принадлежащим к какому-то страшному племени упырей. Он никогда не имел рабов и не торговал ими. Но для того чтобы прежний его мир мог процветать и возводить великолепные города, здешние города должны были стать пустыней. Чтобы эллины могли быть философами, ваятелями, архитекторами, ценителями гетер, бесчисленные тысячи сколотов, гелонов, будинов должны были обратиться в ничто, в рабочий скот, в костяки, истлевающие среди ковыля.

А в сознании Ардагаста степным пожаром полыхнула страшная, жестокая мысль: поднять все племена Сарматии, обрушить их на города греков и римлян, полные веселья и порока, обратить их в такие же безлюдные руины. А ещё лучше — угнать их жителей на север, чтобы те под кнутами отстраивали запустевшие города Великой Скифии. Словно прочитав его мысли, Вышата покачал головой:

— Гелоны и сколоты-пахари богатели своим трудом, а не чужим горем. Чернобогу всё равно, кто и над кем творит зло, лишь бы оно не исчезало из мира. Искоренять зло, а не повторять его — вот Путь Солнца.

Принеся в жертву Даждьбогу рыжего коня, росы снова сели на лошадей, пересекли весь Гелон и въехали в будинский город, наполовину заросший лесом. Здесь не было даже зольников. С помощью духовного зрения Вышата нашёл на опушке леса место, где стоял храм Диониса Гелонского — Ярилы. Отсюда некогда гелонские жрецы наблюдали за небесными светилами. Неожиданно росы увидели рядом в лесу умело вырезанное из берёзового бревна изваяние Ярилы.

Бог был голый, в одном скифском башлыке, весёлый и беззаботный. Вокруг бога стояли деревянные фигурки зверей — рыси, лося, быка, коня. Друг на друга поглядывали оба крылатых чудо-зверя — грифон и Симаргл. Была тут и вовсе невиданная птица с орлиным клювом и человеческим лицом. В ней Вишвамитра признал Гаруду — лучшего из птиц, на котором летает Вишну-Солнце. А ещё были две фигуры весёлых менад в развевающихся одеждах — спутниц Диониса греческого. Звери были вырезаны на венедский или будинский лад — просто, но живо. В менадах, однако, чувствовалась рука эллина. Перед богом стоял глиняный жертвенник со знаками Солнца.

   — Кто же это всё поставил? — почесал в раздумье бороду Вышата. — Грек, будин, венед или все вместе?

   — Главное, ставили люди благочестивые, — указал рукой на черепки амфор и лепных горшков гусляр Пересвет. — Пили, видно, во славу бога и вино, и пиво, и мёд.