Классициум (сборник) - Коллектив авторов

Мне тоже всегда казалось, что это сплетни. Денщиха – здоровенная плечистая баба, у нее в уважателях недостатка нет, а Степка страшен, как смертный грех.

– Я к тебе, Катенька, по делу. В новом звании я должна инспектировать циолкодром на Васильевском. А я там еще ни разу не бывала, на что он мне? И ничего в этих циолколетах не смыслю. Вот я и выдумала поехать туда без всякой инспекции, вроде как для развлечения, в дамском обществе. Разберусь, что к чему. А то опозорюсь с инспекцией и выставлю себя – дура дурой.

– Так, тетенька, переодеться бы надо…

– Меня внизу извозчица ждет, в «Пассаж» поедем, – решила тетя Маша. – Одевайся потеплее. Наверху, говорят, страх как холодно. Меховую муфту возьми.

– Муфту – в июле месяце?

– Говорят тебе, возьми. Я вон в каракульче хожу – и ничего.

– Так вы, тетенька, в генеральской шапке поедете?

Тетя Маша подумала и решила, что переодеваться не стоит. Уж очень ей нравилась новая форменная шапка. Мало ли для чего генеральша приехала на циолкодром? Может, ей воздушный стереофотокинескопограф посетить захотелось, а он сейчас в большой моде, и все в ту корзину, где он помещается, лазают.

Я велела Степке собираться – когда выезжаешь в такое место, где лазают, услуги горничного могут понадобиться в любой момент.

Степка сменил чепчик на кружевную наколку, переобулся и вошел, ковыляя. На нем были чудовищно узкие башмаки, а по щекам его катились крупные, как фасоль, слезы.

– Что это ты выдумал?!

– Так воротничок с бантиком потребовать изволили…

Мы телефонировали Дарье Петровне, что заедем за ней, и вышли на Литейный. И в этот же миг подкатил на извозчичьих дрожках визитер – отставной моряк Уткин. На козлах сидела пожилая извозчица – в армяке и извозчичьей шляпе поверх повойника.

Уткин служил во флоте еще до думской войны и реформ. Он вынужден был уйти, потому что вдруг оказалось: мужчинам служить в армии и во флоте неприлично. С той поры он жил в имении, и говорили, будто у него там прежние порядки и даже приказчик – мужчина. В столицу он приезжал освежиться. В городе есть особенная свежесть, которую в деревне ни за какие деньги не достанешь.

Он явился в модном длинном клетчатом сюртуке с широким отложным кружевным воротником. Розовый шарф был завязан пышным бантом под подбородком. На груди болтались лорнет на цепочке и медальон из тех, в каких хранят портрет любимого существа, обвитый локоном. У пояса висел веер. В руках он держал шляпу с вуалью и смотрел на нее с ненавистью. Единственное – он никак не мог привыкнуть, что нехорошо мужчине наносить визиты одинокой женщине, злые языки неправильно поймут.

– Очень хорошо, что с нами мужчина, – сказала тетя Маша. – Пусть думают, будто мы его развлекаем.

Дарья Петровна за пределами своего ведомства была демонической женщиной. Молоденькие писаря, глядя на нее, крестились от восторга. Она отличалась от женщины обыкновенной прежде всего манерой одеваться. Сегодня на ней был черный бархатный подрясник, цепочка на лбу, браслет на ноге, кольцо с дыркой «для цианистого калия, который ей непременно пришлют в следующий вторник», стилет за воротником, четки на локте и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке.

Портрет я разглядела явственно в разрезе подрясника и испугалась – как можно в наше время открыто показывать изображение литератора-мужчины? Я вот свою миниатюру с профилем мистера По ношу приколотой изнутри к корсету.

Дарья Петровна услышала о нашей затее ехать на циолкодром, по привычке томно спросила «К чему?..», но возражать не стала. И мы покатили на Васильевский.

Причальные мачты циолкодрома были видны издали – да и что удивляться, если они двухсотсаженной высоты. Расчеты выполнила наша знаменитая ученая, она же сконструировала первые аэростаты, как сама их называла. Но в нашем государстве умеют ценить талант – на серебристом боку огромного циолколета (французы называют эти сооружения дирижаблями) было написано буквами цвета бордо имя воздушного судна «Статская советница Циолковская».

Мы выехали на поле. Мачты и колеса, которые при помощи кабинок поднимали наверх пассажиров и гвардейские экипажи, стояли посередке, а вдоль лесной опушки – огромные ангары и двухэтажные дома, в которых помещалась контора и квартиры служащих. Там же были конюшни и гаражи. Опытным взором Уткин определил среди строений трактир.

– А вот и наша гордость, – сказала тетя Маша, показывая пальцем в небо. – Лучший наш циолколет!

– Ах! – ответили мы.

Огромный циолколет парил над нами на высоте не менее полуверсты. К нему были прицеплены в три яруса корзины с окошками. Он стоял на одном месте, и долго на него глядеть было скучно, но у летунов это, кажется, очень ценится. Называется это у них «зашкваривать» или что-то в этом роде.

Я читала в газетах, что «Статскую советницу Циолковскую» готовят к трансокеаническим рейсам, но продажу билетов еще не объявляли.

Мы шли по полю, задрав головы вверх, потому что следили, как к причальной мачте приближается «Адмиральша Нахимова». Вместо корзин она несла огромные связки бревен и большие дощатые клети, в которых перевозят по воздуху скот. С «Адмиральши» сбрасывали канаты, а на причальной мачте их ловили и прикрепляли к лебедкам. Внизу уже стояла вереница пустых телег.

Тетя Маша поддерживала под локоток Уткина. Он же, как говорят морячки, держал курс на трактир. Тетю Машу манило одно направление, его – другое, и поэтому мы продвигались по сложной дуге.

– Ать-два, ать-два, – по привычке приговаривала тетя Маша.

Я читала творения мистера По всякий раз после визита тети Маши, чтобы изгнать из головы казарменный дух. Мистер По изображает женщин, каких не бывает в природе, с тонкими полупрозрачными пальцами, с тихой музыкальной речью, мягким блеском печальных глаз. Если скрестить тетю Машу с Мореллой мистера По, то как раз получится женщина, которую не стыдно принимать у себя в гостиной.

Обогнув одну из мачт, мы увидели совсем маленький циолколет, висящий в воздухе рядом с большим. Он тоже имел свое имя – «Сенаторша Попугаева».

– Это он ошвартовался, – сказал бывший моряк.

Мне не хотелось показать, что я не поняла слова, и я только заметила:

– Само собой разумеется! Но как вы это узнаете?

– Что «это»?

– Да что это с ним произошло? Именно это, а не другое?

Моряк посмотрел на меня с любопытством.

– Я хочу в трактир, – капризно сказала Дарья Петровна. – Идем в трактир, идем же, идем!

Трактир был из тех, куда захаживают в поисках выпивки и приключений легкомысленные мужчины. Но один вид тети Маши в мундире держал их на приличном расстоянии.