Второй пояс. (Откровения советника) - Анатолий Воронин

Исматовцы — народ ушлый. Машины с грузом будут еще только-только выезжать из Кандагара, а Муслим наверняка уже будет знать о них. Его нафары обязательно «настучат» ему об этом гуманитарном грузе. А уж он-то вряд ли упустит возможность экспроприировать весь груз еще до того, как он попадет к месту назначения. И вот тут-то пригодится ваша помощь. Присутствие советского представителя в колонне с гуманитарным грузом охладит пыл исматовцев, и они вряд ли рискнут нагло грабить караван. А пока будут проходить официальные мероприятия, связанные с передачей гуманитарной помощи старейшинам, Хаким встретится с Мамад Ханом и обговорит все условия по интересующему нас вопросу. Не исключено, что мушавер-саиб тоже примет определенное участие в этих переговорах.

— Стало быть, во всем этом, как вы выразились — «спектакле», мне отводится роль «шуравийского благодетеля», который и будет передавать «гуманитарку» старейшинам?

— А разве это плохо? — искренне удивился Мир Акай. — А потом, ведь не один же мушавер-саиб будет в этом участвовать. Я распорядился насчет того, чтобы в состав вашей группы был включен представитель тыловой службы, который и оформит все необходимые документы по передаваемому грузу. Мушаверу нужно будет только улыбаться и со всеми обниматься. Наш народ это очень любит.

Быть обычным «свадебным генералом» на чужом пиру, мне не очень-то хотелось. Если я буду отлучен от процесса переговоров с Мамад-ханом, то зачем, собственно говоря, мне тогда тащиться в эту «тьму-таракань», больше чем за сто километров от Кандагара? Ведь есть же советник ложестика и все вопросы связанные с доставкой, учетом и последующим распределением гуманитарной помощи, находятся в его непосредственном ведении. Вот и ехал бы он с ней, в «народные душманские массы». А заодно прихватил бы с собой еще и Олега Андреева. Кому, как не советнику политотдела играть роль доброго дяди — шурави, раздающего направо и налево «гуманитарку».

Но уже в следующее мгновение я выбросил из головы эту крамольную мысль. Что же это такое получается? Один мой подсоветный в лице командующего царандоя, именно на меня возлагает свои надежды в этом авантюрном мероприятии, полностью посвятив во все его детали. Второй подсоветный — Хаким, сам едет в такую даль. А я, стало быть, должен прятаться в кустах и подставлять вместо себя Николая с Олегом, которые ко всем нашим оперативным комбинациям вообще не имеют никакого отношения. Нет, ехать придется именно мне. Заодно погляжу, что там за воинство собралось под знаменами Мамад-хана. Способно ли оно вообще нести службу на постах обороны и надежно противостоять «духам».

Вот только одна неувязочка опять выплывает на горизонте. Если о предстоящей поездке в приграничье вообще не докладывать в Представительство, то случись чего, я опять попаду в немилость к своему руководству за очередную самодеятельность. Предыдущее «китайское предупреждение» было совсем ещё свежо в моей памяти. Но с другой стороны, если доложить в Кабул всё как оно есть, то наверняка зарубят на корню все инициативы Мир Акая. И как потом смотреть ему в глаза? Пожалуй, ещё и за труса сочтет.

Решение созрело само собой. Собственно говоря, а кто узнает об этой поездке в приграничье, если я сам не сообщу о ней своему кабульскому начальству? Если моя персона вдруг и понадобится срочно «центру», шифровальщик доложит, что нахожусь я на «майдане», где был вынужден задержаться по причине запоздалого совещания у Варенникова, и отсутствием возможности вернуться в городок из-за небывалой активизации «духов» вдоль всей дороги из аэропорта в город. Такое на самом деле бывало не раз, и в Кабуле к этому уже давно привыкли. Ну, а если в «центре» не проявят интереса к моей персоне, то вообще промолчу об этой поездке к «мирным духам». Позже, что-нибудь придумаю в оправдание излишней самостоятельности. А пока что и докладывать-то нечего, поскольку еще не известно чем закончатся эти переговоры с Мамад-ханом.

Глава 29. Переговоры

Утром восемнадцатого марта на работу вместе со всеми не поехал, поскольку в десять часов должен был ожидать автоколонну с гуманитарным грузом, которая должна была следовать мимо «компайна». В форму облачаться не стал, дабы лишний раз не нервировать исматовцев, через чьи многочисленные посты на Спинбульдакской трассе предстояло проезжать. Из оружия взял всего лишь один ПМ. И то, только для того чтобы было хоть из чего застрелиться, если судьба распорядится совсем не так, как было спланировано. А чтобы пистолет не был виден, запихал его за пояс брюк под рубашку. Это был самый надежный «тайник», куда я прятал табельное оружие еще до Афгана. Некоторые мои коллеги — опера в том месте не только пистолет — бутылку с водкой умудрялись прятать. Да так, что даже наметанный глаз коменданта УВД — Бориса Сомова, бдительно несущего свою «экспроприационную» службу в вестибюле, не мог заприметить никакого криминала.

Колонна подошла с небольшим опозданием. В её составе были два ЗИЛа, до верху груженых «гуманитаркой», один УАЗик, на время позаимствованный вместе с водителем в оперативном батальоне и царандоевская БРДМка. Хаким с ложестиком и еще одним офицером из политотдела расположились в УАЗике, а остальные оперативные сотрудники джинаи и несколько царандоевских сарбозов оседлали БРДМку. Мне досталось место на «кардане» УАЗика, аккурат между ложестиком и политработником. И на том спасибо. По крайней мере, тела двух этих афганских офицеров смогли бы защитить мои бока и голову от возможных пуль и осколков.

Первую остановку колонна сделала на последнем шуравийском посту, что располагался на трассе к юго-востоку от места расположения 70-й Бригады. Измученного вида солдат, стоявший у закрытого шлагбаума, небрежно глянув на пропуск под лобовым стеклом УАЗика, не спеша отодвинул «оглоблю» в сторону. Он даже не поинтересовался, есть ли у нас какие-либо документы, удостоверяющие наши личности, и на перевозимый нами груз. Я почему-то подумал, что если он сейчас и спросил бы какой-нибудь документ, то показывать мне все равно было нечего. За девятнадцать месяцев пребывания в Афгане, я так и не удосужился их себе справить. Да и зачем они здесь были нужны. Афганцы все равно ничего не понимают в советских ксивах, а советским военнослужащим достаточно было услышать родную речь и все двери и шлагбаумы передо мной сразу открывались. Даже на территорию охраняемой зоны на Майдане, я без особого труда проезжал на царандоевской «Тойоте» по пропуску на этот автомобиль. Для особливо ретивых блюстителей Устава караульной службы у меня была припасена особая «заготовка», с заковыристым оборотом исконно русского мата, от которого даже самый строгий шурави сразу становился покладистее.