Христос - Николай Морозов

«Напоминай им повиноваться и покоряться начальству и властям, быть готовыми на всякое доброе дело, никого не злословить, быть тихими и оказывать всяческую кротость ко всем людям» (3, 2).

Мы видим, что все эти миротворские и феодально-монархические идеи являются уже заключительными аккордами той апокалиптической бури, которая за несколько веков перед этим грозила гибелью всем земным царям и унижением всем имущим и которая характеризовалась непризнанием ни одного царя на земле, кроме царя небесного.

Теологический пожар V века сжег уже прежний языческий строй мысли, но земные цари, поддавшись течению, сами приняли христианство и, таким образом, спаслись под покровительством его вожаков. И вот взамен апокалиптических громов раздались вышеприведенные увещания «Малого апостола» (Павла) о подчинении всех земным властям, как поставленным от бога.

Почему эти увещания «Малого» превозмогли увещания «Великих»? Потому что на той ступени психической эволюции, какую мы застаем в средние века, европейское человечество не доросло еще ни до какого иного государственного строя, кроме абсолютной, наполовину светской и наполовину теократической монархии, и ни до какого социального строя, кроме собственнического. Все попытки демократического республиканского строя перерождались тогда тотчас же или обратно в абсолютную монархию, или в олигархическую республику, а бездетная монастырская община так и осталась сравнительно немногочисленной в своих замкнутых стенах.

То, что говорят нам о древних Афинах, о Спарте и о республиканском Риме, будто бы существовавших еще до начала нашей эры, — это лишь волшебная сказка Эпохи Возрождения, которую вернее называть «Эпохой фантазерства от имени несуществовавших никогда древних авторов», греза о будущем под видом прошлого. Если бы в то время часть земного человечества уже доросла психически до демократического республиканского строя (начавшего постепенно осуществляться лишь со времени итальянских и швейцарских республик), то она уже никогда не возвратилась бы снова к абсолютной монархии. Это было бы так же трудно, как потоку, раз спустившемуся с одной горы, потечь на другую гору.

Послание к «евреям».

Я перехожу теперь к последнему из посланий, приписываемых «Малому апостолу». Это послание к евреям (εβрαίους по-гречески).

Что означает это слово? Евреев ли в современном смысле или гебров, т.е. иберийцев, как назывались жители Испании, вероятно, по имени ее реки Эбро?

В послании к «евреям», в современном смысле слова, автору, порицающему обрезание, пришлось бы говорить и об этом обряде и об употреблении свинины и так далее, как уже и говорилось в прежних посланиях. Между тем, ничего подобного тут нет. Даже и на «закон Моисея» нет почти никаких ссылок, а только множество ссылок на псалмы, при чем приходится отметить, что они же много раз цитировались кстати и некстати и в предъидущих посланиях.

Никакой полемики с иудеями, столь характерной для Евангелий, здесь нет, хотя она, как мы видели, была совсем не чужда перу автора предыдущих писем. А здесь совершенно наоборот: в заключительной части он говорит этим «евреям»:

«Не увлекайтесь различными чуждыми учениями» (13, 9).

Но ведь христианство и было чуждо евреям в теперешнем смысле, а если допустить, что рассматриваемое письмо относилось лишь к христианам, «живущим среди евреев», то как же можно было называть их евреями, когда сам же автор в других письмах говорит, что для него нет ни эллина, ни иудея?

Все это приводит меня к мысли, что заголовок этого послания надо переводить «к иберийцам», т.е. взять местность, а не национальность, как и в других посланиях. Письмо это помечено Италией, «приветствуют вас итальянские…» (13, 24) и это опять приводит в недоумение. В первые века христианской эры не употреблялось этого названия, тогда было бы сказано: «приветствуют вас римские», как и говорится в послании к римлянам.

И в нем, как в предыдущих письмах, предлагается «повиноваться местным наставникам» (13, 17), а последние увещеваются так:

«Святые братья! Участники в небесном звании! Уразумейте апостола и первосвященника нашего исповедания, Иисуса Христа, который верен поставившему его, как и Моисей во всем его доме (Числа 12, 7). А Христос — как сын в этом доме, дом же — это мы» (3, 6).

«Имея великого первосвященника, прошедшего небеса, сына божия, будем твердо держаться его исповедания» (4, 14), «Если бы совершенство достигалось посредством левитского священства, то какая была бы нужда восставать иному священнику по чину Мельхиседека, а не по чину Арона? Ведь господь наш воссиял из колена Иуды, о священстве которого Моисей ничего не сказал, и (однако же) засвидетельствовано о нем: «ты священник во век по чину Мельхиседека» (7, 14). «Если кровь тельцов и козлов и пепел телицы освящают оскверненных через окропление, то кольми паче кровь Христа, принесшего себя богу, очистит совесть нашу?» (9, 14). «Нельзя угодить богу без веры… Вера же есть уверенность в невидимом» (11, 1, 6). «Верою Ной получил откровение о том, что еще не было видимо. Верою Авраам пошел, не зная, куда идет… Верою Моисей, придя в возраст, отказался называться сыном дочери фараона… Верою пали стены иерихонские при семидневном обхождении их. И что еще скажу? Недостает мне времени повествовать о Гедеоне, о Бараке, о Самсоне, об Иеффае, о Давиде, о Самуиле и о пророках» (11, 32).

«Вот почему и мы, имея такое облако свидетелей, свергнем с себя всякое бремя и с терпением будем проходить предстоящее нам поприще» (12, 2), «потому что господь наш, кого любит, того и наказывает, бьет же он всякого сына, которого принимает» (12, 6).

«Вы приступили не к горе, пылающей огнем, о которой сказано: если и зверь прикоснется к горе, то будет побит (ее) камнями или (громовою) стрелою; не к тьме, не к мраку и буре, не к трубному Звуку, а к горе Сиону, к небесному Иерусалиму, ограде живого бога, к тьмам ангелов, к торжествующему собору, к церкви Близнецов, написанных на небесах, к духам праведников, достигших совершенства, к ходатаю «Нового Завета», Иисусу, и к судии всех — богу, голос которого тогда поколебал землю и который теперь дал такое обещание: еще раз поколеблю не только землю, но и небо» (Агей 2, 6; к Евр. 12, 26).

Таковы существенные места из Посланий, приписываемых «Павлу». Все остальное в них сплошное размазывание того, что здесь написано, при чем каждая длинная и запутанная в своей сложной и поистине средневековой конструкции фраза прицепляется к другой, как — будто крючком за петельку, без всякой системы. Читать сплошь все это чрезвычайно утомительно, а потому и полезен конспект, который я здесь сделал.

Какой же окончательный результат всего нашего обзора? Вот он.

Возможно, что все 14 посланий «Павла», составляющие значительную часть «Нового Завета» и представляющие, во всяком случае, его завершение, а не основу, написаны не одним лицом. Возможно, что часть их, особенно та, в которой Павел сам называет себя — с прибавлением: «ей богу, не вру!» — апостолом, являющимся не только не хуже, но даже лучше других, есть предумышленный подлог какого-то средневекового автора. Но именно на этих посланиях и было построено, как на краеугольном камне, все активное моральное учение христианской церкви с конца средних веков, когда эта церковь стала господствующей в Европе и признанной ее земными царями. Евангельская же мораль, не приложимая по самой своей природе к обычной жизни, до настоящего времени оставалась лишь «пассивной моралью, почившей крепким сном на лоне христианской вселенской церкви».

II. Послания первоапостола Петра и Иуды, брата Иисуса Христа.

Нам остается только рассмотреть остальные апостольские послания, составляющие вместе с Павловыми совершенно особый отдел Нового Завета, считающийся, с обычной точки зрения, более историческим, чем Евангелия. Есть до сих пор односторонне образованные люди, которые считают эти послания не заключительным аккордом евангелического христианства, представляющим его перерождение в современную христианскую церковную мораль, а его началом. Нелепость такого представления я уже указывал в предшествовавших строках. Христианство, с новой точки зрения, началось в IV веке Апокалипсисом и пророками, призывающими людей к отдаче всех своих имуществ неимущим и мечущими громы на земных царей. Отсюда и произошла первичная вражда царей и властей к христианству, смешанная с суеверным страхом, навеянным несколькими полными солнечными затмениями на берегах Средиземного моря, которые тогда умели предсказывать только посвященные в новое учение, сводившееся к астрологии и единобожию. Этому содействовало и оживление сейсмической деятельности на всех берегах Средиземного моря. Страх взял, наконец, верх над ненавистью, и земные цари приняли христианство, вместе со всеми своими служащими.