Феникс и зеркало: Роман, новеллы - Аврам Дэвидсон

Доктор Фримэн покорно поспешил прочь. Если они говорят «немедленно», это всерьез. Наказание может обрушиться, словно удар бича, а может тянуться нескончаемо долго. Заранее никогда не известно. Может быть, хеддеранцам известно. Только они не говорят. Когда Фримэн вышел из кабинета, туда кинулся следующий по очереди мужчина, стоявший под дверью. Только трое человек могли надеяться, что успеют пройти процедуру до начала своего рабочего дня.

В кабинете десять на четвертом этаже ему задали те же вопросы, только в ином порядке. Затем его направили в кабинет пять на семнадцатом этаже. Там обе анкеты заложили в машину, и она выдала их обратно со штемпельными отметками на хеддеранском языке.

«Кабинет восемь, второй этаж», — сказал голос. Добравшись до места, он опустил анкеты в щель. Мгновение — и они вернулись обратно, без пометок.

«Имя Роджер Фримэн. Номер 655-673-60-60-2. За вами имеется единоразовое ходатайство без резолюции. Непозволительно два. Вы отмените это ходатайство. Или отмените то».

Мысли его отчаянно заметались. Что же это за ходатайство без резолюции? Когда ввели такое правило? Пальто! Если оставить последнее заявление и на него придет отказ, придется ждать следующего года, чтобы вторично подать прошение о пальто. А потом снова ждать годами… Стоял холод, дортуар плохо отапливался, у него не было одеяла. Его нынешнее пальто совсем обветшало. Удобства для людей сведены к минимуму.

Но подать новое прошение необходимо. Он оказался первым на очереди…

«Говорите, — приказал низкий вялый голос. — Отвечайте. Говорите. Сразу».

Глотая в спешке слова, Фримэн сказал: «Я отменяю оставшееся без резолюции».

«Опустите бланки».

Опустил. Стал ждать.

«Пройдите в Кабинет Десять, Четвертый Этаж».

Он уже побывал там, этот кабинет оказался вторым на его пути. Ошибка? Неважно, надо идти. Он снова вошел в кабинет. И стал ждать.

Его внимание привлек похожий на хрюканье звук. Он поднял глаза, вздрогнул, съежился. Хеддеранец отключил разделительный экран и пристально смотрел на него. Пустые серые граненые глаза, огромная голова, тело, похожее на деформированный утробный плод… затем разделительный экран включился снова. Фримэна передернуло. Редко случается их видеть. Много лет уже не доводилось.

Из машины выскользнул бумажный листок. Он подхватил его, ожидая распоряжений отправляться — куда? Если он не успеет до десяти часов, надежды на спасение в этом году не остается. Никакой. Он тупо уставился на непонятные буквы. Холодный безразличный голос сказал: «Имя Роджер Фримэн. Номер 655-673-60-60-2. Признан излишним. Ходатайство о смерти удовлетворить. Для получения удостоверения проследуйте в кабинет один. Пятый этаж. Немедленно».

По щекам доктора Фримэна катились слезы. «Наконец-то, — он всхлипывал от счастья. — Наконец…»

Он торопливо вышел из кабинета. Ему все-таки удастся спастись, но только если он доберется до места, дока не наступило десять часов.

Людоед-великан в долине

Когда, словно облачко не больше человеческой руки, впервые возникла угроза приезда д-ра Людвига Занцманна, двадцатисемилетний д-р Фред Б.Тербифил являлся самым молодым директором музея в стране, а теперь, в тридцать пять лет, все еще оставался одним из самых молодых. Более того, он с уверенностью, пусть необоснованной, рассчитывал на еще большую славу в будущем. Во главе списка благодетелей и покровителей значился м-р Уинфилд Скотт Х.Годбоди, почти покойник (во многих отношениях), а он наверняка завещает большую часть своего состояния учреждению, которое тогда станет Музеем Естественной Истории, директор: д-р Фред Б.Тербифил. Прекрасная зарплата, свободный от налогов изобильный расчетный счет, а у директора найдется вдоволь времени, чтобы завершить свой великий труд, в настоящее время озаглавленный «Человек перед рассветом», трудный для понимания, но чрезвычайно интересный для чтения. Уже имелось семнадцать глав, посвященных одной только Неандертальской эре или эпохе Среднего Палеолита. (Ее наверняка будут вечно покупать школы и библиотеки: большая книга, плотная на ощупь, богато иллюстрированная и написанная в столь увлекательной манере, что даже ученик выпускного класса средней школы, опрометчиво взявшийся за нее в поисках обнаженных тел, часами не сможет оторваться от чтения.)

М-р Годбоди был скептиком старомодного типа. «Где отыскал себе жену Каин?» — вопрос, служивший излюбленным поводом для хихиканья, сопровождавшегося легким толчком костлявого локтя. «Еще не отыскали перьев с ангельских крыльев?» — вот еще один.

Он стал пионером в деле снабжения мельников хлопчатобумажными набивными тканями для мешков под муку. Когда название фирмы стиралось, бережливые фермеры пускали узорчатую ткань на детскую одежду и белье. Благодаря этому он стал богатым человеком и выросла его преданность Науке, той Науке, которая разрушила космогонию М.Е.[68] Церкви Юга и изобрела несмываемые чернила.

На данный момент возникла небольшая заминка. Старый м-р Годбоди оказался потрясен недавним скандальным разоблачением в области антропологической иерархии. Из этого уважаемого общества, изображения представителей которого стали знакомы каждому школьнику, поскольку они давно уже заняли места главных и второстепенных пророков, присвоив себе как престиж, так и уважение, из этого прелестного маленького клуба — кара, обрушившаяся словно гром небесный, — исключили Пилтдаунского человека за передергивание карт. Если Пилтдаунский человек оказался фальшивкой, ворчливо спрашивал он, — почему остальные не могут быть ею? Питекантроп, синантроп, австралопитекус транвалензис — все обломки костей, гипс и желаемое, принятое за действительное? Напрасно уверял его Тербифил, что компетентные ученые уже многие годы относились к Г.Пилтдауну с подозрением: противный старый м-р Годбоди раздраженно отвечал: «А почему вы мне сразу об этом не сказали?» Утратив в юности одну веру, принц набивного текстиля совсем не хотел распроститься на старости лет с другой. Но д-р Тербифил верил, что сомнения патрона являются лишь преходящей фазой. Основным предметом для беспокойства, тщательно сдерживаемого, служил вопрос: позволит ли здоровье м-ру Годбоди продержаться несколько недель или месяцев, которые позволят ему оправиться от этого удара?

Короче говоря, д-ру Тербифилу предстояло вот-вот пожать плоды благонравия и честного труда, и когда он думал об этом (а такое случалось часто), то забавлялся, напевая — чуть фальшиво — песню своего детства под названием «Принося охапками». До его появления в Холдене музей (жемчужину архитектуры чистейшего позднего Честера А.Артура) возглавлял дряхлый, но достойный демократ, которого вынесло на эту должность приливной волной течения Свободной Чеканки. А сам по себе музей! Д-р Тербифил обнаружил, что в него со всего штата стекались никчемные коллекции барахла, которое никак не продать. Почтовые марки, какими на улице Нассау торгуют на вес, рассыпающиеся чучела опоссумов, подкрашенные фотографии пионеров со свирепым взглядом, раскрашенный вручную «фарфор», кучи наконечников для стрел неопределенного происхождения, пуговицы от формы конфедератов, молоточки судей, чучела рыб, геологические «образцы», собранные людьми, не имеющими ни малейшего представления о геологии, томагавки — о, этому хламу не было конца.