Путь Никколо - Дороти Даннет

Феликсу поручили переустройство винной таверны. Как ни удивительно, он взялся за это дело весьма рьяно, ввел ряд превосходных новшеств и внушал опасения лишь своей чрезмерной жесткостью с подчиненными и клиентами. Одного из Меттенеев, которого случайно стошнило прямо на стол, к его вящему изумлению, вышвырнули прямо на улицу и велели не возвращаться, пока он не научится пить как мужчина. Матушке Феликса, к которой тут же поспешила явиться мать Меттенея, пришлось долго извиняться.

Деньги для всего этого были частью взяты в долг, а частью происходили от вложений, которые сделал Клаас в Милане у Медичи.

Томас, прибывший в конце февраля с сотней пеших и конных солдат, обнаружил, что жилье, пиво, еда и овес уже ждут его, а также целый караван мулов и подводы с доспехами. Томас, отпрыск трех поколений безземельных наемников, застрявший во Франции в результате ряда вполне простительных поражений английских войск, последовавших за целым рядом непростительных английских перемирий, начал понемногу смягчаться в отношении всех этих чужеземцев, которые, в общем-то не так уж и плохи, если только вовремя пинать ублюдков в самые чувствительные места.

После целой недели ада кромешного Томас наконец отбыл вместе со своей маленькой армией, чтобы забрать в Милане мастера Тобиаса и проследовать на юг в Неаполь к Асторре. Вместе с ним отбыл дородный священник по имени Годскалк из северной Германии и венгр-арбалетчик Абрами, — их обоих нанял Клаас. Священник, как он объяснил, должен будет помогать Юлиусу со всей бумажной работой, а также не позволять Тоби совать свой нос в эти дела, и напоминать наемникам, что невыполнение приказов Асторре означает немедленную гибель и адский огонь. В задачу Абрами входило помогать Томасу делать вид, будто он способен совладать в одиночку со всем на свете, одновременно исполняя те обязанности, управиться с которыми Томас не мог.

Марианна де Шаретти слушала, задавала вопросы, возражала, спорила, и порой даже умудрялась настоять на своем.

Насос во дворе был приведен в порядок, и из Алоста доставили человека, у которого не было других дел, кроме как присматривать за оборудованием, дружески болтать с Липпином и выполнять приказы Хеннинка. Хеннинк был доволен, а сам алостец, обо всем докладывавший вдове напрямую и часто получавший от нее прямо противоположные приказания, оказался человеком скромным и весьма способным. Какие новые знакомства Клааса породили это чудо, оставалось пока неочевидным. Что касается Годскалка, то, насколько было известно Марианне, он приходился братом капеллану цеха художников: она подозревала, что его предоставил Колард Мансион. Венгр, как ни удивительно, был в родстве с женой одного из Слёйсских моряков. Новый заместитель Хеннинка, родом фламандец, откликался, однако, на имя Беллобра, что всякий раз вызывало у Феликса приступы бурного веселья.

Все то время, что она не тревожилась по поводу чрезмерных займов, вдова тоже постоянно боролась с желанием улыбнуться. Никогда прежде она не испытывала столь шумного подъема: ни в девические годы, ни при жизни Корнелиса. Она искренне завидовала Клаасу: даже в самые трудные ученические годы он всегда оставался живым и шаловливым. Теперь же, сделавшись кем-то вроде ее личного помощника, он превзошел самого себя. Всякое утро Марианна де Шаретти просыпалась в напряженном ожидании, гадая, какие поразительные сражения ей придется сегодня выдержать, какие новые приобретения, новый опыт, новые приключения вместит в себя этот день. Она не оставалась разочарована. Она никогда еще не встречала человека, который мог бы столь успешно трудиться в самых разных областях. Все прошлые выходки теперь воспринимались лишь как выплески этой жизненной силы, и следовало быть благодарным, что их не оказалось куда больше. Разумеется, ему следовало торопиться, ведь он должен был вернуться в Милан по делам посыльной службы. Здесь также дело двигалось полным ходом. Она просила, чтобы ее держали в курсе, и он соблюдал их уговор неукоснительно. В основном, это касалось найма гонцов, осмотра лошадей, сбора сведений о местах ночевок, дорожных сборов и деятельности конкурентов. Местные отделения нескольких банков, включая Медичи, сообщили о своей готовности по контракту доверить часть депеш посыльным Шаретти. Один из новых курьеров уже направился на юг под большой охраной.

Но такие управляющие, как Анджело Тани, желали быть обслужены лично, и Клаас был готов пойти им навстречу. Он сам отвезет письма. В любом случае, ему необходимо явиться в Милан и устроить все с той стороны. Тани желал, чтобы Клаас отбыл, как только придут последние вести из Лондона и Томмазо получит известия насчет страуса был ли тот погружен компанией Строцци на борт каталонского судна на Майорке?

Фландрские галеры, задержавшиеся в этом году непривычно надолго, наконец набрались смелости и взяли курс на Лондон, чтобы принять на борт английские товары и начать долгий путь домой в Венецию. Вопрос был в том, не вздумает ли английский король Генрих, ввиду гражданской войны, реквизировать галеры для собственных нужд? Торговцы в Брюгге, Лондоне и Саутгемптоне со страхом ожидали дальнейших событий.

Епископ Коннини, исполняя свою благородную миротворческую миссию, двинулся вдоль берега, чтобы посетить захваченный англичанами Кале и встретиться там с английскими повстанцами — Грефом Уорвиком и Эдуардом, сыном Йоркистского претендента на трон. Поговаривали, что в Кале находятся также немало шотландцев. Поговаривали, что сам король Шотландии теперь ведет тайные переговоры с обеими сторонами, а не только с правящим Ланкастером, и даже обратился к герцогу Бургундскому с просьбой прислать ему еще пушек.

Поговаривали, будто шотландский король посылает гонцов в Брюссель под видом торговцев, и одним из них может оказаться Саймон Килмиррен. Помните того Саймона, который поднял такой шум из-за своей собаки, когда обнаружил юного Клааса в подвале с девчонкой? Того самого, что встал на сторону Лионетто в Слёйсе против Асторре и всех Шаретти? Кто чуть не прикончил юного Клааса портняжными ножницами? Или, может, все было наоборот…

Эти сплетни дошли и до вдовы. Она была в зале собраний торговцев шелком и бархатом, стараясь заключить контракт на крашение пряжи, — это она по-прежнему единолично держала в своих руках. Затем последовали три встречи в самых разных местах, куда ее сопровождал Клаас, и у них не было возможности поговорить наедине. По пути домой с третьей из них, он наконец выслушал ее, но, похоже, не слишком встревожился.

— Милорд Саймон? Но ведь он не имеет ничего против вас лично, а я вскоре исчезну отсюда. Скорее, у него будет по горло проблем с собственным отцом. В особенности, если он плетет интриги от имени короля Джеймса или епископа Кеннеди. Сегодня я слышал кое-какие добрые вести.