Флэшмен в Большой игре - Джордж Макдоналд Фрейзер

— А что будет со мной — если она откажется?

— Полагаю, — проговорил генерал, небрежно попыхивая сигарой, — что она попытается оставить вас в качестве заложника. Не думаю, что она пойдет на большее, а? В любом случае, — продолжал он, похлопывая меня по руке, — я знаю, что вы вообще не обращаете внимания на риск — я же видел вас под Балаклавой, клянусь святым Георгом! Вы слышали об этом, Листер? — воодушевленно продолжал он. — Этому красавчику недостаточно было одной атаки — вместе с Тяжелой бригадой — он пошел еще и вместе с Легкой! И, знаете ли, он к тому же расхохотался, увидев мое восхищение. Вы бы и сами живот себе надорвали от смеха, глядя на это.

Вот так оно опять и случилось: впереди ад и обратной дороги нет. Мысленно я попытался прикинуть шансы, изо всех сил сохраняя спокойное лицо и прихлебывая бренди. Станет ли Лакшмибай слушать меня? Наверное, нет; она может попробовать бежать, когда все будет потеряно, но не сдастся сама, бросив свой город погибать. Что же она тогда сделает со мной? Передо мной, как на картине, всплыло смуглое лицо рани, улыбающееся мне приоткрытыми губами, когда я в первый раз обнял и поцеловал ее среди зеркальных стен; я вспомнил павильон, нет-нет, она не даст причинить мне вреда, если только сможет. Хотя… не она ли послала за мной этих душителей-тугов? Нет, это был Игнатьев. И все же была ведь еще резня в Джханси — насколько сильно рани замешана в этом? Кто знает, что творится в голове у этой индийской принцессы? Может, она так же жестока и вероломна как и остальные князьки? Я не мог ответить на этот вопрос, но мне придется узнать об этом, хочу я этого или нет. Я узнаю об этом сразу, как только снова встречусь с ней лицом к лицу — и тут на мгновение я почувствовал, как в груди у меня вспыхнуло горячее желание еще раз увидеть ее. Это продолжалось всего лишь какие-то секунды, а потом я со страху вновь взмок от пота.

Должен все же сказать насчет Хью Роуза — при всей дьявольской находчивости, проявленной им для того, чтобы придумать мне новые опасности, он также обладал и огромным талантом организатора. Ему хватило всего лишь тридцати секунд, чтобы найти решение проблемы безопасной доставки меня в Джханси — на следующий день я должен был приготовить свою маскировку, намазать кожу, чтобы придать ей смуглость и прочее, а затем ночью генерал бросит эскадрон хайдерабадской кавалерии во внезапный рейд к пролому в городской стене. Всадники пробьются через хлипкую баррикаду, которой защитники попытались загородить брешь, порубят саблями немногочисленных часовых, поднимут дьявольский шум, а затем в полном порядке отступят — оставив среди обломков некоего туземца — бадмаша, крайне подозрительного вида. Вся соль в том, что это будет полковник Флэшмен, ранее служивший в Семнадцатом уланском полку и Генеральном штабе. По словам Роуза, мне будет совсем не трудно пролежать с полчасика в укромном уголке, а затем затеряться среди защитников крепости. После этого мне останется лишь пробраться по улицам ко дворцу рани и постучать в двери как старый мореход к своей подружке.

Глядя со стороны, причем с безопасной дистанции, теперь я мог бы сказать, что этот план великолепен, но помнится, тогда я подумал, что от него могли бы затрястись поджилки и у бронзовой статуи. Однако вот дьявольская штука — что бы ни предлагали генералы, вам остается только улыбаться и поддакивать. И, нужно признаться, это срабатывает.

Я не помню конца того проклятого дня, когда я должен был ждать, натянув на себя грязные лохмотья сипайского мундира, так чтобы снова приготовиться играть свою старую роль мятежника из Третьего кавалерийского. Но я никогда не забуду последние томительные секунды, когда мы собрались позади осадных пушек в готовности к атаке. Хайдерабадские кавалеристы стояли вокруг меня во мраке, Роуз пожал мне руку, а потом кто-то шепотом отдал приказ и началась все ускоряющаяся скачка сквозь холодную тьму и лишь похрапывание лошадей да поскрипывание кожи отмечало наше приближение к смутно виднеющейся в отдалении стене, за которой над городом поднималось багровое зарево; широкий провал бреши, в которой мерцали огоньки сторожевых костров, мы видели даже силуэты, снующие тут и там.

Вдалеке на нашем левом фланге дали залп дежурные батареи, тьму пронизали тонкие язычки огня, растаявшие в направлении части города, лежащей напротив старых казарм. Это было сделано для отвлечения внимания; я уже ощущал запах базара, доносившийся из-за стены, а нас еще так никто и не заметил. Даже сквозь мой привычный испуг я почувствовал странную дрожь возбуждения, знакомую каждому кавалеристу, когда эскадрон в полном молчании летит сквозь тьму туда, где притаился ничего не подозревающий враг — медленно и тяжело, бум-бум-бум, лошади идут шагом, мы скачем бок о бок, в одной руке поводья, другая — на эфесе тускло мерцающего клинка, а слух напряженно ловит первый крик тревоги. Как часто я сам чувствовал это — и испытывал ужас: в Афганистане, в Канпуре с Роуботемом, в Пенджабе, под стенами форта Рейм, когда я скакал на русских со старым Иззатом Кутебаром и целой ордой Небесных Волков и этой прекрасной ведьмой, дочерью Ко Дали, сжимающей в темноте мою руку…

Треск винтовочного выстрела, отдаленный вопль и громовой рев риссалдара: «Эге-ей! Эскадро-о-он — в атаку!» Темная масса по обе стороны словно прыгнула вперед и я тоже пришпорил своего пони, растянувшись у него на спине, пока мы преодолевали последние фарлонги до бреши. Хайдерабадцы закричали и, как фурии, бросились в атаку, за исключением четверых, которые продолжали держаться впереди по обе стороны от меня, прикрывая, словно щитом. За ними я видел дымящиеся костры в бреши — проломе в сотню ярдов шириной с рваными краями, на скорую руку перегороженному баррикадой; во тьме засверкали огоньки выстрелов и пули запели над головой, и тут же передовые всадники взлетели на гребень баррикады, размахивая саблями. Четверка моих защитников теперь крутилась среди груд битого камня и обгорелых бревен, вопя как безумные дервиши. Я заметил, как один из них зарубил панди, который бросился на него с примкнутым к мушкету штыком, а другой сцепился с огромным детиной в белом дхоти, набросившимся на него с копьем. Лошадь хайдерабадца споткнулась и упала, а я заставил своего коня вскочить на груду камня и битой штукатурки, из-за которой выскакивали темные фигуры, и визжа растворился во мраке.

Впереди виднелся костер, от которого ко мне бежали люди, так что я дернул за поводья моего скакуна и двинулся правее, в тень. Двое хайдерабадцев по-прежнему были рядом, отстреливаясь от наседающих панди и под их прикрытием мне удалось добраться до разрушенного дома, а лязг клинков, грохот мушкетов и вопли сражающихся слышались уже у меня за спиной. Рядом с домом были заросли кустарника. Быстро оглядевшись по сторонам, я понял, что ни один из неприятелей пока не замечает меня и аккуратно скатился с седла прямо в нечто, напоминающее навозную кучу и, тяжело дыша, залег под кустом.