Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл

— Ты о чем? — фыркнул Джеймс. — Это, наверное, от фирмы, предоставляющей машину для поездки на телешоу.

Выпроводив Минди, Джеймс жадно проверил послание. Как он и надеялся, оно было от Лолы. «Желаю удачи! — написала она. — Я буду смотреть». В конце стоял «смайлик».

Джеймс ушел из дому в 6.15. Минди не справилась с собой и перечитала глупости про Джеймса и про себя, окончательно испортив себе настроение. Что за времена! Любой, кто повинен в попытке что-то совершить в жизни, превращается в жертву нападок в Интернете, за которые невозможно расквитаться, остается терпеть. В таком настроении она села за компьютер и стала перечислять в своем блоге все неподвластные ей проявления жизни, несущие наибольшее огорчение: неспособность забеременеть, переехать в лучшую квартиру, покончить с жизнью — гонкой к постоянно отдаляющейся, невидимой финишной прямой. Даже наметившийся успех Джеймса не сулил облегчения, а только сильнее высвечивал все эти несовершенства.

Когда в семь утра подал признаки жизни лифт, выпуская в вестибюль Пола Райса, она специально распахнула дверь и выпустила туда же Скиппи. Скиппи, как водится, зарычал на Пола. Минди, все еще пребывая в дурном расположении духа, позвала собаку не так быстро, как следовало, и Скиппи вцепился Полу в штанину с бешеной злобой, которую хотела выплеснуть, да не могла, сама Минди. Скиппи успел прогрызть в штанине дырочку, прежде чем Пол сумел его стряхнуть. Нагнувшись, Пол осмотрел повреждение, потом выпрямился и противно поцокал языком.

— Вы ответите за это по суду, — холодно пригрозил он.

— Валяйте, — сказала Минди, — сделайте одолжение. Хуже все равно уже не будет.

— Еще как будет! — пообещал Пол. — Вот увидите.

С этой угрозой Пол покинул здание. Тем временем Лола Фэбрикан встала и включила телевизор. Вскоре на экране появился Джеймс. Вероятно, благодаря гриму он выглядел неплохо. Конечно, ему не хватало раскованности, но он всегда был зажатым. Неплохо было бы немного его растормошить, подумала Лола. Он попал на телеэкран! В YouTube может залезть любой, но настоящее телевидение, тем более общенациональный канал, — это уже серьезно!

«Я вас видела, — написала Лола Джеймсу. — Вы были классным! Лола». Послание кончалось ее постоянным виртуальным девизом: «Тело смертно, дух вечен».

В телестудии рекламный агент, тощая особа с длинными светлыми волосами, смазливая и вкрадчивая, сказала Джеймсу с улыбкой:

— Все прошло отлично.

— Неужели? А я сомневался. Я еще никогда не выступал по телевидению.

— Все было хорошо, поверьте, — сказала она неубедительно. — А теперь поторопимся, иначе вы не успеете ко времени своего интервью на радиостанции Си-би-эс.

В машине Джеймс размышлял о том, станет ли он знаменитостью, будут ли его узнавать на улице после сегодняшнего телевыступления. Он не ощущал в себе перемены, водитель тоже обращал на него не больше внимания, чем раньше. Потом он проверил свою электронную почту и увидел сообщение Лолы. Хоть кто-то его ценит! Он опустил стекло — в салон ворвался сырой уличный воздух.

День, когда отец Сэма подписывал свою книгу, выдался необычно теплым, что спровоцировало в классе дискуссию о глобальном потеплении. Согласились с тем, что крайне гнусно вступать в мир, уже изуродованный родителями, где детям приходится жить под угрозой Армагеддона, грозящего гибелью всему живому. Сэм знал, что его мать чувствует себя лично повинной в этом — она учила его раскладывать мусор по категориям и выключать свет, но далеко не все взрослые походили в этом на нее. Когда он заговорил об этом с Инид, она его высмеяла и сказала, что так было всегда: в тридцатые годы существовали рационирование питания и угроза голода (а в Великую депрессию некоторые действительно голодали); в сороковых и пятидесятых годах боялись воздушных налетов, в шестидесятых и семидесятых — атомной бомбы. И при этом люди не только выживали, но и процветали, иначе население Земли не выросло бы за это время на несколько миллиардов. Сэму все это не показалось убедительным: он доказывал, что лишние миллиарды — это и есть проблема.

Шагая по Уэст-Виллиджу с друзьями, Сэм вел с ними беседу о том, что Земля и так охладилась на два процента из-за самолетов, усиливающих облачность, которая поглощает на пять процентов больше солнечного света. Он утверждал, что это научный факт и что два дня после 11 сентября 2001 года, когда прекратились авиарейсы и благодаря этому уменьшилась облачность, отмечалось повышение температуры на два градуса. Выбросы самолетов приводят к увеличению отражения света от земной поверхности, доказывал он.

На Шестой авеню они задержались у баскетбольной площадки, где шла игра. Сэм сразу забыл об изменении климата и сбросил куртку, чтобы присоединиться к играющим. Он с двухлетнего возраста играл в баскетбол на этом замусоренном, потрескавшемся асфальтовом пятачке: отец водил его сюда по утрам весной и летом и учил дриблингу и броскам. «Только матери не говори, Сэмми, — просил отец. — Она обзовет нас лодырями».

В этот раз играли жестко — возможно, из-за потепления, придавшего всем энергии. Сэм играл неудачно, получил локтем под подбородок и был больно прижат к сетке ограды, после чего махнул рукой и ушел. По пути домой он купил пончик с плавленым сыром. Дома он с увлечением занялся апгрейдингом своего интернет-сайта. От этого занятия его оторвал звонок: швейцар сообщил, что к нему пришли.

В вестибюле дома стоял изрядно помятый человек. Осмотрев Сэма с ног до головы, он спросил, дома ли родители, и когда Сэм отрицательно покачал головой, сказал:

— Ты тоже сгодишься. Расписаться сможешь?

— Конечно.

Сэм понимал, что незнакомца следовало бы выпроводить с помощью швейцара, но все произошло слишком быстро. Человек отдал ему конверт и показал, где поставить подпись. Сэм расписался, не умея противоречить взрослым. Человека сразу след простыл: он проскользнул во вращающуюся дверь. Сэм остался стоять с конвертом в руках.

Обратный адрес принадлежал адвокатской конторе на Парк-авеню. Сэм знал, что конверт открывать нельзя, но все-таки сделал это, решив сказать, что нарушил запрет случайно. В нем оказалось письмо на двух страницах. Адвокат писал от имени своего клиента, мистера Пола Райса, постоянно подвергающегося беспричинному преследованию со стороны матери Сэма. Если это немедленно не прекратится и если последствия такого поведения не будут устранены, Пол Райс и его юристы наложат на Минди судебный запрет и подадут на нее иск в соответствии с законом.

В спальне Сэм перечитал письмо, чувствуя непримиримый юношеский гнев. Мать часто выводила его из себя, однако он, как большинство мальчиков, был готов броситься на ее защиту. Она умная, безупречная, с его точки зрения — красивая; он водружал ее на пьедестал и сравнивал с ней всех девушек. И вот теперь его мать подверглась новому нападению со стороны Пола Райса. От этой мысли он рассвирепел и даже собрался что-нибудь расколотить, но, оглядевшись, не нашел ничего подходящего, поэтому просто переобулся и вышел подышать воздухом. Он совершил пробежку по Девятой улице, мимо порношопов, магазинов для любителей животных и чайных салонов. Он собирался пробежаться по Гудзон-авеню, но на причалы нельзя было попасть: вход был перегорожен красно-белыми ленточками.