Письма русского офицера. Воспоминания о войне 1812 года - Федор Николаевич Глинка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генералу Милорадовичу с авангардом приказано уже было идти к городу Красному.
Атаман Платов по занятии Вязьмы и блистательном набеге на Духовщину, где овладел огромным парком артиллерии и другими важными предметами, явился пред укрепленным французами предместьем города Смоленска на правом берегу Днепра, когда Наполеон находился в городе. Следуя этим берегом, атаман полагал предупредить Наполеона в Дубровне или Орше и, затрудняя его при переправе, сколько возможно замедлить его движение, но узнал, что, спокойно перешедши Днепр, Наполеон находится в Орше. Не мог представить себе атаман Платов, чтобы армия наша, знавшая в подробности состояние неприятеля, с неимоверною поспешностию уходящего, не тронулась даже с места. <…>
Ноября 4-го числа вице-король италиянский, следовавший из Смоленска с остатками своей армии, к которой присоединено было несколько частей других войск, миновавши правую оконечность нашего авангарда, сошел с большой дороги и решительно атаковал VI-й пехотный корпус. Генерал Раевский со свойственною ему твердостию встретил неприятеля, которому картечный огонь нашей артиллерии, в количестве гораздо превосходном, наносил ужасный вред, но корпус Раевского потерпел значительный урон. Прежде прошедшая в Красный неприятельская колонна возвратилась на звуки выстрелов в тыл слабой части 4-й пехотной дивизии храброго принца Евгения Виртембергского, угрожая отличному Белозерскому полку. Горяча была схватка, но приспели полки I-го кавалерийского корпуса генерал-адъютанта барона Меллер-Закомельского, и колонна опрокинута в расстройстве.
В то время, когда атака вице-короля италиянского была отражена и он принужден был удалиться, Московский драгунский полк под командою неустрашимого полковника Давыдова (Николая Владимировича) врубился в отдалившуюся колонну пехоты из двух тысяч человек; но до того изнурены были лошади в полку, что из средины колонны не могли проникнуть до ее хвоста. В таковой же степени истощения и усталости была неприятельская пехота, что не имела сил не только защищаться, но даже двигаться, бросила оружие и сдалась в плен. Взят орел, принадлежавший одному из знаменитых полков. Успех оружия нашего в действии нынешнего дня мог иметь важные последствия, но наступившая темнота заставила войска отойти на отдохновение, для всех необходимое, на прежний ночлег. Расположенные сторожевые казачьи посты известили, что вице-король прошел ночью в Красный. <…>
Усмотренный вдали неприятель в продолжение большей части дня проходил отдельными толпами, из которых редкие были свыше двух тысяч человек, в совершенном расстройстве. Под огнем батарей наших оставляли они орудия, бросали обозы и рассеянные, с огромною потерею, спасались в леса. Некоторые отважно прошли далее, но пали под штыками дивизии гренадерской графа Строганова и 3-й пехотной. Одну из колонн атаковали полки лейб-гвардии драгунский, гусарский и уланский, и хотя нанесли ей чувствительный урон, но глубокий снег во рвах по бокам дороги не допустил истребить ее, и, прикрываясь ружейным огнем, не отклоняясь даже с дороги, она прошла в Красный.
Против генерала барона Розена, ближайшего к городу, высланы из него колонны. Недолго и нетвердо противлялись они, бросили пушки и удалились пораженные. Упорно дрались части наполеоновской Молодой гвардии и корпуса маршала Даву, но не выдержали они стремительного удара и лейб-гвардии егерского полка; когда барон Розен ворвался в город, он взял оставленные орудия, все тяжести, экипажи маршала Даву, секретную его переписку и его маршальский жезл. Войскам досталась богатая добыча.
Подвигом этим заключилось 5-е число. Гвардия наша вошла в Красный. Армия, сосредоточенная, провела ночь у самого города. Барон Розен, имея подкрепление, мог следовать за неприятелем, наблюдая, по крайней мере, за его действиями, но ему приказано не выходить из города.
Ноября 6-го числа, с началом дня, замечен неприятель, идущий из Смоленска. Долго густой туман мешал определить его число, но схваченные пленные показали, что будет проходить маршал Ней с арриергардом, составленным из остальных людей всех вообще корпусов, довольно значительной артиллерией и конницей в девятьсот человек, соединенных одиннадцати полков разных наций, всего до пятнадцати тысяч человек, из которых корпус самого маршала, весьма уже малолюдный, отличался примерным порядком.
Генерал Милорадович с VII-м пехотным и I-м кавалерийским корпусами занял позицию на самой дороге, пред Красным в четырех верстах. Позади его были резервы, фронт прикрывали сильные батареи, недалеко от спуска в долину, в которой переправа. Подходя к этому месту, маршал Ней поставил батарею на противоположной высоте, но [она] недолго выдерживала действие нашей артиллерии. Тогда, выславши большое число стрелков, [он] заставил наших стрелков отдалиться, исправил переправу и решил пробиваться. Долгое время расстилался густой туман по земле; скрываемые им три колонны подвигались под картечным огнем нашим с неимоверною твердостию в глубоком молчании, ни одного не делая выстрела. Батареи наши были уже свезены, и оставалось пехоте преградить путь их. Храбрый генерал-майор Паскевич, командующий дивизиею VII-го пехотного корпуса, с двумя полками оной стремительно ударил на одну из колонн, нанес ей ужасное поражение и разметал слабые ее остатки. На другую колонну бросался Павловский гренадерский полк и с не меньшим уроном ее опрокинул и рассеял. При третьей колонне шли пять орудий. Быстра была атака лейб-гвардии уланского полка на колонну. Орудия остались, не сделав выстрела, но согласно поддержанный ружейный огонь пехоты ограничил гораздо меньшим числом удары конницы, и колонна избегла истребления. Маршал Ней, сам предводивший войска, убедившись в невозможности соединиться с своею армиею, принужден был, в крайнем положении своем, укрываться в лесу. Еще были у него войска, еще была артиллерия. Наполеон, хотя и недалеко был от Красного, ничего, однако же, не предпринял в помощь маршалу Нею. Ничто лучше не объясняло положения Наполеона, но армии нашей не возбудило деятельность. Непоколебим пребывал фельдмаршал, и занятием армии были одни остатки погибающего Нея. <…>
Имея поручение наблюдать за действиями против скрывающегося в лесу Нея, лично мог я видеть, сколь неудобно было вдаваться в глубину леса по разбросанным тропинкам; приказал я, прекратив бесполезную перестрелку, действовать артиллериею в приличных случаях. Я донес Милорадовичу, что вышедшие из опушки леса неприятельские колонны, соединившись, взяли направление на нашу позицию, остановились недалеко от батарей наших и отправили от себя для переговоров офицера, который объявил, что число всех чинов, состоящих в колонне и сдающихся пленными, более шести тысяч человек; оружие у них далеко не равное числу людей, пушки ни одной. <…>
Маршал Ней после сдачи значительной части его войск, видя гибельное свое положение, решился на отчаянное предприятие: перейти Днепр как единственное средство спасения.
Генерал Милорадович, отделив часть войск для собрания в одно место разбросанного по лесам неприятеля, возвратился в Красный, и я сопровождал его. <…>
Слышал я, что генерал-квартирмейстер Толь с настойчивостию доказывал необходимость наблюдения к стороне Днепра и селения Сырокоренья, но дежурный генерал Коновницын, далеко не равных способностей для соображений дальновидных и сложных, отверг его предложение, и, конечно, ему обязан маршал Ней своим спасением. Беспрепятственно дошедши до селения Сырокоренья, решился он на отчаянное предприятие: перейти Днепр по льду. Недостаточно сильны были морозы, и лед гнулся под ногами. Оставив на берегу десять пушек, Ней пустился [дальше], сопровождаемый до полуторы тысяч человек; за ним вели верховую, его единственную, лошадь.
Нерешительные и медленные действия армии при Красном фельдмаршал в донесении государю
