Хранитель Мечей. Рождение Мага - Ник Перумов

– Что с вами, мэтр? – отвлёкся от трапезы Сугутор. – Что не едите? Нам с вами сейчас с тракта сворачивать, через Арвестский лес по чащобам снова ноги ломать, там трактиров отродясь не наблюдалось.

– Беда близко, гноме, – глухо отозвался Фесс, массируя гудящие от боли виски в тщетной попытке хоть как-то её ослабить. – Того и гляди накроет…

«Но это ещё не волна, – подумалось ему. – Волна ещё далеко… очень далеко. Но, похоже, тут её чувствую не только я. Неужто инеупокоенныетоже?..»

Его риторический вопрос остался без ответа. Двери трактира распахнулись – и на пороге перед изумлённым Фессом предстал отец-экзекутор первого ранга преподобный Этлау.

Трактир застыл, словно туда влетело привидение. Ложки с варевом замерли, не донесённые до рта; у кого-то медленно лилось на пол пиво из накренившейся кружки.

Корчмарь опрометью бросился вперёд. Святую Инквизицию боялись – но не ненавидели. Фесс уже успел убедиться – её и впрямь считают защитой перед ночными страхами.

Этлау величественным жестом (именно величественным, несмотря на свой малый рост) остановил хозяина.

– Не волнуйся, чадо моё. Прикажи отдельно подать обед для меня и вон того доброго сына Святой Матери нашей, – не лишённым изящества жестом Этлау указал на Фесса.

Неясыть чуть не лишился дара речи от изумления. Что нужно этому инквизитору? Решил расплатиться за позор в Больших Комарах? Тогда он выбрал не самое удачное место… или, как раз напротив, очень удачное. Чем больше жертв – тем тяжелее обвинения. А жертв будет действительно много, если только он, Фесс, всерьёз сцепится здесь с отцом-экзекутором.

Трактирщик засуетился, раздавая подзатыльники недостаточно расторопным, по его мнению, служкам. Этлау, походя раздавая благословения, прошествовал к столу, где застыли Фесс и его спутники.

– Я хотел поговорить, – не тратя время на приветствия, холодно сказал инквизитор. – Полагаю, беседа будет для нас небезвыгодна.

Что?! Святая Инквизиция в лице своего обер-мучителя первого ранга предлагает сделку?

Очевидно, это слишком явно отразилось на лице Фесса, и Этлау угадал, о чём думает его визави.

– Да, я хочу кое-кто тебе предложить.

Народ вокруг них медленно расползался кто куда. Конечно, святые отцы ведут страшный и многотрудный бой против многоликого греха, перводвигателя отца всех бед, труд их тяжек и свят, но… кто ж, скажите честно, сам без греха? А вдруг выкорчёвывать оный грех начнут именно с тебя, да ещё, поймав на нетвёрдом знании канона, обвинят в ереси? Нет, лучше уж убраться отсюда подобру-поздорову.

– Пойдём отсюда, – внушительно сказал Этлау. – Поговорим без лиших ушей.

– Мои друзья не могут быть лишними, – твёрдо сказал Фесс.

Этлау пренебрежительно наморщил нос. – Не геройствуй понапрасну. Твои слуги просто выполняют приказ. Им ничто не грозит. Гном известен как доброе чадо Святой Церкви, на орков же махнул рукой даже Аркин. Они закостенели в язычестве, и кара, ожидающая их в посмертии, куда страшнее всех мук и пыток этого света.

Глаза Этлау вновь фанатично блеснули, и Фесс в который уже раз подумал, что инквизитор, похоже, и в самом деле ничуть не сомневается ни в правоте своего дела, ни в той участи, что, по его мнению, ожидает сородичей Прадда.

– Ну хорошо, – Фесс поднялся. Сейчас он уже горько жалел, что посох остался среди поклажи.

Трепещущий от почтительности корчмарь проводил их в небольшую чистую горенку, застеленную разноцветными домоткаными половиками. Стол был покрыт праздничной расшитой скатертью, и на нём уже дымились миски с горшками.

– Садись, Неясыть. – Этлау опустился на лавку. – Садись и не смотри на меня волком. Оставим на время раздоры и поговорим.

– О чём же, святой отец? – Фесс не сумел сдержать сарказма, и инквизитор поморщился.

– Оставь. Тебя это не красит.

– Убийство невинных не красит тебя куда как сильней, – резко ответил Неясыть. К воронам! Почему он должен вертеться, как уж на сковородке? Бояться слова, шёпота, взгляда – какой он тогда чародей?!

– Какие же они невинные, – пожал плечами Этлау, без тени сомнения принимаясь за аппетитную птичью грудку, тушённую с грибами. – Прелюбодеи они. И ты это знаешь.

Этлау не лгал.

– Если казнить каждую жену, изменившую мужу…

– То рано или поздно останутся только те, которые не изменяют, – невозмутимо бросил инквизитор.

– Скорее не останется вообще никого!

– Ты настолько плохого мнения о тех, кого собираешься спасать от порождений той самой Тьмы, которой столь верно служишь?.. М-м, отличное пиво.

– Да почему плохого?.. Просто такое бывает сплошь и рядом. Неравные браки, постылые свадьбы, когда дети просватаны с малолетства… что же им делать?

– Покориться судьбе, – внушительно сказал Этлау. – Нести свою долю невзгод, как каждый из нас. Тогда Спаситель возрадуется, и, когда грех на земле будет избыт навеки, Он вернётся и возьмёт нас всех в своё лоно!..

– Тогда почему бы не истребить весь род людской раз и навсегда, Этлау?

– Если б такое было угодно Спасителю, Он совершил бы это сам. Нам, слабым и недостойным слугам Его, остаётся только выкорчёвывать отдельные сорняки. Очистить раз и навсегда всю пашню только в Его власти.

Наступило молчание.

– В чём ты хочешь убедить меня, святой отец? В том, что моё дело…

– Я ни в чём не хочу убеждать тебя, Неясыть. Не считай меня тупоумным глупцом, опьяневшим от крови и убивающим направо и налево ради нескольких мгновений власти, – внушительно произнёс Этлау.

– Тогда о чём же мы будем говорить? – невольно удивился Неясыть.

Этлау сделал паузу.

– Сначала поешь. Извини, я с дороги и голоден, а ты, застыв здесь в позе вечного укора, портишь мне аппетит.

– Ты мне аппетит испортил раз и навсегда – там, в Комарах! – резко сказал Фесс. – Смерть за прелюбодеяние…

Инквизитор опустил серебряную вилку и вздохнул.

– Так мы никогда не сдвинемся с места, Неясыть.

– Тогда скажи мне то, что хотел сказать, и расстанемся, – бросил тот.

– Хорошо, – неторопливо сказал Этлау. – Вот что я тебе хотел сказать, некромант. Там, где я выкорчёвываю грех и пусть даже страхом, но заставляю других от него воздерживаться, то есть по мере слабых сил своих приближаю наступление Его светлого царства, ты, напротив, сеешь грехи, словно землепашец весной. И тем самым отдаляешь великий миг торжества Спасителя, ибо Он хочет спасти нас не своим приказом, но нашей осознанной волей. Мало-помалу это поймут те, кого ты сейчас защищаешь. Ты упокаиваешь кладбища, так? Но если б ты не перехватил мою силу в Комарах, как бы ты поступил? Стал бы мучить несчастных и уж точно ни в чём не повинных кошек? Вся вина которых заключалась бы в том, что они не могут говорить, являясь бессловесными тварями, и у них нет души? Но боль они чувствуют точно так же, как мы. И страх, и всё прочее. Тебе кажется, ты совершил благо. А призрак тобой замученного кота станет незримым летать вокруг деревни, звать к отмщению – и на место упокоенных тобой мертвецов встанут другие чудовища.