Столкновение - Александр Сапегин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Россия. Хабаровск. Четыре часа до «пробуждения» Леса
Вадим
Удобно развалившись в кресле, Вадим подтрунивал над Мариной, веселой пышечкой, «мастером по обгрызанию когтей». Ирина в своем кабинете утрясала с нотариусом какие-то формальности, и чтобы милый не скучал, она отдала его на растерзание своим девочкам. Заполучив жертву, женский коллектив решил живым его не выпустить. Уже почти час продолжалась пытка стрижкой и маникюром. Девчонки скалились и обещали, что если он вздумает дергаться, то его привяжут к креслу и наложат огуречную маску из китайских огурцов.
Вадим лениво отбивался от нападок, вопрошая, за что такая немилость? А не фиг уводить хозяйку-начальницу и зажимать свадьбу, отвечали шутницы-мастерицы, щелкая над его головою ножницами. И не вертитесь, обвиняемый, ножницы острые, уши отлетают только так. Проявив благоразумие, парень сдался на милость стаи голодных волчиц. Может, помилуют? Девчата удивились такой покладистости, на что получили пояснение в виде сального анекдота про женщин-полицейских, в котором говорилось о том, если сотрудница полиции не может отбиться от маньяка-насильника с помощью оружия, то ей следует расслабиться и получить удовольствие. Ситуация один в один с анекдотом, только маньячек поболе будет, так что удовольствие обещает быть феерическим.
Белов проклял все. И как женщины терпят эти семь кругов ада? Один маникюр чего стоит… Хотя ему пришлось потусоваться на публике в женском облике, но там он изображал орчанку-целительницу, и никаких косметических салонов в помине не было. К тому же «марафет» ему наносили магически.
— Ну как, живой? — раздалось за спиной, вслед за словами Вадима поцеловали в макушку.
— Пациент ни жив ни мертв, — ответил Белов, запрокидывая голову и вытягивая губы трубочкой. — Только поцелуй любви освободит спящего принца из плена хрустального гроба.
— Бедненький, — клюнув суженого в губы, засмеялась Ирина, — совсем тебя замучили. Пойдем, я спасу тебя из их лап.
— Не так быстро, — припечатала Марина, — еще два пальца осталось.
— Я их так обгрызу, — ответил Вадим, демонстративно пихая в рот мизинец и обгрызая ноготь.
— Фу-у! Видеть это не могу! — Под общий хохот Ира стукнула его по руке.
— Сдаюсь! — Вадим резко вскочил, схватил хозяйку и усадил к себе на колени. — Какие планы на сегодня?
— Ну-у, — протянула Ирина. — Убью одного гада — и до пятницы я совершенно свободна.
— О-о, тогда мне ничего не грозит!
— С чего бы это?
— А ты на календарь глянь. Пятница уж наступила.
— А я не уточняла, какую пятницу я имею в виду. Крепись, милый.
— Горе мне, горе! — дурачился Вадим, пробегая пальцами по бокам Ирины. Хихикая, суженая пыталась отбиваться, но Белов неизменно находил бреши в обороне. Мастера косметического салона с улыбками взирали на дурачащуюся пару. — Тогда ты ни за что не узнаешь, в какое заведение я планировал сегодня экскурсию. Кстати, нам осталось тридцать минут.
— Так, колись, злыдень недобитый, в какое пиратское логово решил заманить невинную девушку.
— А ты меня не прихлопнешь, как Билл Прихлоп — нерадивую каракатицу?
— У-у-м, так и быть, живи, но — смотри у меня!
Вадим, улыбнувшись и послав персоналу воздушный поцелуй, одним текучим движением встал с кресла. Никто не успел понять, как Ирина перекочевала с колен на его плечо. Перехватив тело чуть пониже попы, и не обращая внимания ни на возмущение хозяйки, ни на удары по спине, «пират» быстренько покинул заведение. Через двадцать минут виляния по улицам и короткого стояния в пробке, джип Белова скрипнул тормозами напротив загса.
— Вадим?! — Удивление Ирины можно было ощутить чуть ли не физически.
— Тсс! — Белов приложил палец к губам. — Кроме слова «да», ничего больше не желаю слышать.
— А-а-а, э-э-э…
— Я так понимаю, что ты согласна? Дорогая, открой бардачок.
Сухо щелкнула защелка, явив свету темное зево бардачка, в котором ласкала взор бархатная коробочка в форме сердечка. Внутренне трепеща и догадываясь, что там внутри, Ирина счастливо улыбнулась и осторожно прикоснулась к бордовой кнопочке. Пока пораженная женщина пялилась на обручальные кольца, Вадим выскользнул из машины и пристроился у открытого окна со стороны пассажира. По его сугубо личному мнению, над Хабаровском можно было взорвать атомную бомбу, да даже конец света остался бы незамеченным, настолько его половинка оказалась потеряна для мира.
Вадим, которого не оставляло дурное предчувствие, купил кольца в первый день, за час перед разговором с матерью. Было у парня чувство, что после встречи с ней желания ходить по магазинам совершенно не возникнет. В который раз он пошел на поводу у интуиции, каркающей над его головою черным вороном.
Грающая вестница не ошиблась. У матери его не ждали. Сначала Вадима промурыжили консьержка и охранник в холле подъезда. Кто, куда, зачем, к кому? Обозленный, он уже было вознамерился шарахнуть по въедливой парочке чем-нибудь вроде придуманного поттероманами конфудуса или придавить ментальным прессом, но, оценив внутренний резерв, решил поберечь нервы и не тратить ману на мелких церберчиков. Проблему разрешил охранник, не подозревавший о желании посетителя и тем самым избежавший серьезного стресса и нервного расстройства (конфудус имел некоторые побочные действия, сопряженные с психическими расстройствами), чоповец поднял трубку домофона и переговорил с хозяином квартиры, которую указал Белов.
— Проходите, — положив трубку, сказал охранник, — седьмой этаж.
— Спасибо, — ответил Вадим и, ерничая, добавил: — Знаю, после лифта налево, вторая дверь справа по коридору.
— Иди, грамотей, не заблудись, — пульнул парфянскую стрелу смурной цербер.
Нелюбимый пасынок нагрянул в неподходящее время, когда Наталья Михайловна привечала и потчевала Сергея Георгиевича и Валентину Петровну — любимых свекра со свекровью. Три поколения Ильиных благообразно и чинно вкушали посланные богом яства, мужчины — разбавляя их «беленькой» из запотевшего графинчика, даже младшему «понюхать» налили, а женщины — вишневым ликерчиком. Прислуга же тихо постукивала и позвякивала посудой на кухне. Наталья Михайловна могла себе позволить не колготиться у плиты, доходов от бизнеса хватало и на жизнь, и на симпатичную служанку, совмещавшую обязанности поварихи, уборщицы и любовницы мужа — Георгия Сергеевича. Мать давно загнала мужа под каблук, здраво рассудив, что в мужской природе кобелизм заложен с рождения, она предпочитала держать на контроле и этот немаловажный аспект личной жизни благоверного. Как истинный политик и управленец, она возглавила процесс, грозящий вырваться из-под надзора. Теперь Ильин-средний, находящийся в неведении о молчаливых соглашенях супруги и прислуги, «спускал пар» шифруясь, чем вызывал усмешку у своей законной половинки. Не остался без внимания и любимый сыночек, которому на шестнадцатилетие дед и мать «подарили» дорогую проститутку. Неча, мол, недорослю по подъездам да школьным и клубным туалетам с девками зажиматься, еще какую заразу на зад и перед накрутит или обрюхатит кого (разбирайся потом с этим), пущай яблочко плотского греха познается с профессионалкой своего дела. Деньги, в общем, те же, но на душе спокойней. В принципе Антон, вопреки статусу любимца, вырос неизбалованным; может, сказалась постоянная занятость в лицее, спортивной секции и школе танцев, когда времени на проказы и капризы не остается? Или повлиял жесткий характер матери, ежовые рукавицы которой не давали дернуться в сторону, или сказался негативный пример отца, превратившегося в тряпку? Так или иначе, но Антон и внешне и по характеру смахивал на жесткую помесь матери и деда — Сергея Георгиевича, со всеми их положительными и отрицательными сторонами. Целеустремленность брата мирно соседствовала с его недетской стервозностью. Возможно, бывший номенклатурный работник крайкома партии, вовремя сориентировавшийся в меняющихся реалиях позднего СССР и удачно пересевший из кресла партийного босса средней руки в кресло директора коммерческой торговой фирмы, разглядел в матери Вадима то, чего не смог найти в сыне. А именно — желание и умение достигать поставленной цели. В одном Наталья Михайловна подкачала — внешне Антон ничем не напоминал предков по ильинской линии, все же кровь Беловых пересилила, одарив парня чертами Михаила Пантелеевича. Внук был копией деда, только росточком недотягивал. В городе, как ни крути, — дурная экология.
Вадим подозревал, что будет не просто, но не ожидал, что окажется еще хуже. Роль незваного гостя и бедного родственника была ему не по душе. Попытка перенести визит ни к чему не привела. Ильин-старший, демонстративно глянув на мать, кашлянул. Сохраняя невозмутимое выражение лица (только пунцовая шея и красные кончики ушей указывали, сколько сил матери требуется, чтобы сохранить самообладание), Наталья Михайловна пригласила сына к столу, громко крикнув Верочке, чтобы та сервировала еще на одну персону. Вадиму больших трудов стоило установить непрошибаемый эмоциональный блок. Ему было вдвойне больнее ощущать неприкрытую неприязнь, зная, что она исходит от матери. Та не любила старшего сына и не скрывала своего чувства, для нее он был неприятным напоминанием и грязным пятном на репутации светской львицы. Нестираемая ошибка бурной молодости. Безразличие в эмофоне брата ничего не задевало в душе, так уж того воспитали, а вот любопытствующий интерес к его персоне, излучаемый патриархом семейства, оказался неожиданным сюрпризом. В интересе бывшего номенклатурщика сквозили странная нотка меркантильности и желание получить связи в определенных кругах (по крайней мере, Вадим так расшифровал букет эмоций Ильина). Старик оказался ох как непрост, что не могло не насторожить.