Властелины Рима - Вулкаций Галликан

VI. (1) «Отцы сенаторы, это великолепное сословие всегда правильно и предусмотрительно заботилось об интересах государства, и ни от одного народа на земном круге никогда не ожидали более основательной мудрости, но никогда еще в этом святилище не было высказано более важное и более продуманное мнение. (2) Мы избрали государем старца и человека, который будет заботиться обо всех, как отец. С его стороны не придется опасаться какихлибо несвоевременных, или опрометчивых, или жестоких решений. Следует ожидать полной серьезности и всякой осмотрительности, как если бы повелевало само государство. (3) Ведь он знает, какого государя он всегда желал себе, и может дать нам то, чего сам жаждал и хотел. (4) Если вы обратитесь к прошлому и посмотрите на все эти чудовища, я имею в виду неронов, гелиогабалов, коммодов или, вернее сказать, тех, кто всегда были инкоммодами, то, конечно, окажется, что их пороки зависели не от их природных свойств, а от их возраста. (5) Да избавят нас боги от необходимости называть государями мальчиков и отцами отечества детей, руку которых, когда они подписываются, водят их учителя грамоты, и которые дают консульские должности за сласти, за круглые печенья, за всякие ребяческие удовольствия. (6) Какой смысл – о проклятие! – иметь императора, который не знает, как охранять свое доброе имя, который не ведает, что такое государство, боится своего дядьки, оглядывается на свою няньку, испытывает страх перед розгами своих учителей, делает консулами, полководцами, судьями тех, чьей жизни, заслуг, возраста, рода, деяний он не знает. (7) Но зачем, отцы сенаторы, так долго об этом распространяться? Лучше поздравим себя с тем, что мы имеем государем старца, и не будем повторять того, что было более чем плачевно для тех, кто это переносил. (8) Я чувствую и выражаю благодарность бессмертным богам, причем от имени всего нашего государства, и обращаюсь к тебе, Тацит Август, прося, заклиная и прямо требуя во имя нашей общей родины и законов: если судьба слишком скоро похитит тебя, не делай своих маленьких детей наследниками Римской империи и не оставляй им в наследство государство, отцов сенаторов и римский народ таким же образом, как твое именьице, твоих колонов, твоих рабов. (9) Поэтому смотри кругом, подражай нервам, траянам, адрианам. Необыкновенная слава для государя, когда он при смерти, – любить государство больше, чем своих детей».

VII. (1) Эта речь сильно взволновала и самого Тацита и потрясла все сенаторское сословие. Тотчас же раздались возгласы: «Все, все!». (2) Затем отправились на Марсово поле. Там Тацит поднялся на трибуну комиций, а префект Рима Элий Цезеттиан[1345] сказал так: (3) «Вы, безупречнейшие воины, и вы, священнейшие для меня квириты, имеете государя, которого, согласно предложению всего войска, избрал сенат: я говорю о Таците, августейшем муже, о том, кто до сих пор помогал государству своими предложениями, а отныне будет помогать своими приказами и постановлениями». (4) Раздались возгласы народа: «Счастливейший Тацит Август, да хранят тебя боги!» – и многое другое, что обычно говорится в таких случаях. В этом месте нельзя умолчать о том, что многие сообщили в своих сочинениях, что Тацит был объявлен императором заочно, когда он находился в Кампании; это верно, и скрывать это я не могу.[1346] (6) Когда пошли слухи о том, что его сделают императором, он уехал и два месяца жил в своем байском[1347] имении. (7) Но оттуда он был вызван и присутствовал при принятии этого постановления как действительно частный человек, действительно отказавшийся от императорской власти.

VIII. (1) И для того, чтобы никто не обвинял меня в том, что я легкомысленно доверяю тому или иному греческому или латинскому писателю, я скажу, что в Ульпиевой библиотеке,[1348] в шестом шкафу есть книга из слоновой кости, где записано это постановление сената, собственноручно подписанное Тацитом. (2) В течение долгого времени сенатские постановления, касающиеся императоров, записывались в книги из слоновой кости.[1349] (3) Затем он отправился к войскам. Точно так же и там, когда он поднялся на трибуну, префект претория Мезий Галликан[1350] произнес такие слова: (4) «Безупречнейшие соратники, сенат дал вам государя, которого вы просили. Это благороднейшее сословие выполнило указания и волю армии. Больше говорить мне перед вами, когда присутствует уже сам император, не подобает. Выслушайте с уважением слова того, кто должен охранять нас». (5) После этого Тацит Август сказал: «И Траян пришел к власти стариком, но он был избран одним человеком, меня же сочли достойным этого звания прежде всего вы, безупречнейшие соратники, умеющие оценивать государей, а затем и блистательный сенат. Я позабочусь, постараюсь, добьюсь, чтобы у вас всегда были, если не подвиги, то, по крайней мере, достойные вас и императора замыслы».

IX. (1) После этого он обещал им по обычаю уплату жалования и денежный подарок. Первое обращение его к сенату было такое: «Да будет мне позволено, отцы сенаторы, править империей так, чтобы было ясно, что я избран вами: я решил поступать во всем согласно с вашим мнением и вашей волей. Итак, ваше дело – приказывать и устанавливать то, что покажется вам достойным вас, достойным благоразумного войска, достойным римского народа».[1351] (2) В том же обращении он сообщил о решении поставить Аврелиану золотую статую на Капитолии,[1352] также серебряную статую в курии, также в храме Солнца, также на форуме божественного Траяна. Но золотая статуя не была поставлена, посвящены были лишь серебряные. (3) В этом же обращении он предупредил, что если ктолибо будет в государственном или частном обиходе примешивать к серебру медь, к золоту – серебро, к меди – свинец, тот подлежит смертной казни с конфискацией имущества. (4) В этой же речи он предписал не допрашивать рабов в уголовных делах, возбужденных против их господ, даже в делах об оскорблении величества. (5) Он добавил, что все должны иметь у себя изображения Аврелиана.[1353] Он приказал построить храм обожествленным, в котором должны были стоять статуи хороших государей,[1354] с тем, чтобы в дни их рождений, в праздники парилий,[1355] в январские календы и в день добрых пожеланий[1356] им ставились приношения. (6) В этом же обращении он просил для своего брата Флориана консульство, но не добился этого,[1357] так как сенат объявил уже закрытыми все сроки для сменных консулов. Говорят, что он очень радовался независимости сената: императору было отказано в его просьбе дать консульство его брату. Тацит, как говорят, сказал: «Сенат знает, кого он сделал государем».

X. (1) Свое наследственное имущество, которое состояло у него из доходов, он отдал государству – в сумме двухсот восьмидесяти миллионов сестерций. Деньги, собранные им дома, он обратил на уплату жалования воинам. Он носил те же туники и тоги, какие носил в бытность свою частным человеком. (2) Он запретил устраивать блудилища внутри города, но это запрещение не могло продержаться долго. Все термы он приказал запирать до наступления темноты во избежание ночных беспорядков. (3) Корнелия Тацита, историка эпохи Августа,[1358] он приказал, называя его своим родственником,[1359] поместить во всех библиотеках. Для того чтобы его книга не пропала изза равнодушия читателей, он распорядился каждый год делать с нее десять списков на государственный счет и распределять по…архивам и библиотекам. (4) Всем мужчинам он запретил носить одежду из чистого шелка.[1360] Свой дом он велел сломать и на его месте приказал выстроить на его личный счет общественные термы. (5) На собственные же деньги он подарил остийцам сто нумидийских колонн в двадцать три фута высотой каждая.[1361] Имения, которые были у него в Мавритании, он предназначил для починки зданий Капитолия.[1362] (6) Все столовое серебро, которым он владел в бытность свою частным человеком, он отдал для обслуживания пиров, которые бывают в храмах. (7) Всех своих городских рабов обоего пола он отпустил на волю, однако в пределах сотни, чтобы не получилось нарушения закона Каниния.[1363]

XI. (1) Сам он был в жизни очень бережливым, так что в течение дня никогда не выпивал секстария вина, а часто выпивал меньше полу секстария. (2) Стол его состоял из одного петуха с добавлением кабаньей головы и яйца. Из зелени, которая подавалась в достаточном количестве, он питал особое пристрастие к салатулатуку, говоря, что таким расточительным расходом он покупает себе сон. Он отдавал предпочтение горьким кушаньям. (3) Он редко пользовался банями, а потому и в старости был крепок. Он был большим любителем разнообразных искусных изделий из стекла. Хлеб он ел всегда всухомятку, также – с солью и другими приправами. (4) Он был величайшим знатоком произведений искусства, питал страсть к вещам из мрамора. Вид у него был щегольской, как у подлинного сенатора. Он любил охоту. (5) Стол у него был уставлен исключительно сельскими блюдами. Фазаны подавались у него только в день рождения его и членов семьи или в очень большие праздники. Мясо закланных им жертвенных животных он всегда приносил домой и приказывал своим домашним питаться им. (6) Своей жене он не позволял носить на себе драгоценные камни. Он же запретил носить одежды с золотой полосой. Говорят, что именно он посоветовал Аврелиану удалить золото с одежд, сводчатых потолков и кожаных изделий. (7) О нем передано много подробностей, но было бы долго писать о них. Тот же, кто хочет знать все об этом человеке, пусть прочтет Светония Оттациана,[1364] который подробно написал о его жизни. (8) Будучи стариком, он удивительно легко читал даже самый мелкий почерк и за исключением дня после календ не пропускал ни одной ночи, чтобы чеголибо не писать или не читать.