У черты заката. Ступи за ограду - Юрий Слепухин

— Да вы что, каррамба, из психарни вырвались! — заорал один, остановивший свой мотоцикл перед самым радиатором нарушителя. — Так мы вас туда в два счета вернем, будьте уверены!

— Иди ты, парень, ко всем дьяволам, — устало ответил по-французски Жерар, доставая бумажник. — No comprender, уо extranjero! Multa — cuanto?[49]

— Мульта, мульта! — передразнил его патрульный. — За такие дела не мульта, а вот! — Он сделал вокруг своей шеи выразительный жест и постучал по виску. — Сумасшедший, вот ты кто!

Второй полицейский, не сходя с мотоцикла и упираясь ногой в землю, проверил шоферское удостоверение Жерара.

— Че, — окликнул он первого, — а это ведь и впрямь гринго. Что будем делать? С ними вообще лучше не связываться, ну их к черту…

— А ты вкати ему такой штраф, чтобы он зачесался, сукин сын! У него хватит, не бойся. Воображают, что они в Чикаго, потаскухины дети.

— Этот гринго из Франции, — заметил второй, вернув удостоверение и доставая из кармана квитанционную книжку.

— Все они хороши… Приезжают тут, будто к себе в колонию, — проворчал первый. — Здоровенного пинка бы им всем в зад…

— Это точно…

Полицейский полистал книжку, нашел чистую страницу и стал выписывать квитанцию.

— Cuanto? — повторил Жерар, продолжая разыгрывать незнание языка.

— Пятьсот, вот сколько, — ответил полицейский, — пятьсот, пять раз сто, понял? — Для пущей ясности он растопырил пятерню, потом пальцем написал цифру на ветровом стекле. Жерар заплатил не протестуя.

Дальше он поехал уже медленно, стыдясь самого себя за идиотскую выходку. Мог и в самом деле убить кого-нибудь, мог и сам разбиться — глупее ничего не придумаешь…

Подъезжая к мосту Барракас, он вспомнил — здесь неподалеку он жил полтора года назад, в дешевом пансионе, где было по пять человек жильцов в каждой комнате. Собственно говоря, это была просто ночлежка, с клопами и прочим. В жаркие дни в комнате стояло зловоние от протекающей поблизости Риачуэло, засоренной отбросами боен. Зимой плесень покрывала одежду в шкафу и даже иногда за одну ночь успевала вырасти тончайшей пыльцой на поставленных под койку башмаках. А время было все же хорошее…

Он ехал без всякой определенной цели. Машина прошла мост, свернула вправо, миновала мясохладобойню «Ла Негра» и станцию Авельянеда. За полотном железной дороги, параллельно ей, потянулась широкая авеню Перон — прямая семнадцатикилометровая ось, на которую нанизаны южные пригороды столицы. Пыль, солнце, безрадостные кварталы плоских одноэтажных домов, серая громада элеватора, сходящиеся и разбегающиеся провода троллейбусных линий, ремонтные мастерские и заправочные колонки, площадь перед вокзалом Ланус, пивные и магазины, вокзал Ремедиос-де-Эскалада, выстроенная в виде средневекового замка трансформаторная подстанция Итало-Аргентинской электрической компании, заправочная станция «Эссо», новенький особняк какого-то нувориша — двухэтажный кремовый торт из тесаного камня, с газонами и искусственными холмиками…

Спидометр показывал сорок. Жерар правил одной рукой, держа в зубах незажженную трубку, то и дело поглядывая на часы. Время тянулось нестерпимо медленно. Пошли более озелененные и благоустроенные пригороды — Банфилд, Ломас-де-Самора; мимо машины пробегали теперь нарядные коттеджи. По правую руку распахнулась площадь — широкий асфальтированный квадрат с церковью, цветником, конным памятником Сан-Мартину и белой ступенчатой пирамидой муниципалитета. У первой же станции обслуживания Жерар остановился и попросил сменить воду, вспомнив, что не делал этого в Итусаинго. Механик поднял капот и стал отвинчивать пробку.

— Спичек у вас нет? — спросил Жерар, похлопав себя по карманам.

— Войдите в контору, там на столе лежат, — ответил тот.

Жерар вошел, взял спички. Над столом, заваленным каталогами запасных частей, пестрели рекламные плакатики — аккумуляторы «Эксод», тормозная жидкость «Престофрен» — и висел настенный телефон. Медленно раскуривая трубку, Жерар не сводил с него глаз. Трисс еще в бюро. Ты можешь еще позвонить ей, встретиться еще сегодня — до отъезда. И сказать, что уезжаешь всего на неделю. Ты же помнишь номер ее служебного телефона — 41-3076, внутренний — 90.

— Готово, сеньор, — сказал механик, входя в контору. — А-а, тоже любуетесь? Здорово изображено, верно?

— Что такое?

— Любуетесь моей чемпионкой, говорю, — засмеялся механик, кивая на стол. Только сейчас Жерар заметил под телефоном рекламный календарь с изображением томно раскинувшейся красотки в более чем легкомысленном наряде. «Воспламеняет без отказа — запальная свеча «Чемпион», многократно испытанная на всех автодромах мира».

— Да, в самом деле, — сказал Жерар, — такая не откажет. Как проехать в Мерло?

— Прямо до Темперлея, а там свернете вправо, на кольцевое шоссе. Оно выходит на Седьмую национальную между Мороном и Кастеляром, оттуда до Мерло рукой подать.

— Спасибо… Телефон у вас работает?

— Да, только нужно звонить через подстанцию. Хотите, я вызову?

Жерар помолчал.

— Нет, не надо…

Тоска снова охватила его, едва он вернулся в «Бельявисту». Дон Луис, усталый с дороги, спал у себя в комнате, в доме стояла мертвая тишина. Было уже около пяти. Через несколько минут Трисс выйдет из бюро, они могли бы встретиться перед Дворцом трибуналов… Да, не так думал он вернуться сегодня домой, выезжая утром из ворот кинты.

Тоска была глухой, сосущей, как неосознанная угроза, как страх перед неизвестным. Жерар тщетно пытался взять себя в руки, убедить себя в том, что ничего страшного, в сущности, не произошло. Всего лишь отсрочка на несколько дней. Что значит одна лишняя неделя по сравнению с ожидающим их счастьем? По крайней мере, вернувшись из Штатов, он будет окончательно свободен от прошлого. А может быть, позвонить все же сегодня… Сказать, что уезжает на несколько дней и придет к ней, как только вернется…

Искушение становилось все сильнее. Телефон стоял в холле, но, в какой бы комнате Жерар ни находился, ему отовсюду казалось, что он видит сквозь стены этот черный молчаливый аппарат. Это ведь так просто: подойти, снять трубку, назвать телефонистке шесть цифр: восемь, три, один, один, два, семь. Всего только шесть цифр. «Проснитесь, очарованный кабальеро, в моей власти освободить вас от чар…» Аллан позвонил в восьмом часу.

— Бусс? Все в полном порядке, мой мальчик, — радостно проквакала трубка. — Все о’кэй, ваш паспорт завизирован, места заказаны, летим завтра в восемь тридцать самолетом «Панагра», утром в воскресенье будем в Нью-Йорке. Всего три посадки — Рио, Порт-оф-Спэйн и Майами. Здорово, будь я негр, как это мы все ловко успели обделать — буквально за один день, а? Так как мы с вами договоримся — заехать за вами или увидимся прямо в аэропорту?

— Увидимся в восемь, в Пистарини.

— Э-э, Бусс, не путайте! В Пистарини вам делать нечего, «Панагра» пользуется своим аэропортом в Мороне. Вы слышите — приезжайте в Морон, не в Пистарини…

— Ладно, приеду в Морон, это мне ближе. До завтра, Аллан.

— До завтра, Бусс, не забудьте завести будильник — и смотрите же, аэропорт Мо…

Жерар с грохотом обрушил трубку на рычаг.

За эвкалиптами садилось солнце. Дон Луис проснулся и сидел с Макбетом на террасе, вполголоса укоряя его за паразитический образ жизни и упорное нежелание ловить крыс. Макбет изредка издавал глухое утробное ворчание — нельзя было понять, соглашается он или возражает. Стало быстро темнеть, на медном фоне гаснущего заката первая летучая мышь бесшумно, как во сне, прочертила черный стремительный зигзаг. Где-то в комнатах зазвенел москит.

…Через полчаса станет совсем темно, и телефон растворится во мраке. Завтра в это время ты будешь видеть закат над Карибским морем, а послезавтра — над небоскребами Манхэттэна. Понедельник, вторник, самое позднее в среду ты должен вылететь обратно. И в пятницу позвонишь Трисс. Только в пятницу — через семь дней, — а тут под рукой стоит телефон: Протяни руку, назови телефонистке шесть цифр…

Не в силах больше выносить это молчаливое единоборство, Жерар с отчаянием выругался, вскочил и вышел из холла.

— Дон Луис! — крикнул он. — Вы уже отдохнули? Бросьте беседовать с бессловесной тварью, заходите лучше сюда.

— А я думал, вы тоже легли отдыхать, — сказал садовник, входя вместе с ним в столовую. — Я сам проснулся, смотрю — машина стоит, а в доме темно. Что нового в столице?

Жерар достал из буфета бутылку вина, стал обдирать пробку.

— То нового, что я завтра улетаю… на неделю. Это по делам, в Штаты. Вас не затруднит отвезти меня в Морон к восьми утра? — спросил он, разливая вино.

— Нет, не затруднит. А вам, я вижу, поездка не особенно по душе?