Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine

— Всё понимаю, мама, всё, — маленькая Елизавета не подвергает сомнениям свою правоту, — но надоело твоё сольфеджио!

— Господи, Лиза, — сетует уставшая мать, почти без сил опускаясь на диван в гостиной, — Лизка! Кому же ты достанешься такая неугомонная? Сладу нет!

— А с тобой и папкой останусь! Не пойду никуда от вас, мама!..

Ответ дочери веселит Татьяну, и она безмолвно радуется тому, что её строптивая Лиза умеет открываться навстречу жизни и в момент, когда у родителей всё идет не гладко. На работе тучи сгущались, из-за чего Алексей Владимирович целыми днями ходил нервный и дёрганный, а ещё переезд в Ленинград не за горами. А если и Лиза отбивается от рук, то совсем беда. Хотя…

Ну не нравится дочери играться с белыми и черными клавишами, и чего же неволить птицу в клетке? Великого музыканта из Лизы не получится, а материнские амбиции обычно идут в разрез с детскими устремлениями и желаниями. Тут бы не перегнуть палку…

— Однажды ты обязательно кому-то достанешься, стрекоза, — не памятует отметить Татьяна, когда дочь присаживается рядом, обнимая понурую мать за плечи, — не веришь мне?

— Нет, мам, не верю, — произносит Лиза, нисколько не удивляя свою маму, — и в музыкалку тоже не пойду…

В свои двадцать четыре года Елизавета Холмогорова ищет силы радоваться жизни и отстаивать свою точку зрения также, как и в далеком детстве. Но только не танцует, будто бы у неё в пятках спрятаны пружины, а играет с прятки с дочерью и крошечной двоюродной сестрой, находя в простых забавах свою отдушину и укрытие от бури в отношениях с Космосом. И на Лизу, с плохо скрываемой тревогой во взгляде, смотрит уже не мама, а Ёлка, для которой неудачи племянницы всегда отзывались в сердце глухой неумолимой тревогой. Она желала для Лизы безбрежной дороги, но…

Слишком много этих суетливых «но», а февраль девяносто пятого казался душным вовсе не из-за того, что весна наступала на пятки с невиданным энтузиазмом. В одиночестве Лизе хотелось выть на Луну и не видеть белого света, но каждый новый день заставлял её крепко встать на ноги, цепляясь за любую возможность спасения собственного мира.

Пусть Холмогорова и уехала в Петербург, получая в спину гневные выкрики, но по ощущением — она всё ещё в Москве, а Кос также пытается доказать, что ей нечего опасаться. И Лиза успеет пожалеть, что снова умчалась на родину своих праотцов. Всё идёт правильно, потому что Кос делает то, что считает нужным, и плевал он на то, что вместе стало трудно до боли, а врозь…

Невозможно, тошно и одиноко. Что за замкнутый круг? Или по лабиринту бег?

Куда? В космическую пропасть…

А Лизу даже родной город не принимает. Она приехала в Санкт-Петербург, чтобы взять паузу, а на деле опять оказалась в личной темнице. Без окон и дверей, без глотка умиротворения, которое всё равно окажется потерянным, если она далеко от источника своих беспокойств. Как будто бы не уезжала, а продолжила тихо сгорать от печальных мыслей, овладевающих Лизой при виде мужа. Всё напоминало о Космосе, куда не глянь!

Сходит ли Лиза с ума? Она и не отрицает этой счастливой возможности, у неё же нет шанса на побег от действительности. А единственный вопрос, который постоянно задавала Аря, прожигал в сознании Лизы горькую метку. Ребёнок не привык к тому, как бывает без папы. Арьке не объяснить всех проблем, окруживших её родителей плотной стеной. Аре нужна нормальная семья, где царит любовь и забота, но походили ли Холмогоровы на нормальных людей хотя бы с виду?

Всё же с ног на голову! Начиная с замысловатых имён, заканчивая окружением, которое находилось с Космосом ту часть времени, которую он проводил либо за стенами офиса фонда, либо за столом переговоров в каком-нибудь ресторане в центре Москвы. О своих вечных переживаниях за мужа Лиза пыталась не заикаться, но понимала, что жила, постоянно содрогаясь от мысли, что с ним может что-то произойти. Особенно в свете последних событий…

Сам же себе яму копал.

Но Ариадна задавала всё тот же вопрос:

— А папка звонил? — папа сказал же ей перед отъездом, что обязательно заберёт их обратно. Очень скоро. Она не сомневается!

— Позвонит, принцесса, папа работает, — не допуская лишней эмоциональности, отвечала дочери Елизавета, попутно вспоминая, что утренний звонок Космоса был явно не от доброй души.

Он насмешливо интересовался, не кусают ли её питерские волки, а сам, не стесняясь, рассказывал, где он, с кем и сколько денег оставляет в злачных местах, пока Лиза «в очередной раз его бросает, как последняя…». Холмогоровой оставалось послать мужа к чёрту, обещая, что ничего не спустит ему с рук, а чаще напоминая о том, что терпение и в самом деле заканчивалось. Может быть, она приедет к нему, но только…

За разводом?

Неплохой же выход из ситуации, как искренне верит Пчёла!

Космос обрывал Лизу на полуслове, резко начиная посыпать голову пеплом и извиняться. Сбившимся голосом говорил, что не подходит им существование по разным углам, а если она не хочет говорить с ним сейчас, то пускай подпустит к телефону дочку, которой точно хотелось домой, как и всякому маленькому ребенку, но Лиза отказывала.

— Кос, в другой раз! Ты себя слышишь? Ты же загнался, ты опять не в себе… Ты себя доводишь, меня доводишь. Кому лучше? Неужели ты не понимаешь?..

— Ты дёру опять дала, я такой плохой, а это значит, что в жопу меня, нахуй?! Бля, лучше бы я скорчился, чтобы не слышать, что я — чмо болотное! Лизка, мать твою!..

— Не может так больше продолжаться! Мы с ума сойдем!..

— Лиз! Был бы уебком, которым ты меня считаешь, то рта бы своего дальше моей ширинки не поднимала!..

— Холмогоров, хватит пересказывать свои фантазии! Они тебе не грозят!

— Распустил тебя! На свою голову!..

— Холмогоров, найди свою совесть. Пожалуйста!

— У других мужиков бабы терпят и похуже, а ты? Гордая такая, так и будешь меня морозить?!..

— А мы не всё, не надо сравнений, — заключала Лиза, которой наплевать, какие бывают чужие семьи, с которых её нетрезвый муж-наркоман собрался брать пример, — и, Кос, подумай, что дальше. Как?.. — в одиночку не получится плыть?..

— Я приеду за тобой, не думай сопротивляться! — у Космоса одно «дальше», он искренне порывался к тому, что прорвёт оборону Лизы, забирая её домой.

— Приедешь, — с ним лучше согласиться, — а сейчас, пожалуйста, езжай домой. Я прошу тебя, Космос!

— Ты простила меня?..

— Об этом позже!

— Да чего позже, нахер, если я задрался тебя ждать, Павлова!

— Без глупостей! Мы рискуем слететь с катушек…

Ёлка смотрела на Лизу с материнской обеспокоенностью, не зная, что можно посоветовать в сложившейся ситуации. Она прекрасно понимала, что племянница не мыслила своей жизни без Космоса и вдали от него, но мужчина явно губил всё, что было ему дорого, а свою зависимость не рассматривал в качестве серьёзной помехи. Как и многие другие наркоманы, но не у всех же на плечах столько ответственности!

Ёлка готова была подключить к решению вопроса всех нужных специалистов, найти клинику, где Лиза бы точно получила гарантии, что кокаиновая тяга — далеко не приговор, но мало одних возможностей. Важно же желание вылечиться, а пациент более чем без совести. И уговоры не помогут, если гром не грянет. В этом Чернова убедилась, когда сама решилась позвонить зятю. Как ни странно, но говорил он совершенно осознанно…

— Куролесишь? Мало тебе, дурак, что голову в любой момент можешь сложить, так хочешь, чтобы совсем мозги отказали? Я тебе не Лиза, я тебе скажу прямо, что сторчишься, не удержишься, раз такой ретивый. Не ты первый, не ты последний, а надо тебе, сын профессора астрофизики, чтобы у твоей могилы убивалась молодая вдова?!..

— Что ты сгущаешь, Ёлка Владимировна? — наркотический морок уже отпустил Космоса, чтобы днём он мог спокойно рассуждать и решать рабочие вопросы, но тёща явно рассчитывала, что ему влетит. Чернова редко останавливалась.

— У меня ребёнок в слезах по тебе купается, а ты там будешь дальше продолжать торчать?! Или спасибо скажешь, что не героиновый, а куришь только «Marlboro»?