Записки княгини Дашковой - Екатерина Романовна Дашкова

со всех сторон войска, готовый выступить в море флот, императора, защищенного всеми силами своей империи и уже назначившего день своего отъезда.

Так составилась многочисленная партия и надежные средства, тогда как в минуту наступившей опасности казалось, что у них нет еще никакого плана к сему заговору. Знающие хорошо русскую нацию и прежних заговорщиков уверяют, что такого рода предприятия должны всегда так производиться и неблагоразумно бы было собирать тут общество заговорщиков, которые раздробили бы на разные части исполнение одного намерения; при том же привычка видеть, как часто восходят из самых низких состояний на первые ступени, давала каждому право на ту же надежду; следственно, было бы опасно указывать на главных исполнителей, будущее величие которых могло бы возбудить к ним зависть, а надлежало, уверившись в каждом порознь, подавать им надежду на величайшую милость и не прежде их соединять, как в самую минуту исполнения.

Если бы желали убийства, то тотчас бы это было исполнено, и гвардии капитан Пассек упал бы в ноги императрице, прося только ее согласия, чтобы среди белого дня на глазах всей гвардии поразить императора. Сей человек и некто Баскаков, его единомышленник, стерегли его дважды подле самого первого домика, который Петр Великий приказал построить на островах, где основал Петербург, и который посему русские с почтением сохраняют; это была уединенная прогулка, куда Петр III хаживал иногда по вечерам со своею любезною и где сии безумцы стерегли его ради собственного подвига.

Отборная шайка заговорщиков под руководством графа Панина осмотрела комнаты Петра, его спальню, постель и все ведущие туда двери. Положено было в одну из следующих ночей ворваться к нему силой, если можно – увезти, будет сопротивляться – заколоть, а потом созвать вельмож, чтобы отречению его дать законный вид; а императрица, которая бы, казалось, не принимала ни малейшего участия в сем заговоре, отдаляя всякое на себя подозрение, должна была для виду только уступить просьбе народной и принять по добровольным и единодушным восклицаниям права, ни с какой стороны ей не принадлежащие. Таково было основание ее поведения, следствием которого было то, что она, будучи почти невидима в заговоре, действовала всеми его пружинами и даже после очевидных опытов, в которых она по необходимости себя обнаруживала, старалась направлять умы на прежнюю точку зрения.

Император был в деревне за двенадцать миль. Императрица, избегая подозрений, если бы осталась в городе во время его отсутствия, удалилась сама в другую. Срок отъезда императора на войну положен был по его возвращении, а императрица назначила на то же время исполнение своего заговора; но сумасбродная ревность того самого капитана Пассека всё разрушила. Этот неистовый соучастник, неумеренный в своих выражениях, говорил о злоумышлении пред одним солдатом, которого недавно побил. Сей тотчас донес на него в полковую канцелярию, и 8 июля в 9 часов вечера Пассек был арестован, а к императору отправлен тотчас же курьер.

Без предосторожности пьемонтца Одара[96], которая втайне была известна только ему и княгине Дашковой, всё было бы потеряно.

Близ каждого полковника, начальника департамента, министра и т. д. находился шпион, который не упускал его из виду. Поэтому уже в четверть десятого княгиню уведомили, что Пассек арестован. Она послала за графом Паниным и предложила в ту же минуту начать исполнение; предложение такое точно, какое настоящие римляне некогда сделали в подобном заговоре: «Надобно взбунтовать вдруг народ и войско и собрать злоумышленников, неожиданность поразит умы, овладеет большею частью оных; император совсем не приготовлен к отражению сего удара; нечаянное нападение изумляет самых отважных, да и что мог противопоставить им сей Дон Кихот с шайкою развратников? Вещи, невозможные здравому рассуждению, выполняются единственно по отважности. И как сохранить тайну между пораженными ужасом заговорщиками? Верность присяги устоит ли между казнью и наградами? Чего было ожидать? Смерть неминуема, и смерть постыдная. Не лучше ли погибнуть за свободу отечества, умоляя его о помощи, погибнуть от ошибки солдат и народа, если они откажутся помогать, но быть достойным и своих предков, и бессмертия?»

Римский заговорщик не последовал сему совету и умер от руки палача. Русский думал также, что «поспешное открытие испортило бы все дело: если бы и успели взбунтовать весь Петербург, то сие было бы не что иное, как начало междоусобной войны; между тем как у императора в руках военный город, снаряженный флот, три тысячи собственных голштинских солдат и все войска, проходившие для соединения с армией. Ночь тоже никак не благоприятствовала исполнению, ибо в это время они бывают ясны (белые ночи). Императрица в отсутствии и не может приехать прежде утра. Надлежало подумать о следствиях, и не поздно бы было условиться в исполнении оного на другой день». Так думал граф Панин по своей медлительности и лег спать.

Княгиня Дашкова выслушала и ушла. Уже была полночь. Эта восемнадцатилетняя женщина одевается в мужское платье, оставляет дом, идет на мост, где собирались обыкновенно заговорщики. Орлов был уже там со своими братьями. Любопытно видеть, как счастье помогло неусыпности. Узнав об аресте Пассека и времени немедленного возмущения, все оцепенели, и когда радость заняла место прежнего удивления, все согласились на сие с восторгом. Один из сих братьев, отличавшийся от других рубцом на лице от удара, полученного на публичной игре, простой солдат[97], который был бы редкой красоты, если бы не имел столь суровой наружности, и который соединял проворство с силою, отправлен был от княгини с запиской: «Приезжай, государыня, время дорого». Другие ж и княгиня приготовлялись во всю ночь с таким искусством, что к приезду императрицы было всё уже готово, или если бы какое препятствие остановило ее, то никакой безрассудный шаг не открыл бы их тайны. Они даже предполагали, что предприятие может не удастся, и на сей случай приготовили всё к побегу ее в Швецию. Орлов со своим другом зарядили по пистолету и обменялись ими с клятвою не употреблять их ни в какой опасности, но сохранить на случай неудачи, чтобы взаимно поразить друг друга. Княгиня не приготовила себе ничего и думала о казни равнодушно.

Императрица была за восемь миль в Петергофе и под предлогом, что оставляет императору в полное распоряжение весь дом из опасения помешать ему с его двором, жила в особом павильоне, который, находясь на канале, соединенном с рекою, был более удобен для побега в нарочно привязанной под самыми окнами лодке.

Орлов узнал от своего брата самые потаенные изгибы в саду и павильоне. Он разбудил свою государыню и, думая присвоить в пользу своей