Чары колдуньи - Елизавета Дворецкая

Дивляна отговаривалась как могла, ссылаясь на свое вдовство и нездоровье, но поняла, что Станила велел посланцам без нее не возвращаться и что если она не пойдет, то ее понесут на руках. Смолянский князь сам вышел их встречать из Колонца — немалая честь, которой они были обязаны опять же в основном его любопытству. Заранее зная, чего ждать, Дивляна не испугалась его лица, пересеченного огромным страшным шрамом сверху донизу, но от смущения и тревоги закрывалась рукавом. Однако Станила сам отводил рукав в сторону, громко восхищаясь ее красотой и продолжая смеяться над Аскольдом — хоть и хороша, а все же не Огнедева!

Их провели в городок, на княжий двор, где гостей встретила в просторной избе Станиславова княгиня — все та же Краса, только теперь ее было не узнать. Родив двоих детей, она располнела, а в ее округлившемся лице появились величавость и важность. Здесь ее звали княгиня Заряла, и Станила просто светился от гордости, глядя на жену и показывая ее гостям. Белотуру, как знатному воеводе и близкому родичу нескольких князей, хозяйка поднесла чашу, а на Дивляну бросила снисходительный взгляд свысока — как еще она, княгиня, может приветствовать простую рабыню? Белотур смотрел на все это, едва помня себя от изумления. Он ждал чего угодно, но не того, что Станила, так жаждавший любой ценой заполучить Огнедеву, теперь будет смотреть на Дивляну всего лишь с небрежным любопытством, а на собственную жену, бывшую рабыню, взирать с гордостью и приговаривать:

— Ну, Аскольд твой и дурак! Как можно было спутать! Как можно было эту утку серую за мою лебедушку белую принять! Вот потому ему и судьба такая горькая выпала: настоящая-то Огнедева у меня! А у него поддельная была — не сумела беду отвести! Ну а я молодец! Как в кощуне — за три неба летал, зарю ясную в жены достал!

Дивляна не знала, смеяться ей или плакать. Краса-то и в юности намного уступала ей, и теперь не стала лучше, но Станила, глядя на них обеих, искренне видел то, что хотел видеть. Было обидно: ее, дочь старшего рода, избранницу богов, княгиню, считают ниже дочери валгородского ловца, купленной рабыни! Конечно, после тревог и болезни Дивляна выглядела похудевшей и побледневшей, но Белотур не мог взять в толк, как можно не понять, кто тут Огнедева! Для него самого она в любом состоянии была прекраснее всех на свете. Однако оставалось только благословлять слепоту Станилы: он был счастлив и горд, имея женой лучшую, по его мнению, женщину на свете. И вовсе не возражал, чтобы рабыня, с помощью которой обманули Аскольда, ехала себе в Ладогу, к тем людям, которые за нее когда-то заплатили, а значит, и сейчас были ее хозяевами.

Стараясь ничем себя не выдать, Дивляна сидела тихо, не поднимая глаз. И только раз оживилась — когда к ней подбежала трехлетняя дочка Станилы, предлагая Предславе поиграть с ней. И Дивляна невольно ахнула: девочка лицом была вылитый Велем!

— Узнала? — Станила заметил ее изумление. — В матушкиного братца лицом, как две горошины похожи!

Сходство девочки с Велемом было для Станилы еще одним, по сути, лишним доказательством того, что его жена — настоящая дочь Домагостя. А Дивляна закрыла лицо руками — она все поняла. Перед ней была ее родная племянница. Сквозь пальцы она глянула на княгиню Зарялу, но бывшая полонянка Краса отвернулась. Боги великие, какие синцы так запутали Макошину пряжу?

Еще раз насладившись своим торжеством над бывшим соперником, Станила и не думал мешать им продолжать путь и даже сам сопроводил до Катыни, где начинался следующий волок. С ними он послал подарки для родни жены, как он думал, не подозревая, что все родные Красы давно погибли при набеге Иггвальда Кабана на Вал-город. Но Белотур улыбался и обещал все в целости передать Домагостю, Милораде и Велему, не забыть ни одного из многочисленных поклонов. У него гора упала с плеч. Пусть себе Станила наслаждается счастьем с Зарялой — это, видят чуры, очень невысокая цена за то, чтобы без затруднений преодолеть самый сложный участок пути. Да и худо ли Домагостю, что у него появилась вроде как еще одна дочь, связавшая его родством с еще одним могущественным князем?

Люди Станилы сопровождали их до самых рубежей его владений — до реки Усвячи, от которой последний на этом пути волок вел к верховьям Ловати. Начались дожди, реки поднялись, и идти приходилось против течения — вот поэтому в направлении с юга на север старались ездить зимой по льду, чтобы не бороться с течением. И Белотур, и Станила предлагали Дивляне переждать до санного пути у них в гостях, в Гомье или в Колонце, но она не хотела медлить, оставаясь с детьми в чужих людях, на милость судьбы. Ее тянуло домой, под защиту родных. Кутаясь сама и кутая детей в три меховых одеяла, укрывая их от дождя и ветра, Дивляна простыла, но упорно не желала останавливаться.

Осталась позади извилистая Ловать, множество проток перед ее устьем, показался городок Взвад, где более четырех лет назад Велем, Белотур и старый плесковский князь Судислав совместно пировали, примирившись на том, что взамен увезенной невесты Вольга получит ее младшую сестру. И вот, сама тому не веря, Дивляна увидела перед собой широкий, как море, водный простор — озеро Ильмерь.

Когда лодьи пристали, Дивляна выбралась на сушу и пошла — ноги, онемевшие от долгого сидения, едва держали ее, но упорно несли, будто сами знали куда. Женщины, высаживая детей, окликали ее, удивленный Белотур побежал было следом, пытаясь вернуть и отвести поскорее в тепло, но Дивляна только глянула на него — и он отстал. А она все шла и шла, пока не очутилась на том же месте на берегу, поодаль от жилья, где четыре года назад прощалась с озером Ильмерь и духом родной земли.

Тогда все было иначе — еще стояло лето, солнце светило среди зелени, а теперь уже приближается начало павечерниц, и все деревья оделись в осенние потрепанные платья. Хмурое небо плотно закрыто низкими облаками, над пожухлой травой торчат белесые метелки. Вдали на опушке белеют тонкие стволы молодых берез, и издалека, на желтом побуревшем полотне склонов, кажутся светлыми былинками.

Во влажном осеннем воздухе видно было далеко и ясно — с одной стороны овраги сменяются перелесками и уходят все дальше, пока не сольются с серым небом. Между землей и облаками клубится столб тумана, похожий на женскую фигуру, — это идет Марена. Но не та, которая грозила Дивляне смертью, — эта похожа на ласковую мать, что несет теплое пушистое одеяло земле, чтобы укрыть ее, убаюкать на долгий зимний сон, восстанавливающий силы.

С другой стороны простиралась стальная гладь озера Ильмерь, что значит «небесное», — точное отражение тусклого неба, даже облака те же. Неподвижная вода еще не застыла, но уже видится в ее мутной глубине будущий лед. Далеко-далеко на дне, в подводных палатах Ящера, спят его юные невесты — прежние Огнедевы в пышных свадебных венках. Спят до весны, чтобы проснуться однажды теплым днем, оттолкнуться от дна, легкими облачками пара оторваться от поверхности воды… Словенские девушки снова принесут им венки, но уже не она, не Дивляна.