Надсада - Николай Зарубин

— Лес, охота, рыбалка, банька в тайге — это, конечно, замечательно, — говорил он иногда. — Природа — это вообще замечательно. Но есть иные сферы — человеческие, культурные, духовные, где музыка, живопись, литература. Где дух человеческий парит так высоко, как нигде больше. Подпитаешься всем этим и жить начинаешь как бы с чистого листа. Не-эт, зря ты всего этого сторонишься, зря-а…

Курицин краснобайствовал, а его, Белова, раздирало любопытство вперемежку с завистью. Он и в самом деле никогда не знал того мира, в котором с детства жил приятель. И решил попробовать соприкоснуться с тем миром, но самостоятельно, без поводыря, каким мог стать для него приятель. Во всем этом помогала ему разобраться теперь его новый секретарь.

Исходя из личных запросов женщины, была переоборудована вместительная четырехкомнатная квартира, где нашлось место для отдельного санузла, комнаты для нее и кабинета для него, гостиной и — само собой — кухни.

Его не интересовало прошлое женщины, но он знал, что у Леокадии Петровны была тридцатилетняя дочь, которая проживала в Петербурге, будучи то ли искусствоведом, то ли музыковедом в области органной музыки. Фотографию Милы (Леокадия Петровна называла дочь ласково Милочкой) он постоянно видел рядом с компьютером, за которым та сидела, выгнув спину, как танцовщица. Лицо это притягивало его взгляд, когда бывал рядом и слушал отчет секретаря. Не потому, что оно нравилось ему, а потому, что это была женщина из того мира, который он решил приспособить под себя. Именно приспособить, как привык приспосабливать все и всех, с чем и с кем соприкасался.

Странную особенность в своем работодателе, как про себя его называла, заметила и сама Леокадия Петровна и однажды осмелилась спросить:

— Владимир Степанович, вы были бы не против, если бы Мила приехала в Иркутск недели на две погостить?

— Как же я могу быть против? — спросил, почувствовав, как спины его коснулось нечто вроде холодка от внезапно распахнувшейся створки окна, — такое с Беловым бывало всегда, когда предстояла трудная, но увлекательная охота на зверя.

— Я о том, чтобы пожить здесь, со мной, — она вам никак не помешает.

— Да что вы, уважаемая Леокадия Петровна, я буду только рад познакомиться с вашей дочерью и пообщаться с человеком из совершенно чужого мне мира. Пусть живет столько, сколько захочет, лишь бы вам обеим было хорошо. Только о приезде дочери сообщите заранее.

Женщина повернулась к нему, и Белов увидел в ее глазах слезы.

— Спасибо вам, Владимир Степанович, за понимание. Милочка для меня — весь белый свет. Вы не интересовались, а я вам не говорила, что в свое время пошла на то, чтобы продать квартиру, так как нужны были деньги на обучение и жительство дочери в большом городе. Очень уж хотелось, чтобы Милочка получила фундаментальное образование. В дальнейшем рассчитывала взять кредит или приобрести квартиру в рассрочку, но эта постоянная экономическая неустойчивость в государстве сделала мое намерение невозможным. Пока невозможным…

— Сейчас ведь такой необходимости нет, а квартира у вас будет. Я даже могу пойти на то, чтобы купить ее для вас, скажем, в ближайшую неделю.

— Что вы что вы! — испугалась Леокадия Петровна. — Вы и без того взяли на себя лишние хлопоты по моему здесь содержанию. И еще, Владимир Степанович, я хотела бы вас попросить…

— О чем же?

— Нельзя ли перевезти сюда пианино — в гостиной для него место найдется. Есть у меня хороший инструмент, доставшийся мне еще от мамы. Знаете, и бабушка, и мама мои были музыкантшами, причем незаурядными. Пианино стоит у моих знакомых, инструмент хоть и старый, но замечательный, дорогой.

— Конечно, Леокадия Петровна, конечно, — поспешил согласиться Белов. — Ваша дочь, наверное, тоже играет?

— Да. И прилично. Мало того, она гастролирует по европейским странам с концертами для органа. В Петербурге у нее есть собственная квартирка, она зовет меня к себе, но я не хочу ничего менять в своей жизни. Нас, Вальцев, так воспитывали, чтобы детям своим мы давали самое высокое образование, какое только возможно, но потом не мешали им строить свою собственную жизнь. Не хочу и я мешать Милочке.

— Вот и договорились. Вам помочь перевезти пианино?

— Я справлюсь. У моих знакомых есть грузовичок, хозяин его поможет и с доставкой.

Пианино в гостиной появилось, и Белов не мог не заметить, что красивый старинный инструмент преобразил интерьер квартиры.

— Еще бы парочку бронзовых подсвечников, часы с боем и какой-нибудь пейзаж местного художника. Знаете, что-нибудь в темных тонах. Вечер на Ангаре, например, — вздохнула Леокадия Петровна как бы между прочим и бросила в его сторону быстрый взгляд.

— Этим вы и займитесь. Я целиком полагаюсь на ваш вкус.

Он действительно чуть ли ни с первого месяца появления в квартире Леокадии Петровны положился на ее вкус. С легкой руки новой хозяйки в его кабинете появились резные стол, секретер и с высокой спинкой резной же мягкий стул. Служивший кроватью диван обивкой, а также изогнутыми боковыми подушками гармонировал с упомянутыми вещами. По обе стороны его стояли небольшие уютные кресла. Противоположная стена была отдана книгам, музыкальному центру, телевизору. Платяной шкаф был вмонтирован в стену.

А вот кухня была выполнена целиком в современном стиле.

— Прогрессирующие технологии, если иметь в виду оборудованность жилья, в первую очередь коснулись кухни и столовой. Я бы не стала противиться достижениям в этой области, — высказала свое мнение Леокадия Петровна.

Ни один человек, кроме них двоих, да еще рабочих, не перешагнул порог этого убежища, не знал о нем и приятель Курицин. Сказалась здесь, возможно, привычка его молодости во всем подражать дядьке Даниле, который многие десятилетия никого не посвящал в тайны, что хранили затерянные в болотах Присаянья острова, ручей Безымянный, уникальные кедровые пади, предсмертный рассказ Афанасия Ануфриевича — отца Данилы и Степана.

Оборудовал же себе Данила убежище на острове, и, если разобраться, на кой ляд оно было ему? От кого прятаться-хорониться, чего искать в полном уединении и чем утешаться?

«Значит, в том была потребность души дядькиной», — размышлял Владимир о запутанных судьбах родовы Беловых, где и староверческие корни пращура Ануфрия Захаровича подтверждали эту же его мысль. А в целом он полагался на удачу и свою счастливую звезду, которая сопутствовала ему многие годы и в которую уверовал.

Но одно, главное соображение все же имело место. Владимир Белов теперь хотел быть не просто предпринимателем, кузнецом денег любой ценой, потребителем услад в кругу бабенок легкого поведения где-нибудь в именной таежке. Он теперь хотел быть успешным и, может, даже интересным человеком, способным выйти на более широкие круги общества, где такие деньги, которые он научился ковать, не презирают, но наперед ставят книги, живопись, музыку.