Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отослав последних и оставшись с ними наедине, толстяк объявил гостям.
– Белые герои должны уйти!
– Куда? – опешил Франсуа.
– Или домой, – ткнув пальцем в потолок хижины, ответил князь, – или на дальние пастбища! – добавил он.
– Мы чем-то обидели Великого Вождя Мпанде ка Сензангакона или его народ, что ты гонишь «белых героев»? – без стеснения воспользовавшись титулом, стал мягко, но настойчиво выяснять подноготную этого решения француз. Леонид был изумлён дипломатическими способностями француза. Откуда что бралось? Казалось, что ему безразлично всё, кроме женщин и еды. А тут – надо же! Как он запомнил такое сложное для европейца имя князя?
– Нет! Каждое мгновение вашего пребывания в моей деревне дарит мне и моему народу благодать и радость! – искренне воскликнул князь.
– Тогда зачем мы должны уйти? – стал обижаться Франсуа.
– Гибель белых героев сильно ударит по престижу правящей династии, может сломать воинский дух защитников, обрадует нападающих, чем укрепит их воинский дух, – загибая пальцы, с неожиданным прагматизмом сказал Их Сиятельство.
– А почему сразу гибель? – не сдавался Франсуа. – Разве мы не доказали своё мастерство в военном деле? Разве не мы освободили Пака ка Мпанде ка Сензангакона?
То, с какой лёгкостью он снова произнёс длинное и труднопроизносимое имя принца, показали Фирсанову, что француз был нешуточно уязвлён. Теперь было пора и ему вступать в эту беседу.
– Полагаю, что мы с моим белым братом думаем одинаково, – начал разговор Леонид. – Хотя мы не любим войну…
– «Белые герои» любят праздники! – уточнил Франсуа.
– …не любим войну, но у нас там, – Леонид так же, как Мпанде, ткнул в потолок, – не принято бросать друзей в беде.
– А у нас не принято подвергать смертельному риску дорогих гостей! – возразил Мпанде.
– Да какие мы гости! Мы уже члены вашего племени! Или это не так? – влез в разговор и напрягся лионец.
– Мне и моему народу очень приятно, что белые герои почитают себя зулусами.
– Но тогда Ваше Сиятельство не может запретить воевать мне и моему белому брату за земли наших черных братьев. Это наш выбор! – нанёс удар под дых Леонид.
– Не могу! – после паузы расцвёл вождь.
– Тогда решено – мы вместе с вами! – Леонид глянул на Франсуа, тот согласно кивнул. Растроганный князь крепко прижал их к своей широкой груди. В глубине души он явно желал подобного исхода.
– Мы организуем ваших воинов и вместе дадим отпор. Нас ждёт победа!
Франсуа согласно кивнул, но это вышло так комично, что Леонид с трудом удержался от смеха.
Толстяк почесал сморщенный нос и, наверное, слово «победа», уверено произнесённое Фирсановым, убедило его, и он с лёгким сердцем согласился. Хоть кто-то снял с него часть проблем. Леонид и Франсуа немедленно стали чертить план обороны деревни прямо на земляном полу «дворца», тщательно аргументируя детали. Пытливый ум князя вникал в тонкости, в особо остроумных местах он ударял себя по животу, запрокидывал голову и громоподобно смеялся.
Вечером стали поступать первые сведения от лазутчиков.
Враг шёл единой колонной, отвлекаясь на грабежи встречающихся опустевших деревушек. Наступающих душила жадность, каждый участник похода стремился обязательно проникнуть в захваченную деревню в надежде хоть чем-нибудь поживиться. Так что в запасе у защитников были сутки, повезёт – двое. Надо это время использовать максимально.
Март 1902 года. Окрестности Питерсбурга
– Будет тебе, Соня, будет, – гладил Изъединову по макушке Николай Иванович. – Я что-то не пойму, ты отчего плачешь: то ли уезжать не хочешь, то ли радуешься, что скоро дома будешь?
– Нет! – судорожно, как ребёнок, хватая воздух, ответила девушка.
– Нет – уезжать, или нет – остаться? – стал допытываться ценящий всякую логику Эбергарт.
– Ты как невеста перед выходом к жениху: и замуж хочется, и в девках ещё не насиделась!
Наверное, все и так знали, что я сохну по корреспонденту. Ну и пусть! Сейчас сердце рвётся на кусочки. И плачет она о нём, а не по нему. Соскучилась! Канул в плен, как в омут. Но жив он! Господь милостив, он останется жив и найдёт её. Обещал же он ей, а такие, как он, обещаний не нарушают.
Не пересказать чехарду мыслей в голове у измученной влюблённой сестры милосердия.
– А что касается вашего корреспондентика, видел я тут, как он упражнялся. Так у меня, у бывалого медика и здорового человека, волосы на голове дыбом встали, – вставил свои пять копеек в разговор Эбергарт. – Как он суставы свои насиловал, это уму непостижимо! Хотя, может быть, такими упражнениями можно добиться подобной подвижности и гибкости. Не знаю.
– Не исключайте индивидуальные особенности! – по привычке принялся оппонировать коллеге Кусков.
– И такое тоже может быть, – меланхолически заметил Александр Карлович. – Лично у меня сложилось впечатление, хотя с научной точки зрения это полный бред, что у парня на теле какая-то прямо броня или кольчуга. И он просто заговорённый. Пуля боится, и штык не берёт.
– А это, голубчик, в корне же противоречит современным научным взглядам, – подхватил пухляк.
– Много вы оба знаете! – взвилась Софья. – Жив он, и точка!
– Да разве мы против, голубушка, мы только за. Подтвердите, коллега, – растерялся от напора Николай Иванович.
– Несомненно, – протянул Эбергарт и затянулся папироской, или, как он любил произносить немного в нос, – пахитоской.
Глядя на этого высокого, всегда подтянутого, немного щеголеватого доктора, никто не смог бы предположить, что единожды опалённый военными действиями, он всё время стремился заглушить возникшее в первый же день на передовой, вечно грызущее чувство опасности. Если он долгое время его не испытывал, то его начинало выворачивать и крутить, как наркомана во время абстинентного синдрома. Он постоянно жадно искал в повседневной жизни возможности как-то утолить адреналиновый голод. И пускался в такие переделки, что у обывателей челюсти отвисали. То с другом затеет скачки на норовистом скакуне по льду замёрзшей реки, то примет участие в экспедиции, разыскивающей за Уралом непонятное существо, уважительно именуемого местными жителями «хозяин». Малые народности в один голос звали его «йети».
Теперь он подспудно понимал, что на родине снова вынужденно займётся поискам острых ощущений. Может, полетает на воздушных шарах, газеты пестрят о полётах по всех России. Или отыщет ещё нечто подобное. До следующей войны. Только в это время возникало приятное и устойчивое ощущение в собственной необходимости. Иногда он жалел, что не пошёл в кадровые офицеры, а выбрал медицину.
Если забав долго не случалось, то доставался стерилизатор, кипятился персональный шприц и в ход шёл какой-нибудь дурман. Но только в самом крайнем случае и очень редко.
Начавшийся ещё в
