Бездна обещаний - Номи Бергер

Эрик, дорогой, преданный Эрик, вез ее домой. После всех этих нескончаемо долгих лет она наконец вернется домой.

Кирстен с каменным лицом наблюдала, как таксист грузит ее чемоданы в машину. Прочий багаж был заблаговременно отправлен, осталась только одежда. Кирстен с тоской подумала о предстоящих ей двух перелетах (первый до Лиссабона, второй до Фару), ведь в отличие от прежних путешествий, предпринятых Кирстен за два года, прошедших после звонка Майкла, она уезжала безвозвратно. Билет, купленный в агентстве «Альфа Турист» на улице Гермиона, был в один конец — в небольшой городок на юге Португалии под названием Тавира.

Очередное место, которое Кирстен предстояло временно назвать своим домом.

— Подождите меня, пожалуйста, — попросила Кирстен шофера по-гречески и поднялась наверх еще раз проститься с Полисисами. В глазах Кирстен стояли слезы, в сердце закралась нестерпимая тоска, несмотря на все ее попытки оставаться спокойной, невозможно было расстаться с Ларисой, Александросом и в особенности с любимым Маркосом, не испытывая опустошительного чувства потери.

И все же Кирстен уезжала. Она чувствовала, что ее привязанность к трем этим людям становится чрезмерной, что она начинает слишком зависеть от потребности общаться с ними, от исходящего от Полисисов семейного тепла, по которому так ужасно тосковала. Кирстен снова пускалась в путешествие лишь для того, чтобы восстановить существовавшую между ними прежде дистанцию. А единственным верным средством от растущей привязанности для Кирстен было движение.

— Ты как специально выбрала неподходящий день для отъезда, — ворчал Александрос, заключая Кирстен в прощальное объятие. — Ты разве не слышала, что повсюду сейчас беспорядки из-за протестов против нового закона, запрещающего забастовки?

— Слышала. Столько всего изменилось, и в то же время ничего не меняется.

— Ранены уже десятки людей, — добавила Лариса, — а один, по сообщениям, убит. Ты полагаешь, следует рисковать, пытаясь добраться до аэропорта сквозь всю эту неразбериху?

— Теперь мне уже не приходится выбирать. Мой рейс через два часа, и единственное, что мне осталось, — попытаться.

— Кирстен, если тебе не повезет, то возвращайся сюда и оставайся с нами, — тут же вмешался Маркос.

— А ты только того и ждешь, — поддразнила мальчика Кирстен.

Она протянула руку, чтобы взъерошить его волосы, но Маркос увернулся. Кирстен не обиделась, понимая, что Маркос просто защищает себя от проявления ответных сентиментальных чувств. Мальчик раньше уже использовал все имевшиеся в его арсенале средства, чтобы отговорить ее от поездки: и то, что скоро его одиннадцатый день рождения (а Кирстен не будет, чтобы традиционно сводить Маркоса на симфонический концерт), и пианино (на котором Кирстен так и не научила его играть, хотя Маркос уже и умел играть на бузуке), и особенно неудачный выбор Кирстен нового места жительства (Тавира была типичным средневековым городишком, где люди и жили словно в средние века).

— А ты знаешь, что ростом почти догнал меня? — Кирстен еще раз попыталась вытащить мальчика из его «укрытия». — Уверена, что в следующую нашу встречу ты будешь таким же высоким, как отец.

— Ты хочешь сказать, что до тех пор мы не увидимся?

— Да нет, я вовсе не это имела в виду.

Но Маркос окончательно сник и даже отвернулся, чтобы этого не видели ни Кирстен, ни родители.

Он обожал Кирстен и никак не мог смириться с тем, что она уезжает. Но Кирстен решила все-таки предпринять еще одну попытку.

— Поди сюда, мой маленький мужчина, — ласково позвала она, протягивая мальчику руку. — Ну же, Маркос. Пожалуйста.

Еще с минуту Маркос колебался, потом, наконец сдавшись, вздохнул и подошел к ней. Держась за руки, они с Кирстен направились по длинному коридору к лифту.

— Ты ведь на самом деле понимаешь, почему я уезжаю, Маркос?

Понурив голову Маркос рассматривал узор на ковре.

— Не совсем, — глухим голосом признался он наконец.

— Я уезжаю, потому что и так задержалась в Афинах дольше, чем предполагала, и к тому же мне опять нужно какое-то время побыть одной. Афины — не мой дом, Маркос. И Тавира им не будет. Ни один из городов, в которых мне пришлось жить последние пять лет, не был моим домом. Мой настоящий дом — Нью-Йорк, и я собираюсь когда-нибудь туда вернуться.

— Но разве я смогу встретиться с тобой, когда ты туда вернешься?

— Ну, конечно, сможешь.

— Как?

— Ты приедешь ко мне.

— Нью-Йорк так далеко…

— Нет, вовсе не далеко: я же приехала сюда из Нью-Йорка, ведь так?

— Верно.

— Но это еще не скоро, и поэтому ты как-нибудь приедешь ко мне в Тавиру.

— А ты еще приедешь к нам в гости, хорошо?

— Конечно, мы ведь обещали друг другу. — Маркос неохотно кивнул. — И даже пожали друг другу руки, помнишь?

— Помню.

— А что еще мы обещали?

— Что я никому не скажу, куда ты уехала.

— Молодчина.

Кирстен не сказала Майклу о своем отъезде — он тоже был одной из причин бегства Кирстен.

Поездки Кирстен в течение этих лет тоже были своеобразной «защитой» от Майкла. И потому виделись они за все время только один раз, да и то мельком, когда оркестр Нью-йоркской филармонии приехал в прошлом году в августе в Афины для участия в ежегодном фестивале. И хотя в этой поездке Майкла сопровождала Роксана, ему удалось, оставив жену на час, приехать на квартиру Кирстен и провести с ней эти ворованные шестьдесят минут.

Встреча получилась какой-то неловкой, совсем не похожей ни на одну из трех предыдущих. Ни он, ни она даже и не пытались заняться любовью, вместо этого, сидя на балконе и потягивая узо, они вяло беседовали, изредка прерывая разговор поспешным поцелуем или объятием. Роксана, непрошеным гостем незримо присутствуя на их мимолетной встрече, физически вбивала между ними клин. Но в гораздо большей степени клин этот был вбит собственным желанием Кирстен быть не столь зависимой от Майкла. В конце концов и сам Майкл принял необходимость держаться на расстоянии. Не было времени на вопросы, еще меньше — на объяснения.

Кирстен уже не хотела объяснять или не объяснять своего состояния кому бы то ни было. Она устала от притворства, от того, что приходится довольствоваться кусочками и осколками. Теперь ей хотелось того же, что и пять лет назад, — безвестности и забытья. И только бегство в незнакомое место могло это ей дать.

Кирстен взглянула на часы и увидела, что опаздывает.

— Ну, быстренько, Маркос, еще одно дружеское объятие на прощание, и я побежала. — К досаде Кирстен, Маркос не двигался. — Маркос? — И, уже не дожидаясь его ответа, Кирстен обняла мальчика и покрыла его лицо поцелуями. Только она собралась отпустить Маркоса, как мальчик вскрикнул и сам крепко обнял Кирстен за шею. — Ах, Маркос, Маркос, — только и смогла промолвить Кирстен, снова обнимая своего любимца.