Братья - Селим Ялкут

Я молчал. Известие важное, но можно было подождать до утра.

— Это Михаил.

Оказалось, меня еще можно удивить. Мы молчали, а я вспоминал разговор с Миллисентой. Участие этой женщины было странным. Там ведь обитают не только венецианцы… Другое дело — Раймунд. Венецианцы — единственно было у него на уме. Я не возражал. — Ты не ошибаешься? Это Михаил?

Раймунд затряс головой. — Не знаю, узнал ли он меня, но я узнал его совершенно точно. Карина говорила, он в городе.

— Где он сейчас?

— Его отвели в тюрьму. Я приказал. А сам пошел к тебе. Скажи, что делать?

— Не будем терять времени. Все остальное — потом. Главное, чтобы мы успели туда первыми…

Мусульмане хорошо позаботились о тюрьмах, они достались нам готовыми. По строгости содержания они могут удовлетворить самых жестокосердных, злодеи содержатся не только без света, но и воздуха. Единственным преимуществом может служить холод — даже в страшную жару от него начинает ломить кости. Тюрьма находится недалеко от дворца. Древние иудеи пробили в здешних скалах каменоломни, откуда доставали камень на сооружение Храма. Здесь, в подземных лабиринтах с реками и озерами укрывались иудеи после захвата Иерусалима римлянами, тут были места отшельничества и даже монастыри с выходами на поверхность в самых неожиданных местах. И сейчас здесь можно было встретить разных людей. Король великодушно разрешил осваивать эти места монахам, но те не торопятся делиться своими открытиями. Тюрьма — лишь ничтожная часть этих подземелий.

Несколько раз свернув в узком коридоре, который все дальше уходил в каменные глубины, мы добрались до тупика. Я порадовался основательности двери, толщиной в ладонь. Она заскрежетала так, что у меня заныли оставшиеся зубы. За безопасность узника можно было бы не опасаться, но не каждому убийце понадобится вламываться сюда силой. Странная смерть Саломона не выходила у меня из головы.

Михаил лежал на каменной скамье и едва поднял голову при нашем появлении. Я удержал Раймунда от проявления братских чувств. Внешне все были спокойны и сдержаны. Солдату, открывшему дверь, я дал монету, и он удалился вполне довольный. Эти солдаты — бывшие крестьяне имеют особые свойства ума — подозрительность и наблюдательность, которые сочетаются у них с природной ленью и слепым доверием к начальству. Монетой, я надеюсь, усыпил первые свойства и укрепил вторые. Лучшее, что я мог сделать — это отправить нашего Вергилия за вином. Что он так и поступит, я не сомневался. Насчет Михаила, стражник только пожал плечами. Он молчалив, ко всему безразличен. — Клянусь Богом, — добавил охранник, — тюрьма для него не в новинку. Те, кто попадает сюда впервые, выглядят более беспокойными. Этот — не новичок.

— Все идет хорошо. — Сообщил мне Раймунд, когда я, выпроводив стражника, вернулся в камеру. — Мы узнали друг друга. — Да, брат? — Михаил молчал.

— Это господин Артенак. Он — наш друг. Друг нашего отца. Он помнит тебя мальчишкой. — Михаил глянул без любопытства. Я удивился печали в его глазах.

— Я был другом твоего отца. — Сказал я. — Теперь хочу помочь тебе выйти отсюда. Мы должны вместе обдумать, как это сделать. Не будем терять время.

Михаил молчал, я воспринял его молчание выгодным для себя образом: — Я хочу, чтобы ты рассказал, как попал сюда.

— Расскажи, как есть. — Попросил Раймунд. — Мы — твои друзья. Доверься нам.

— Я знаю, ты пришел из Византии. Не правда ли? — Спросил я наугад и попал в цель. Михаил кивнул. — Как ты оказался там?

— Я был матросом. У генуэзцев. Зимой жил в Константинополе. Я попал в тюрьму, меня освободили с условием идти в Иерусалим.

— Зачем?

— Не знаю. На нас напали под Антиохией, освободил отряд местной стражи. Командовал горбун.

— Жискар?

Михаил пожал плечами.

— Он знает, кто ты?

— Знает. Я называл себя.

— Где ты жил все это время?

— У грека. Лев и змея. Постоялый двор. На него мне указал человек, который был со мной. Он умер.

— Но ты мог пойти к брату. — Я указал на Раймунда.

Михаил отмолчался.

— Значит, ты остановился у грека? Ты видел там Франсуа? Ты узнал его?

Раймунд удивленно уставился на меня. Михаил кивнул. — Грек использовал эту девушку.

— А что он хотел от Франсуа?

— Не знаю.

— Что грек хотел от тебя? Как ты можешь объяснить? Что ты делал там ночью?

— Разве я что-то украл?

— Там живут важные люди. Тебя будут допрашивать, пока не скажешь. Доверься нам. Даже если за тобой есть вина.

— Я не виновен.

— Но тебя видели там несколько раз.

— Ответь. — Поддержал меня Раймунд. — И мы сможем тебе помочь.

— Я все сказал. — Михаил замолчал. Я понял, уговаривать бесполезно, Раймунд еще пытался. — Кого ты искал? Или за кем следил? Нам важно знать. Византийцы поручили тебе?

— Мне никто не поручал.

И тут мне пришло в голову. Как раз то, о чем говорила Карина.

— Скажи, ты ведь знаешь Миллисенту? Нет? Как не знаешь? — Настаивал я. — А она справлялась о тебе. — Михаил глянул, и я понял, что угадал. — Ты шел от Миллисенты? Скажи. Клянусь, это останется между нами.

Он молчал, но теперь я был уверен. Пора было принимать решение. Оставлять его здесь было опасно. Михаил для Жискара — это добыча.

— Нам важно сегодня же освободить его. — Сказал я Раймунду. — А ты, — я обратился к Михаилу, — должен дать слово, что останешься в городе и не попытаешься бежать. Мы рискуем головой.

Михаил, молча, кивнул, мы позвали стражника и подождали, пока он закроет дверь. Что касается меня, я желал бы навесить еще один замок, а ключ держать у себя. Но здесь я — не хозяин.

— Никто не может войти сюда?

— Только вы двое, господин Жискар и начальник тюрьмы.

— Тогда проведи нас к начальнику. А этого — стереги получше.

Тюремщика — заплывшего жиром неряху мало что интересовало, кроме еды. Я был среди тех, кто помог ему занять это место. Должность городского советника дает такую возможность. И теперь я сразу перешел к делу. — Этот человек — брат господина Дюплесси. Мы хотели бы освободить его под наше слово, он не сбежит и явится по первому требованию. Он готов объяснить все сам, как только понадобится.

Тюремщик развел руками: — Советник. Здесь место, где охраняют одни, а приказывают другие. Я охраняю.

— Это хорошо. Тогда мы приказываем тебе.

— Вашего приказа мало, советник. Вот если бы господин Жискар…

Этого я боялся больше всего. Вмешательства горбуна нельзя было допустить. Явно, он найдет предлог, как задержать пленника.

— Но Жискара здесь нет. А мы хотим освободить этого человека сейчас.

— В правилах записано. Узника могут освободить два лица, обреченных доверием короля. Мне нужны два распоряжения.

— Одно мое.

— Оно годится.

— Я буду вторым. — Сказал Раймунд.

Тюремщик причмокнул губами. Ему не хотелось огорчать нас. — Мне бы хотелось, чтобы это был кто-то другой. Вы — его брат.

— Хорошо. — Вмешался я. — Уверен, до того времени, когда мы вернемся, ты сохранишь нашего пленника в целости.

— Можете не сомневаться.

— Почему ты оборвал меня? — Набросился на меня Раймунд за дверью тюрьмы.

— У него приказ. Он его не нарушит. Я постараюсь все уладить. А ты оставайся здесь и смотри, чтобы Жискар не встретился с Михаилом до моего возвращения.

Сам я отправился к Миллисенте. Рановато для визитов, но выбирать не приходилось. Дыхание сбивалось, но я не позволял себе передохнуть. Главное, застать Миллисенту, иногда, я знал, она выбирается со свитой в купальню. Но, к счастью, сейчас она была дома.

Взгляд Миллисенты был полон любопытства.

— Я хотел просить о вмешательстве вашего мужа в одном важном деле.

— Конечно. — Отозвалась она весело. — Разве вы, советник, иначе вспомнили бы обо мне. Тем более так рано.

Я раскланялся, со всей учтивостью, которую позволила мне спина. — Дела обгоняют ход солнца. Нам остается с этим смириться.

— Что же я должна сказать мужу?

— Вы должны просить за невиновного, оказавшегося по ошибке в тюрьме. Прискорбное стечение обстоятельств.

— Кто этот невиновный?

— Вы, возможно, знаете его. Михаил Дюплесси. Этих братьев — трое, а я старый друг их семьи. Я еще помню их отца. — Украдкой я поглядывал на нее. Стрела попала в цель. Голос дрогнул, когда она переспросила имя. Миллисента достала веер и стала усиленно обмахиваться, пряча лицо.

— Дюплесси? Конечно, я помню его. Он шел с нами до Венеции. И там оказался замешан в неприятную историю. Впрочем, он был невиновен. А что сейчас?