Любовники и лжецы. Книга 1 - Салли Боумен

– Раньше ты думал по-другому. Почему ты переменил свое мнение?

– Я уже говорил тебе, Джини. Потому что я понял: нас используют – и тебя, и меня. Они продолжают разыскивать Макмаллена и считают, что мы можем вывести их на него. Пока существует такая возможность, мы остаемся для них полезны. В тот момент, когда надобность в нас отпадет… Вот почему они щадят нас, как пощадили сегодня вечером. Как только мы приведем их к Макмаллену, считай, что мы покойники.

– Ты ведь не можешь так думать, Паскаль!

– Еще сегодня утром – не думал, сейчас – уверен. – Неожиданно он со злостью обернулся к ней. – Все делается очень просто, Джини. Для них вовсе не обязательно стрелять нам в затылки. Они могут провернуть это гораздо тоньше: устроить автомобильную катастрофу, выбросить из поезда метро, организовать поломку лифта, который рухнет в шахту…

– Это неправда. Это не может быть правдой! – Джини всхлипнула, поднялась и, подойдя к окну, выглянула наружу. Облака непрерывно наплывали на луну, и воды канала то вспыхивали серебряным светом, то вновь делались непроницаемо черными.

– Я же разговаривала с Хоторном, – обернулась она и умоляющим взглядом посмотрела на Паскаля. – Я говорила с ним только вчера. Все это время я смотрела ему в глаза, в лицо. Я бы увидела там какой-то знак, какое-то выражение…

Паскаль нетерпеливо махнул рукой.

– Ты считаешь, что зло так легко распознать? Ошибаешься, Джини, это совсем не так. Мне приходилось встречать многих страшных людей, фотографировать их: бывших нацистов, мафиози, мелкотравчатых продажных генералов в Африке, арабских диктаторов – людей разного возраста, принадлежащих к разным расам. Всех их роднило только одно: они убивали не задумываясь и были готовы убивать снова и снова. Но ни в одном – ни в едином! – случае этого нельзя было прочитать на их лицах.

– Но здесь все по-другому! – взорвалась Джини. – Хоторн не какой-нибудь генерал или диктатор. Он американский политик.

– Ах да, конечно, – в голосе Паскаля появились нотки сарказма – И ты общалась с ним в прелестной гостиной, в окружении милых цивилизованных людей, а угощали вас вкусной едой и дорогими напитками. Но задумайся, задумайся, Джини, что на самом деле представляют собой все эти американские политики, а также их английские и французские коллеги!

– Я думаю и вижу, что тут все иначе. Конечно, я допускаю, что они порой могут принимать негуманные решения, к примеру, во время войны. Могут отдавать приказы о бомбежках и прочих постыдных вещах, могут шевельнуть пальцем, и еще до обеда какой-нибудь город исчезнет с лица земли. Я все это знаю, знаю. Но это политические, а не личные решения. Это совсем не то, что убить кого-нибудь ради того, чтобы спасти собственную шкуру.

– Значит, ты абсолютно уверена, что ни один из американских политиков на такое не способен? – Паскаль смерил Джини спокойным взглядом и, пожав плечами, отвернулся. – Неужели все они такие чистые? Взгляни хотя бы на некоторых из ваших последних президентов и тех, кто их окружает, Джини. И скажи мне еще раз, что ты совершенно спокойна на их счет.

После некоторого молчания Джини произнесла:

– Хорошо, я допускаю это. Но то же самое можно сказать про политиков и могущественных людей во всем мире: в Европе, Африке, Южной Америке, на Востоке…

– Естественно, – вздохнул Паскаль. – В развитых демократических странах система ограничений работает эффективнее, нежели в других регионах. Но попробуй загнать того или иного политика в угол, пригрози ему, что в случае бездействия он потеряет все, а в противном случае выиграет, и он начнет лгать, сплетничать, шантажировать, а при определенном стечении обстоятельств – да, и убивать. И лишь в одном ты можешь быть совершенно уверена: ничего на его лице тебе прочитать не удастся.

После этих слов в номере воцарилось длительное молчание. Паскаль задумчиво курил, Джини стояла у окна, не отрывая взгляда от воды. Она обдумывала некоторые аспекты этой истории, которые раньше не давали ей покоя. К примеру, вначале она не была уверена, что делает правое дело, копаясь в частной, более того, интимной жизни постороннего мужчины. Ее мучили неразрешимые, казалось бы, вопросы. Неужели не существует никакой ширмы, которая отделяет политическую жизнь человека от того, как он ведет себя в быту? Имеет ли какое-то значение тот факт, что политик с безупречной во многих отношениях репутацией оказывается лжецом и бабником, когда дело не касается его работы? Неужели первое не перевешивает второго?

Теперь ответ на эти вопросы был для нее ясен: нет. Ложь и обман не могут быть оправданы и локализованы. Они как заболевание, расползающееся от одного органа по всему организму, заражая его и ставя под угрозу саму жизнь. Кроме того, – перед ее внутренним взором вновь предстала страшная комната в Палаццо Оссорио, – теперь еще убиты два человека. Она вспомнила свой телефонный разговор со Стиви. «Я ведь ни разу не был за границей», – пожаловался он ей тогда. Вот он и совершил его, свое первое и последнее путешествие за границу. И тут Джини осознала, что ярость и бешенство, которое она испытывала сейчас, заставили ее полностью успокоиться. Обернувшись, она посмотрела на Паскаля.

– Паскаль, – начала она, – ты должен понять одну вещь. Я не брошу этого дела. По крайней мере, сейчас. Делай все, что тебе угодно. Беседуй с Дженкинсом, если тебе угодно. Попробуй снять меня с этого задания, если хочешь. Но я все равно буду продолжать работать над ним, и помешать мне не сможет никто – ни ты, ни Дженкинс. Я буду работать над этим с тобой или без тебя. Я буду работать до тех пор, пока не докопаюсь до истины. Если во всем этом действительно виноват Хоторн, он конченый человек.

Она сделала быстрый и резкий жест.

– Выбирай, Паскаль. Со мной или без меня. Делай выбор.

Паскаль молча смотрел на девушку. Ни на одну секунду у него не возникло сомнения в серьезности ее слов. Она говорила спокойно, лицо ее было сосредоточенным и бледным, глаза не отрывались от его лица. Это не было ни бравадой, ни истерикой. Ему самому было знакомо такое состояние. Это было упрямое и непреклонное убеждение в том, что правда может быть раскрыта, и что именно эта цель составляет главную суть их работы.

В этот момент, глядя на Джини, он словно увидел и услышал самого себя, когда был моложе. Он вспомнил, как это бывает, когда работа, которую ты делаешь, становится всем смыслом твоей жизни. Он испытывал одновременно стыд и убежденность в ее правоте, хотя знал, что не может сказать об этом Джини.

Встав, он подошел к девушке. В лунном свете ее волосы приобрели цвет серебра. С бледного лица на него глядели огромные темные глаза. Паскаль видел, что она до сих пор дрожит, и понял, что все увиденное ею до сих пор не отпускает ее. Он молча взял ее за руку и привлек к себе. Протянув руку, он дотронулся до ее затылка и распустил волосы Джини. Когда Паскаль прикоснулся к Джини, она глубоко вздохнула. Он обнял Джини и повернул к себе ее лицо.