Отсрочка - Жан-Поль Сартр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Третий класс до Парижа.
— Туда и обратно? — спросил кассир.
— Нет, только туда, — твердо ответила она. Филипп прочистил горло и во всю мочь закричал:
— Долой войну!
Ничего не произошло, снование теней перед кафе продолжалось. Тогда он приставил руки ко рту рупором:
— Долой войну!
Собственный голос показался ему громоподобным. Несколько теней остановились, и он увидел, что к нему идут люди. Их было довольно много, на большинстве были фуражки. Они небрежно приближались и с любопытством смотрели на него.
— Долой войну! — крикнул он им.
Они подошли совсем близко; среди них были две женщины и темноволосый молодой человек приятной наружности. Филипп с симпатией посмотрел на него и закричал, не сводя с него глаз:
— Долой Даладье! Долой Чемберлена! Да здравствует мир!
Теперь они окружали его, и он почувствовал себя вольготно — в первый раз за двое суток. Они смотрели на него, поднимая брови от удивления и молчали. Он хотел им объяснить, что они жертвы империализма, но у него словно заело: он кричал: «Долой войну!» Это был победный гимн. Он получил сильный удар в ухо и продолжал кричать, потом удар в челюсть и в левый глаз: он упал на колени, он больше не кричал. Перед ним оказалась какая-то женщина: он видел ее ноги и туфли без каблуков; она отбивалась и кричала:
— Негодяи! Негодяи! Он же совсем мальчишка, не трогайте его!
Матье услышал пронзительный голос, кто-то кричал: «Негодяи! Негодяи! Он же совсем мальчишка, не трогайте его!» Кто-то отбивался среди десятка типов в фуражках — это была маленькая женщина, она размахивала руками, волосы падали ей на лицо. Темноволосый молодой человек со шрамом под ухом грубо тряс ее, а она кричала:
— Он прав, вы все трусы! Ваше место — на площади Согласия, на митинге против войны; но вы предпочитаете бить мальчишку, это не так опасно.
Толстая сводница, стоявшая перед Матье, блестящими глазами смотрела на эту сцену.
— Разденьте ее догола! — крикнула она.
Матье досадливо отвернулся: подобные спектакли должны сейчас происходить на каждом перекрестке. Канун войны, канун оружия: это было красочно, но его это не касалось. Внезапно он решил, что это его касается. Он кулаком оттолкнул сводню, вошел в круг и положил руку на плечо брюнета.
— Полиция, — сказал он. — Что случилось? Брюнет недоверчиво посмотрел на него.
— Да все из-за этого мальчишки. Он кричал: «Долой войну!»
— А ты его ударил? — строго спросил Матье. — Ты что, не мог позвать полицейского?
— Полицейских нигде не было, господин инспектор, — вмешалась сводня.
— А ты, сводня, — оборвал ее Матье, — будешь говорить, когда тебя спросят.
Брюнет приуныл.
— Ему не сделали больно, — сказал он, облизывая ссадины на пальцах. — Дали тумака для острастки.
— Кто дал? — спросил Матье.
Субъект со шрамом, вздыхая, посмотрел на свои руки.
— Я, — сознался он.
Остальные отступили на шаг; Матье повернулся к ним.
— Вы хотите, чтобы вас записали свидетелями?
Не отвечая, они отступили еще дальше. Сводня уже исчезла.
— Расходитесь, или я запишу ваши фамилии. Ты останься.
— Значит, — сказал брюнет, — теперь французов бросают в каталажку, когда они не дают фрицу устраивать провокации?
— Это не твое дело. Сейчас все выясним.
Зеваки рассеялись. Осталось два или три, которые наблюдали за происходящим с порога кафе. Матье склонился на парнишкой: его здорово отделали: из разбитой губы текла кровь, левый глаз совсем заплыл. Правым глазом он пристально смотрел на Матье.
— Это я кричал, — гордо сообщил он.
— Больше ничего не придумал? — сказал Матье. — Можешь встать?
Паренек с трудом поднялся. Он упал в салат, лист салата прилип к заду, стебли грязной соломы зацепились за пиджак. Маленькая женщина ладонью почистила его одежду.
— Вы его знаете? — спросил у нее Матье.
— Н-нет… Паренек засмеялся.
— Конечно, знает. Это Ирен, секретарша Питто. Ирен мрачно посмотрела на Матье.
— Вы его не отправите за это в кутузку?
— Разберемся.
Субъект со шрамом потянул его за рукав: у него был смущенный вид.
— Я зарабатываю на жизнь, господин инспектор, я работаю. Если я пойду с вами в комиссариат, то опоздаю на работу.
— Документы.
Малый вынул нансеновский паспорт[30], его звали Канаро. Матье засмеялся.
— Родился в Константинополе! Стало быть, ты так любишь Францию, что готов уничтожить любого, кто на нее нападет?
— Это моя вторая родина, — с достоинством ответил турок.
— Ты, конечно, запишешься добровольцем?
Тот не ответил. Матье записал в блокноте его фамилию и адрес.
— Мотай отсюда, — сказал он. — Тебя вызовут. А вы идемте со мной.
Они втроем пошли по улице Монмартр и сделали несколько шагов. Матье поддерживал паренька — тот шел, покачиваясь. Ирен спросила:
— Скажите, вы его отпустите?
Матье не ответил: они недостаточно удалились от Центрального рынка. Они шли еще некоторое время, а потом, когда подошли к фонарю, Ирен стала перед Матье и с ненавистью бросила ему в лицо:
— Гнусный шпик!
Матье рассмеялся: волосы сползли ей на лицо, пряди мешали ей смотреть, и она скосила глаза, чтобы лучше разглядеть его.
— Я не шпик, — возразил он. — Ну да!
Она трясла головой, чтобы освободиться от волос. В конце концов она яростно схватила их и отбросила назад. Открылось ее лицо, матовое, с большими глазами. Она была очень красива и, похоже, не слишком удивилась.
— Коли так, вы их всех здорово надули, — заметила она. Матье не ответил. Эта история его больше не забавляла.
Ему вдруг захотелось прогуляться по улице Монторгей.
— Что ж, — сказал он, — сейчас я посажу вас в такси.
Посередине мостовой стояли две или три машины. Матье подошел к одной из них, увлекая за собой парнишку. Ирен шла за ними. Правой рукой она придерживала волосы над лицом.
— Садитесь. Она покраснела.
— Увы, честно говоря, я потеряла сумочку.
Матье подталкивал паренька в машину: он положил одну руку ему между лопаток, а другой открывал дверцу.
— Поищите в кармане моего пиджака, — сказал он. — В правом.
Немного погодя Ирен вынула руку из кармана.
— Здесь сто франков и еще мелочь.
— Возьмите себе сто франков.
Последний толчок, и паренек рухнул на сиденье. Ирен села за ним.
— Ваш адрес? — спросила она.
— У меня его больше нет, —
