РАКЕТЫ И ЛЮДИ - Борис Черток

Дальность, кучность, масса полезной нагрузки, методики прицеливания и настройки автомата управления дальностью, учет особенностей характеристики двигателя, расхода компонентов по времени и масса других проблем, включая прогнозирование места падения ракет при возможных авариях,– все это входило в компетенцию службы баллистиков.

Период первого ракетного десятилетия ознаменовался межведомственным неформальным объединением баллистиков разных организаций. Сотрудники Института прикладной математики, руководимые Дмитрием Охоцимским (ныне академик Российской АН), военные теоретики Георгий Нариманов и Павел Эльясберг, руководимые Тюлиным в НИИ-4, уже упоминавшиеся Лавров, Аппазов, молодые Макаров, Караулов в ОКБ-1 и организованная в отделении Хитрика группа баллистиков «для системы управления», возглавлявшаяся Найшулем, составили своего рода идеологическую ассоциацию. К ним примыкали и военные баллистики полигона, которые не просто отслеживали расчеты своих коллег по промышленности, но активно вмешивались в процесс составления таблиц стрельбы, полетных заданий и контроля траекторий полета.

Одним из стимулов объединения баллистиков являлась их общая заинтересованность в создании средств внешнетраекторных измерений. Все началось с немецких кинотеодолитных установок для контроля пусков в 1947 году. К концу 1956 года уже были созданы совершенные радиолокационные системы контроля и передачи данных, охватывающие всю трассу полета будущих межконтинентальных ракет. Объединенные баллистики были инициаторами создания баллистических вычислительных центров. С началом космической эры эти центры и их измерительные пункты служили основой для первых центров управления полетом и всего командо-измерительного комплекса.

Пример межведомственной баллистической солидарности очень показателен.

Не навязанная директивным указанием сверху, а естественная потребность объединения для более эффективного решения общей задачи была инициативой самих специалистов. Последующие ведомственные размолвки министров, директоров и других руководителей не поломали эту профессиональную солидарность. Эта солидарность первого поколения ученых и инженеров первого ракетного десятилетия имела огромное значение для нашей деятельности в последующей космической эре.

Совместная работа коллективов НИИ-88, ОКБ-1 и НИИ-885 не ограничивалась взаимодействием только по текущим опытно-конструкторским работам. Проводились совместно и научно-исследовательские работы по прогнозированию развития ракетной техники и разработке новых идей. К этим исследованиям привлекались ученые Академии наук, НИИ-4 и других организаций, но неизменно головную роль играло ОКБ-1 в системе НИИ-88. Королев всеми способами стремился закрепить не только по существу, но и юридически в директивных документах свою роль как Главного конструктора и ОКБ-1 как головной организации. Он делал это очень корректно по отношению ко всем участникам работ, за исключением руководства НИИ-88. К непрерывно возраставшей головной роли ОКБ-1 и лично Королева ревниво относился и Глушко.

Королев стремился к становлению вполне самостоятельной организации и не только выходу из-под опеки директора НИИ-88, но и полному отделению от НИИ-88. Это ему удалось окончательно только в 1956 году.

Пилюгин, вдохновленный этим примером, стремился приобрести сначала большую самостоятельность внутри НИИ-885, а затем тоже выделиться в самостоятельную организацию. Но это случилось только в 1963 году.

С уходом коллектива Пилюгина НИИ-885 стал чисто радиотехнической организацией, техническое руководство которой осуществлял Михаил Рязанский до самой смерти в 1987 году.

РУКОВОДИТЕЛИ И КОЛЛЕГИ

Проблема выбора и назначения руководителей и управляющих процессом реализации больших государственных программ в военных отраслях науки и промышленности была предметом особого внимания оборонного отдела ЦК партии.

При жизни Сталина назначения директоров ведущих организаций требовали обязательного его согласия. После смерти Сталина постепенно была узаконена многоступенчатая процедура назначения руководителей для всей иерархии. Постановления о назначении или снятии с должности директоров и главных конструкторов ракетной отрасли принимались секретариатом ЦК. Только после этого появлялись постановления правительства и соответствующие приказы министра отрасли.

Одновременно с организацией НИИ-88 или со сдвигом по времени на один-три года начали отсчет своего жизненного цикла многие новые научно-исследовательские конструкторские и производственные коллективы. Почти все сталкивались с проблемой компетентного руководства. Во время войны аппарат ЦК, контролировавший все научные, конструкторские организации и заводы, назначал руководителей, не обременяя себя заботой о их взаимоотношениях с коллективом. В почете были жесткие волевые директора, которые ради плана выпуска военной техники не щадили ни себя, ни подчиненных, четко выполняли идущие сверху указания.

Эта традиция в основном сохранилась и в первые послевоенные годы. Однако новые научно-технические проблемы нуждались в существенном усилении роли технического руководства. Не директор-администратор, увенчанный многими правительственными наградами, а главный конструктор становился центральной фигурой. Так сложилось в авиации и было задумано в атомной технике. В НИИ-88 сложилось по-другому.

Осенью 1949 года Победоносцев оставил пост главного инженера, чтобы стать ректором Промышленной академии. Тритко, оставаясь начальником СКВ, временно был назначен и на должность главного инженера. До апреля 1950 года Королев оставался только начальником отдела № 3 СКВ, формально подчиненного Тритко.о

На полигоне Королев был полноправным идеологическим и техническим руководителем. Его авторитет с каждым годом возрастал. Заместители министров, начальники главков и главные конструкторы других министерств безоговорочно признавали Королева руководителем ракетной программы.

По возвращении с полигона все менялось. В НИИ-88 Королев переставал быть первым лицом, таким какими были в своих организациях Глушко, Рязанский, Бармин, Кузнецов и другие главные конструкторы, в быстро развивающейся кооперации.

Королева это угнетало. Его заместители, в особенности Мишин, с таким ущемлением также не могли примириться.

Началась борьба Королева внутри НИИ-88 за ббльшую автономию. В этом его поддерживали все соратники по институту «Нордхаузен» и люди, пришедшие из авиации.

Устинов понимал несуразность структуры НИИ-88, но сразу на серьезную реорганизацию не решался. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что министр сам не мог решить такой вопрос, как реорганизация подчиненного ему института и предоставление больших прав Королеву. Над Устиновым был всесильный аппарат оборонного отдела ЦК ВКП(б), возглавлявшийся Иваном Сербиным. Его неспроста иногда называли «Иваном Грозным».

Все кадровые перестановки, снятия, выдвижения, награждения и наказания руководителей должны были быть обязательно с ним согласованы. Впоследствии на различных совещаниях с участием Сербина я имел возможность убедиться, что министры действительно побаивались этого человека и никогда не рисковали вступать с ним в спор.

По просьбе Гонора Устинов согласился выслушать строптивого Королева. Под предлогом обсуждения сложных задач плана 1950 года Устинов как-то в мае вызвал к себе в субботу на 10 часов вечера Гонора, Королева, Тритко и меня.

Поехали двумя машинами: я с Королевым, Гонор с Тритко. По дороге Королев сказал, что «выложит» министру не столько планы, сколько претензии по структуре и бардаку в НИИ-88. Он потребует выделения из состава СКВ в самостоятельное ОКБ со своим опытным производством, своим отделом управления, испытаний и материалов. Не считаясь с присутствием водителя (по тем временам это было рисковано), он, репетируя речь, обратился ко мне и страстно убеждал: «Вот ты держишь у себя всю систему управления со всеми кабелями. Ты вынул кишки из живого организма ракеты. Я должен тебя просить о любом изменении, как об одолжении. Испытатели слушаются меня только на полигоне. Хорошо, что Черток, Цыбин, Воскресенский – люди, которым я могу доверять, и мы всегда договоримся. А материаловеды, когда захотят, могут меня послать подальше, если им Тритко скажет, что не слушайте вы этого Королева. Завод, тот со мной вообще не считается. Дальше без экспериментальных установок, без предварительных проверок работать нельзя.

У завода свой план. Его еще загружают чужой работой. Они говорят, что и так работают только на Королева. Но не хотят слушать, когда вместо этих литерных чертежей просим для проверки что-то сделать по экскизам и вне плана. Глупость глупая! Я должен иметь свое производство! Вот у Глушко в Химках я был. Там все ему в рот смотрят. А я должен по любой мелочи ходить на поклон к Гонору. Если завтра будет не Гонор, а какой-нибудь долдон, то все прахом пойдет! Кажется, что к этому дело идет.