Изгнание из рая - Елена Крюкова

– В ресторан, куда же еще! – крикнул Митя, и горстью снега ветер ударил его в лицо. – Или вы не хотите?!..

– Все?!.. – Теперь пришла очередь надменной девице с сигаретой изумляться неподдельно. – Все не хотим?!.. Всех нас ты, что ли, приглашаешь?!..

Она обвела рукой стайку разнаряженных проституток. Девочки тут же выставили напоказ ножки в прозрачных дырчатых колготках из-под коротеньких зимних шикарных одежонок. Девочки не привыкли тушеваться. Дикий, сумасшедший мужчинка должен был оценить их всех по достоинству, во всей красе. Денежного мешка нельзя упустить!.. вы же это знаете, помните…

– Всех! – крикнул Митя и обвел рукой размалеванных хорошеньких шлюшек. – Всех, девочки! Вы что, не поняли! Идемте!

И он пошел впереди всех, он первым взошел на крыльцо, и они потянулись вслед за ним – внезапно притихшие, опуская накрашенные глаза, стесняясь, засовывая замерзшие голые руки в рукава норковых модельных шубеек, как побитые, как бездомные собачки, ползущие на брюхе к тому первому, кто позовет их в дом, в тепло.

Митя прошел мимо двух молоденьких охранников в белых смокингах – из нагрудных карманов у них торчали красные платочки, – сунул им по сто баксов; мимо толстого неповоротливого швейцара, застывшего около старомодного бабушкиного фикуса, и тоже всучил ему долларовую купюру. Махнул девицам рукой.

– Живо!.. Думаете, тут с вами будут церемониться!.. Ладно, я пошутил, раздевайтесь спокойно, причесывайтесь сколько влезет, можете сходить пописать, если сильно надо… вон туалет…

Девчонки фыркали, зажимали рты ладошкой, прихорашивались перед высокими гостиничными зеркалами. Сколько раз многие из них прошмыгивали сюда в номера, украдкой вспархивали в лифтах на высокие этажи, забивались в номера, и иностранные мужики, лепечущие, должно быть, всякую чушь на незнакомых языках, проделывали с ними во тьме номеров, а то и при ярком свете – кое-кто любил заниматься сексом и при ярком, даже слепящем свете – все что хотели, от мыслимого до немыслимого, от рвотного до телячье-нежного; и такие случаи бывали, что на проститутках клиенты после женились, так очаровывали они их своим бесстыдным, бешеным искусством, но это бывало очень редко, а так – хлеб был горек и тяжел, каким и полагалось быть трудовому хлебу. А тут… На халяву пожрать в ресторане – что может быть смешней!.. Вот они и хихикали, вот и скалились, как маленькие пираньи, отбирая друг у друга помады и расчески, подводя друг другу веки на ходу сногсшибательными импортными тенями.

Митя стал в ресторанных дверях. Метрдотель с изумленьем и ужасом воззрился на молодого человека в шикарном, от Версаче, смокинге и целый цветник девиц, благоухавший, хохочущий, шушукающий вокруг него. Легкие девочки, это сразу видно. Откуда он взялся вместе с ними. А, понятно. Сутенер выгуливает своимх крошек. Гуляет, плесень.

Двойной свинячий подбородочек метрдотеля дрогнул, как студень. Глазки заблестели. Ну, сейчас он покажет этим гостиничным пройдохам. Сейчас он распорядится. Официанты сдерут с них со всех отнюдь не по счету. В «Интуристе» обманывать умеют. «Капусты» у этих кралечек куры не клюют, а их хозяин… у, какой поджарый, суровый волчара!.. Волчье, бешеное, темное, заросшее разбойничьей бородой лицо… А зубы блестят в улыбке, безумной, больной… Только бы ты заплатил, сука, можешь хоть изнасиловать здесь, на виду, какую-нибудь из своих крашеных куриц.

– Вон за те столики проходите, пожалуйста, господа!..

Девочки не цыплячьей стайкой побежали за столы – внезапно превратившись в надменных пав и величественных королев, двигались медленно, соблазнительно-вызывающе, окидывая томными, оценивающими взглядами ресторанную публику. На них оглядывались – среди них было много хорошеньких; по совести, они все были хорошенькие, только иные раскрашены так, что краска сползала штукатуркой.

– Рассаживайтесь, девочки! – кричал Митя. Зубы его блестели из неряшливой, неподровненной бороды. У него снова отросли волосы, как и встарь, когда он дворничал; черные пряди висели по плечам, и в иных сверкали молнии седины. – Чувствуйте себя как дома!.. Официанты, сюда!.. Берите заказы!.. Девочки, заказывайте все что хотите, да раздайте же вы девочкам меню, раззявы, как вы медленно работаете… если б я был директор – я бы вас давно уволил…

Митя смеялся, дирижировал проститутками, как хороший дирижер. Метрдотель взирал уже без издевки – Митя успел и ему сунуть пару зеленых бумажек. Выраженье лица кабанчика-метрдотеля волшебно изменилось. Спина его согнулась. Мордочка умильно сморщилась. Губки сложились в вежливо-подобострастную улыбочку: чего изволите?.. Девочки строили ему глазки, шептались: ах, какой прелестный хрюшка!.. А наш-то крэйзи каков?!.. Наш – лучше всех… ну, бывает, люди с ума сходят, а тебе-то какое дело, Светка, мы тут классно посидим, с кайфом, оторвемся…

Официанты уже несли на подносах щебечущим девочкам всяческую заказанную снедь, и подносы кренились, наклонялись в их руках, чуть не падали из рук, и с профессиональной ловкостью официанты огибали столы, чуть задевая штанинами за скатерти, и сгибались в три погибели, и расставляли тарелки на столах перед девицами – с цыплятами табака, со шницелями и лангетами, с чахохбили и осетриной фри, с закусками, щедро обложенными зеленью, бухали об столешницы бутылки с вином, с армянским коньяком. Девочки оживлялись, поправляли прически, разрумянились, кое-кто уже наливал в бокалы вино и коньяк, чокался, и девицы хмелели быстро и красиво, хорошели прямо на глазах, и вот уже весь ресторан гостиницы «Интурист» засматривался на них, будто бы снимали тут фильм, будто бы работала съемочная группа, и привезли с конкурса красоты первых красавиц Москвы, – а это были всего-навсего замерзшие у входа проститутки, и вот они отогрелись, порозовели, глаза их засияли. И они стали похожи на богатых женщин, которых мужья вывезли вечером в ресторан – отдохнуть.

Да чем, в сущности, женщина отличается от женщины?.. Ничем. Митя на миг закрыл глаза, представил здесь, за ресторанным столом, Хендрикье, помытую, шикарно одетую, замечательно причесанную. И веснушки не надо убирать тональным кремом. Ей и веснушки пойдут. Женщину красит мужчина, рядом с которым она пребывает. Он создает ей образ ее жизни. И, если она живет хорошо – она и будет красива.

А эти, стодолларовые, пятидесятибаксовые шлюшки, а то и дешевле… Эти, жмущиеся в холодный вечер, в метельную ночь к стеклянным подъездам «Интуриста», «Космоса», «Рэдиссон-Славянской»… Он вырвал их из дегтярной ночи. Он втолкнул их сюда. Купил им банкетный зал. Купил им всю эту вшивую, идиотскую еду, это дрянное питье, и вот они пьют и едят, и вот они хорошеют на глазах, и вот они все – принцессы и царицы, а ты, а ты, богатый мужик, ты кто такой?! Метрдотель подошел к нему. На его поросячьей мордашке было написано искреннее желанье услужить.