Изборский витязь - Галина Романова

Всадники выехали из детинца к посаду. Люди узнавали своего князя, разгибали спины, кланялись коротко - Евстафий не держал большого расстояния между собой и народом, понимая, что в случае войны вставать плечо к плечу придётся всем - и смердам, и дружинникам, и боярам.

А война была не за горами. Этим летом было всё тихо, но по слухам опять произошла во Пскове какая-то замятия.

А град сей держал связь с рижанами. Коль дойдёт до серьёзного, то призовут горожане ливонцев, пройдут они «на помощь» по земле изборской и больше навредят, чем помогут. Евстафий в глубине души ждал начала войны этой осенью или в начале зимы и по его слову уже начинали возить брёвна и камень для починки кое-где обветшалых стен и башен.

Работа на стенах кипела. Несколько приглашённых из Пскова мастеров вместе со своими каменоделами заканчивали латать оставленные временем пробоины на головной башне Вышке. Здесь Евстафий задержался. Спешившись, он в одиночку спустился в подземелья башни - там, за неприметной дверкой, начинался подземный тайный ход. Проходя под крепостной стеной и рвом, он заканчивался на поверхности в зарослях на берегу Смолки чуть ли не в полуверсте от города. Ходом не пользовались давно, и Евстафий не особо тревожился о нём. Но сегодня, в предчувствии войны, память заставила князя лишний раз взглянуть на обветшалую дверку, сбитую из полусгнивших досок. Она была цела, и Евстафий вернулся к ожидавшим его дружинникам.

Предчувствие оправдалось на другой день после полудня. Из дальнего погоста охлюпком[284], без седла, прискакал спешный гонец с вестью о том, что по дороге движется войско ливонских рыцарей. Пеших воинов гонец не заметил, больших обозов тоже. Всё это говорило о том, что рыцари шли не в обычный набег, целью которого был грабёж. Это начиналась война, в которой главной целью была смерть врага.

Получив весть, Изборск в считанные дни подготовился к осаде. Посады опустели - зарыв добро и унеся всё, что могли, жители укрылись в детинце. Из нескольких небольших погостов под защиту крепких стен пришли поселяне. Дружина и городское ополчение доставало оружие, ещё раз проверяло брони. В кузнях спешно правили острия мечей и перья сулиц. Заготавливали котлы смолы. Хотели разрушить даже подъездной мост и для этого выбили из-под него опоры. Прочистили колодцы на случай долгой осады. А ещё раньше, на свой стрех и риск, Евстафий послал во Исков гонца, считая своим долгом упредить горожан о подходе рыцарей.

Они подошли к Изборску через четыре дня после получения вести. Двигалось войско на удивление уверенно, словно не раз уже проходило по этой земле. Евстафий не знал, что незадолго перед этим изгнанные из Пскова опальные новгородские бояре встретились с рыцарями Ярославка Владимирича. Они поведали князю-изгою[285] последние новости, и тот порешил, что выбьет своих врагов из стен отцами и дедами назначенного ему города. Сейчас с ним шли сам Борис Негоцевич и Пётр Вадовик, один из сыновей Внезда. Эти двое уже принесли клятву верности новому князю, решив про себя, что лучше служить ему и через него немцам, чем ходить под рукой Ярослава Всеволодовича, который ломает древние обычаи и уничтожает новгородские исконные вольности.

Ещё издалека настороженно притихший Изборск, с поднимающимися над крепостными стенами дымками казался потревоженным сторожем. Несколько повстречавшихся погостов оказались пустыми, а выехавшие вперёд дозорные-оруженосцы вернулись и доложили, что и посады тоже вымерли.

Ярославко, высокий, голенастый тридцатичетырёхлетний князь-рыцарь, ехал чуть впереди, с советником своим Борисом Негоцевичем и тремя оруженосцами. Несмотря на то что он много лет прожил в Риге, был принят покойным епископом Альбертом и даже женился при его посредстве, он всё ещё не был католиком, хотя и подумывал о такой возможности. Вторая жена его была католичка. Ради неё он бросил просватанную ещё на родине первую, которую после Липецкой битвы подыскал отец. Первая умерла родами, забытая мужем, и её сын воспитывался мачехой в Риге. Мальчик был не особенно любим отцом, и Ярославко решил, что после завоевания Пскова и окрестных земель отдаст ему захолустный Изборск - чтоб был и рядом, под присмотром, и далеко.

Выехав чуть вперёд, Ярославко осматривался в седле. В немецкой броне он казался выше и, как ни странно, худощавее, чем был. Местность, которую он последний раз видел мельком уже очень давно, ему понравилась.

   - Хочешь, боярин, я тебе подарю вотчины в изборской земле? - обернувшись на Бориса Негоцевича, спросил он. - Скажем, вон по тому, дальнему, берегу речки и дальше, сколько хватит до следующей реки или озера?

Борис Негоцевич послушно поклонился в седле. Он был ненамного старше князя-изгоя и считал себя умнее его.

   - Благодарю, монсеньор, - на латинский манер обратился он к Ярославку, зная, что тот любит подобное обращение.

   - А, может, я тебя вообще наместником сделаю! - весело продолжал князь. - Посажу сюда сына старшего, а ты при нём, а?

Боярин рассыпался в изъявлениях благодарности, в уме уже прикидывая, что можно ещё выжать из нового господина.

В это время подскакали дозорные с известием, что город явно приготовился к обороне.

   - Что ж! - Ярославко прищурился, из-под руки глядя на стены. - Их нельзя винить ни в чём! Они же не знают ещё, что это вернулся я!.. Изборск должен открыть ворота псковскому князю!

Рыцарское войско подтягивалось, располагаясь на извилистом заросшем берегу Смолки. Борис Негоцевич в душе начинал чувствовать ревнивую гордость - если и правда земли по дальнему берегу будут его, то уже сейчас хорошо, что их не загадят ливонцы. Сам боярин не терпел рижан и считал их только силой, которой можно править, если знать наверняка, как.

Город молчал - ждал начала осады. На деревянных заборолах, надстроенных на каменной основе, время от времени на солнце поблескивали шеломы воинов. В стене были оставлены только узкие щели - как раз для стрелков из лука или пращников[286] - и разглядеть как следует защитников города не удавалось. Им же было отлично видно, как располагается в опустевшем посаде рижское войско. Где-то уже вспыхивали костры, где-то люди начинали рыть землю, отыскивая спрятанные запасы. Между огородов несколько рыцарей гоняли случайно забытую овцу.

Стан не успокоился до утра - горели огни, слышались голоса, мелькали чьи-то тени. Пришельцы сновали по брошенным избам, унося всё, что можно. Найденное зерно и копны сена растащили на корм лошадям.

Всю ночь Евстафии не заходил домой - только послал сказать жене и матери, чтобы ждали и молились. Вместе с дружинниками он ночевал в молодечной на первом, полуподземном этаже крепостных укреплений. До полуночи он не сходил со стены, наблюдая за рыцарями, и только потом ушёл, оставив старшим тысяцкого Станимира Бермятовича.

На рассвете стан рыцарей ожил, зашевелился. Через некоторое время к воротам двинулось несколько рыцарей под слабо колыхающимся в такт конским шагам стягом.

Поднятый по тревоге дозорными, Евстафий бегом поднялся на стену и сквозь щель бойницы разглядел трёх рыцарей в сопровождении явно русских людей.

Возглавлять посольство Ярославко доверил Борису Негоцевичу. А сам отправился с ним под видом одного из его спутников. Подъехав под стену, боярин оценивающе оглядел её всю.

Крепостная стена была сделана на совесть. Основание детинца, вырастающее из холма, было сложено из камня. Только на высоте в полтора-два человеческих роста начинались толстые кряжистые брёвна заборол со щелями бойниц и двускатной просмолённой тесовой крышей, защищающей воинов от стрел и камней. Несколько округлых каменных башен, с плоскими крышами, высилось по углам стены: одна над входом была наполовину сложена из дерева. В ней были ворота - из цельных брёвен, окованных железом. Мост перед воротами, висящий надо рвом и чуть утопленный между валами так, что дорога к городу проходила ниже каменного уровня стен, был ещё цел, и это оказывалось добрым знаком - можно было попытаться войти в город.

   - Эй! - закричал Борис Негоцевич. - Отворяйте ворота! Почто запёрлись?

На стене зашевелились. В это время как раз поднялся на заборола Евстафий и выглянул наружу. Князь был и простой броне и с виду походил на любого старшего дружинника.

   - Кто вы такие и что за люди? - крикнул он.

   - Мы воины князя Ярослава Владимировича Псковского, владетеля этих мест, - ответил боярин. - Князь Ярослав Псковский идёт походом по своей земле принять княжение над родовой вотчиной своей и требует от вашего города крестного целования на верность. Призовите своего князя - пусть он впустит Ярослава Псковского с ближней дружиной в город.

   - А с какой такой поры князь русский с иноземной дружиной по своим землям походом ходит? - Евстафий кивнул на рыцарей. - Аль своих ему воинов мало? Аль решил он еретиков-иноверцев в наши земли привести? Почто? С кем счёты сводить?