Современный самозванец - Николай Гейнце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просят в кабинет! – сказал он.
– Он один?
– Никак нет-с, там от нотариуса господин…
– А…
В кабинете Корнилия Потаповича Сиротинин действительно застал чиновника от нотариуса, привезшего доверенность и уже прощавшегося с хозяином.
Старик Алфимов приветливо поздоровался с вошедшим Дмитрием Павловичем, как здоровался обыкновенно до ареста его пообвинению в растрате. Казалось, будто бы ничего не случилось и даже не было перерыва в служебной деятельности Сиротинина.
– Я вверяю вам управление конторою, вот доверенность, написанная в этом смысле с самыми широкими полномочиями…
Он передал бумагу Дмитрию Павловичу.
Тот взял её.
Чиновник от нотариуса вышел.
– Не будет никаких приказаний? – спросил Сиротинин.
– Нет… У вас все там в порядке?
– Все…
– Когда ваша свадьба?
– Недели через две, через три…
– Напомните вашей невесте ее обещание.
– Она его помнит…
Алфимов замолчал.
Дмитрий Павлович догадался, что ему можно выходить, и тотчас вышел.
Корнилий Потапович его не задержал. Сиротинин возвратился в кассу.
Работа вошла в свою колею. Ему самому даже стало казаться, что он и вчера, и третьего дня работал в кассе и что все происшедшее было сном.
Лишь открывая книгу расхода, когда взгляд его упал на записанные им сегодня две злосчастные цифры, он возвращался к действительности.
По уходе Дмитрия Павловича Сиротинина из дому Елизавета Петровна тоже оделась и уехала, захватив с собой данный ей Корнилием Потаповичем чек.
Прежде всего она решила заехать к Сергею Павловичу Долинскому.
Это был его приемный час, но, на ее счастье, в его кабинете сидел только один клиент.
Когда он вышел, она попросила доложить о себе.
Сергей Павлович сам вышел к ней в приемную.
– Пожалуйте… Пожалуйте… Поздравляю, – весело встретил он ее.
Они прошли в кабинет.
– Разве вы знаете? Я пришла поблагодарить вас от души.
– Полноте, полноте, за что, что я сделал?.. Вы говорите, знаю ли я?.. Подробностей нет, но читал публикацию… Да вот сейчас ушел от меня тоже один банковый деятель, так говорил, что весь финансовый мир только и говорит об этом… Это со стороны Алфимова благородно, но относительно сына жестоко…
– Я тоже этого мнения…
– Но вместе с тем, им это и заслужено… Но как все это случилось? Садитесь и рассказывайте.
Он усадил ее в кресло около письменного стола и сам сел напротив.
Елизавета Петровна начала подробный рассказ. Сперва, со слов Дмитрия Павловича, она описала подробно сцену у следователя, а затем уже, как очевидица, и возвращение Сиротинина в свою квартиру в сопровождении Корнилия Потаповича. Передала она Долинскому и исповедь старика Алфимова относительно его поступка с ее матерью, причем показала выданный им чек.
– Это совершенный роман! – воскликнул Сергей Павлович, когда Дубянская кончила свой рассказ. – Таким образом, вы богатая невеста человека с упроченным навсегда положением в финансовом мире… Молодец Савин!
– Поразительно быстро это он устроил.
– Я говорил вам, что это он один сумеет…
– Но каким образом?..
– Этого я сам не знаю, потому что за последние дни его не видал и, признаться, стал даже в нем сомневаться…
– Где он живет?
– В «Европейской».
– Мы с Дмитрием заедем к нему поблагодарить.
– Следует…
Наступила небольшая пауза, которую прервала Елизавета Петровна.
– Я приехала, кроме того, чтобы принести вам искреннюю мою благодарность, еще и попросить вас помочь мне в денежных делах… Что мне делать с этими деньгами?
– Вот несовременный вопрос, – улыбнулся Долинский. – Что делать? У вас жених – банковый деятель…
– Мне неловко обращаться к нему, он очень щепетилен в этих вопросах…
– Тогда поедемте в банк, получите деньги, купите прочные и выгодные бумаги, положите их на хранение – вот и все.
– Но с условием, что вы мне позволите вас поблагодарить.
– От души, словами, да…
– Но я отнимаю у вас время…
– Вам я его не продам, хотите взять даром… Иначе я отказываюсь…
В голосе его прозвучали строгие, решительные ноты.
– Что ж я с вами поделаю… Еще раз благодарю вас.
Она подала ему руку и крепко, по-дружески пожала ее. Они вместе поехали в государственный банк.
Процедура финансовой операции заняла два часа. Получив деньги, они поехали в контору Юнкера, купили бумаги и снова вернулись в банк и положили их на хранение.
– Ну, вот вы и прошли сегодня мытарства капиталиста, – пошутил Сергей Павлович. – В благодарность позвольте мне вас проводить до дому.
XXII
Новый роман
Исполнив поручение Долинского и узнав от графа Сигизмунда Владиславовича, что начертанный им план освобождения Сиротинина из тюрьмы приведен в исполнение, Николай Герасимович, действительно, больше не появлялся у Сергея Павловича.
Савину было не до того.
В его жизни снова начинался роковой переворот.
Жизнь людей с пылким, увлекающимся темпераментом, которым природа в такой большой дозе наградила нашего героя, периодически посещается бурями. Это зависит он них самих, они ищут таких бурь. Тихая пристань – домашний очаг, регулярная жизнь, постоянство любящей женщины – все это не создано для них. К ним всецело могут быть применены слова поэта:
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,
А он, мятежный, ищет бури,
Как будто в буре есть покой?
То же самое сейчас происходило и с Николаем Герасимовичем Савиным.
Отношения к Мадлен де Межен, независимо от того, что были, как мы знаем, отравлены им же самим созданными подозрениями, сделались за последнее время так монотонно ровны, тем более, что пикантная француженка совершенно исчезла в любящей женщине.
Будь на месте Савина другой человек, более благоразумный, более думающий о будущем, он понял бы, что именно около этой женщины он может найти тихую пристань, после со столькими крушениями предпринятого им плавания по бурному житейскому морю.
Он женился бы на ней и на крохи своего когда-то громадного состояния создал бы дело, которое привело бы его, если не к богатству, то к довольству у тихого домашнего очага.
Но не таков был Николай Герасимович.
Это «мещанское счастье», как называл он тихую семейную жизнь, не привлекало его.
Изменившаяся Мадлен де Межен, всецело отдавшаяся своему искреннему чувству к нему, не интересовавшаяся нарядами, не искавшая удовольствий, с каждым днем производила на него впечатление «скучной женщины», эпитет, которым с его стороны был подписан приговор всякому чувству.
Случайная встреча с Верой Семеновной Усовой, роль, которую Николай Герасимович сыграл относительно этой девочки-ребенка на вечере у ее матери, плохо скрытое едва вышедшей из подростка девочкой увлечение им, ее спасителем от этих наглых светских хлыщей разного возраста – все это создало в уме Савина целую перспективу нового романа, героиня которого была наделена им всеми возможными и невозможными для женщины качествами.
Николай Герасимович из Веры Семеновны создал себе идеал.
Вырвать эту трепещущую чистую голубку из когтей бездушного коршуна – ее матери – лаской и нежностью заставить впервые забиться страстью юное сердечко, возвратить земле это неземное существо, но не грубым способом Капитолины Андреевны, не приказанием, не толчками в грязный жизненный омут, а артистическим пробуждением в ребенке – женщины.
Вот увлекательная задача, и сколько блаженства сулит она ее разрешившему.
Эту задачу поставил себе Николай Герасимович.
Так быстро, почти без хлопот устроившееся дело Сиротинина не могло отвлечь мыслей Савина от разрабатываемого им плана, напротив, сблизившись вследствие этого дела с Гемпелем, Кирхофом и графом Стоцким, Николай Герасимович нашел, особенно в последнем, усердного помощника в осуществлении этого плана.
Бессознательно помогала этому и сама Капитолина Андреевна: раздраженная упорством молодой девушки, она настойчиво требовала от нее приветливости и кокетства по адресу тех или других указанных ею избранников; на чем свет стоит поносившая Савина, которому не могла простить вмешательства между ней и ее дочерью в первый вечер, и на которого всецело сваливала неудачу первого дебюта, в роли дорогого приза, ее дочери.
Последняя, как это всегда бывает с женщинами вообще, а с молоденькими девушками в особенности, чем более слышала дурного от своей матери о «спасителе», тем в более ярких чертах создавала в себе его образ, и Капитолина Андреевна добилась совершенно противоположных результатов: симпатия, внушенная молодой девушке «авантюристом Савиным» – как называла его Усова – день ото дня увеличивалась, и Вера Семеновна кончила тем, что влюбилась по уши в героя стольких приключений.
Граф Сигизмунд Владиславович, бывший уже совершенно «своим человеком» у полковницы Усовой, взялся быть «почтальоном любви» и уже на вторую записку Савина принес ему ответ от Веры Семеновны.
