Цвет твоей крови - Александр Александрович Бушков

ее по спине, подсунул коробочку с мясом, и она кое-как прожевала ломтик. Утерла глаза рукавом и сердито бросила:

– Жидкий огонь какой-то! Как вы это пьете?

– Богатая практика, – коротко ответил Грайт. – Ничего, сейчас тебе полегчает, посмотришь на жизнь по-другому…

Я с ним мысленно согласился. В самом деле, вскоре ее щечки раскраснелись, она заулыбалась. Не опьянела, конечно, однако пришла в самое хорошее расположение духа, чего и следовало ожидать от человека, принявшего хорошую рюмку отличного коньяка. Посидела немножко, благодушно взирая на нас и окружающий мир, потом заявила:

– Костатену нужно памятник поставить!

– Заслужил, – серьезно сказал Грайт. – Я уже об этом подумал – только что не хотел из суеверия такое мысленно обсуждать с самим собой раньше времени… Костатен, я всегда выполняю свои обещания. Когда более-менее установится… новый порядок, всерьез задумаемся о памятнике. Твою одежду я прекрасно запомнил, Алатиэль превосходно рисует, и красками, и карандашом, и углем, так что сходство будет полное. Без головного убора, конечно. И непременно на коне – испокон веков памятники прославленным на войне ставят только конные… ну, конными по старой традиции изображают еще и королей, пусть даже они никакими воинскими подвигами не прославились. Хорошо, памятника нынешнему королю еще нет… – Он хищно улыбнулся. – И, слово чести, никогда уже не будет… А вот тебе будет.

Я не был воодушевлен столь заманчивой перспективой – скорее раздосадован. Вот уж не ожидал! Мои амбиции не простирались дальше золотых генеральских звезд на петлицах – о них втихомолку мечтает всякий молодой командир. А вот памятник, тем более конный, – как-то и не по чину…

– Непохоже, чтобы ты так уж радовался, – усмехнулся Грайт.

– Если подумать, ничего хорошего, – сказал я. – Птички будут на голову гадить…

– Ну, есть смотрители за памятниками…

Алатиэль, блестя чуточку хмельными глазищами, добавила:

– А зато у твоего памятника, как часто случается с другими, будут назначать свидания влюбленные…

– Это, конечно, гораздо приятнее, чем птичьи какашки на голове, – проворчал я.

– Ну что, за будущий памятник? – совершенно по-русски предложил Грайт, потянувшись за флягой.

Выпили по второй, Алатиэль уже почти не кашляла. А вот дальше возникла явственная заминка. Разговор не клеился, было даже впечатление, что я стал третьим лишним – конечно, не в амурном плане. И Грайт, и Алатиэль были охвачены этаким радостным нетерпением, а мое присутствие стало обременительным. Я и не подумал на них обижаться: все правильно, у них впереди еще масса серьезных дел, где обойдутся – и слава богу! – уже без меня. Я и сам чуял радостное нетерпение, только, разумеется, по другому поводу…

Грайт пытливо глянул на меня:

– Костатен, ты явно мыслями где-то далеко. И выражение лица у тебя примечательное, только я не пойму, это потаенное недоверие или потаенное нетерпение?

– Какое там недоверие, – сказал я искренне. – Я тебе с некоторых пор доверяю. Нетерпение, ага. И мыслями я не далеко, а здесь, на этой самой поляне. Ты обещал отправить меня назад, когда дело будет сделано…

– И отправлю, – сказал он спокойно. – Только… Ты и в самом деле так рвешься назад? Не хочешь остаться еще немного и помочь нам громить ватаков? Не ради золота, понятно, – из тех чувств, что делают человеку честь…

– Не хочу, – решительно сказал я. – Идет война, и мое место там. А громить ватаков найдется кому и без меня.

– Ну я просто так спросил, порядка ради… Что же, отправляйся назад, не могу же я тебя удерживать силой…

– Нужно будет возвращаться к тому месту? К охотничьему домику?

– Нет никакой необходимости, – сказал Грайт весело. – Это ватаки, без сомнения, намертво привязаны к определенному месту, а у нас обстоит совершенно иначе. Нет причин от тебя и эту тайну скрывать. Видишь ли, я… – Он подумал. – Я тебе не буду говорить наше слово, каким называют таких людей, как я. В твоем языке нет соответствия, все равно пришлось бы объяснять… Короче говоря, у нас есть люди, способные открывать Тропы в любом месте, где находятся. Я такой. Люди эти встречаются даже реже, чем то умение разговаривать на расстоянии, каким владеет Алатиэль. – Он усмехнулся, как мне показалось, печально. – Могу тебя заверить, я от этого не ощущаю ни малейшей гордости, наоборот… Видишь ли, за многое приходится платить. Я, например, из-за умения открывать Тропы совершенно не способен к арифметическим расчетам, даже простейшим, считать могу только до десяти по пальцам, а дальше – «десять раз по десять», примерно так. И еще кое-чего, что доступно обычным людям, полностью лишен…

Уж конечно, не интереса к женщинам, легкомысленно подумал я, чуть развеселившись от двух чарок отличного коньяка. Не для того же ты на постоялом дворе увел к себе красивую бялку, чтобы разговоры с ней разговаривать?

И тут же отогнал всякое легкомыслие – не время… Спросил:

– Я тебя правильно понял? Тропу в мой мир ты можешь открыть прямо здесь, на этой самой поляне?

– Ну да, – буднично и просто сказал Грайт. – Прямо здесь, и много времени это не займет…

Нетерпение прямо-таки захлестнуло меня, но я тут же трезво подумал о некоторых крайне важных и серьезных подробностях. Спросил:

– А куда я попаду? В то же место, откуда ушел, или…

– Ну это очень просто объяснить, – сказал Грайт. – Мне в свое время все подробнейшим образом растолковали ученые люди, которые у нас занимаются Тропами. Они у меня и открыли эти способности, о которых я и не подозревал – как, впрочем, и о самом существовании Троп… Дело обстоит так: ты вернешься к себе в то место, какое отстоит от «места убытия» ровнехонько на то расстояние, которое преодолел здесь. Почему так получается – это уже высокая наука, в которой я не силен. Но обстоит именно так. Давно проверено.

Не могу сказать, что такие подробности меня обрадовали. Наоборот. От того охотничьего домика мы удалились на изрядное расстояние, ехали не строго по прямой, но все равно уехали далековато. Так что я свободно могу оказаться в немецком тылу, причем не на нашей временно оккупированной территории, а где-нибудь в бывшей Польше, откуда выбираться к своим будет крайне затруднительно. Да и наш глубокий тыл, попади я туда, сулил нешуточные сложности. Непременно спросят: это как же ты оказался так далеко от фронта, такой шустрый?

Можно, конечно, убить два дня и вернуться к тому охотничьему домику – вряд ли Грайт мне не поможет туда попасть. Однако попаду из огня да в полымя: хорошо, если развернулись наши главные силы, стали выбивать немцев… а если нет? В деревне Оксаны наверняка уже немцы. Что ж,