Гнев дракона. Эльфийка-воительница - Бернхард Хеннен

— Спасибо, я вас не забуду.

Ливианна приветливо улыбнулась.

— Если для тебя это так много значит, то, когда мы наедине, лучше обращайся ко мне не так формально. Теперь я в твоих руках. Я вступила в заговор против наставников Белого чертога.

Казалось, Бидайн испытывает невероятное облегчение. Она еще раз зачем-то поблагодарила наставницу и поспешила прочь.

«Она всегда была поразительно наивной, — подумала Ливианна. — Сама того не понимая, предала свою лучшую подругу».

Наставница в задумчивости пошла к Белому чертогу. Теперь она предаст доверие Бидайн. Узнает ли когда-либо об этом ее ученица? Вряд ли. То, что Нандалее выживет, было весьма маловероятно. И не тролли представляли величайшую опасность, поджидавшую ее в Снайвамарке.

Вернувшись в Белый чертог, она спустилась в большую библиотеку, которой пользовались так мало. Ливианна любила здешнюю пыльную тишину, запах кожаных переплетов и пергамента. Здесь горело совсем мало ламп. Краем глаза она увидела тень бросившегося наутек кобольда. Они хранили сокровища знаний Белого чертога и заботились о том, чтобы здесь всегда горел свет. Интересно, читают ли они иногда свитки?

Эльфийка торопливо пересекла читальные залы, пока не дошла до той запретной комнаты, входить в которую послушникам было строго-настрого запрещено. В этой комнате было прохладнее, чем в остальных залах. Полок здесь было совсем мало. Здесь хранились фолианты и свитки о самых темных видах магии. На столе лежал слой пыли. Кобольды тоже входили в эту комнату только тогда, когда им приказывали.

Ливианна поглядела на большое круглое витражное окно, занимавшее почти всю стену. Матовый свет падал через тысячи фасетчатых стекол, несмотря на то что библиотека находилась под землей и за окном больше не было комнат. Витраж каждый раз приводил Ливианну в восхищение. В нем не было двух стеклышек одинакового цвета. Они были уложены в неровный узор, и, если смотреть на них пристально, начинала кружиться голова.

Негромкий скрежет заставил Ливианну поднять голову. Витраж был пронизан магией драконов, и, как и все, что создавали небесные змеи, в ней было что-то темное. Казалось, он живой, более того, обладает собственной волей. Мужественный и достаточно опытный чародей мог использовать его самыми разными способами. К примеру, если подумать о месте, которое однажды видел, и произнести вслух слово силы, можно посмотреть, что там происходит.

Снова раздался скрежет. Ливианна увидела, как сдвинулась одна из золотых оправ. Осколок стекла изменил свою форму и вытянулся. Сразу же стало холоднее. Дыхание облачками стояло у рта Ливианны. Несколько лун тому назад ее нашла здесь Бидайн. Тогда она пела колыбельную своим детям. В ней тоже была магия. Если спеть эту песню перед витражом, ее услышит Золотой, где бы ни находился в этот момент. Он захочет узнать, что Нандалее покинула Белый чертог. Он предвидел, что надолго она не задержится.

— Глупо бросать вызов небесному змею, Нандалее, — задумчиво произнесла она. Молодая эльфийка нравилась ей. Но это не повод щадить ее. Ливианна поклялась в верности Золотому. Она была его первой драконницей. Этот союз заключался навек, а ее симпатия к Нандалее заканчивалась там, где вступала в конфликт с ее лояльностью.

Ливианна негромко запела, а витраж продолжал менять форму. Все быстрее и быстрее перемещались стеклышки, изгибались оправы, пока наконец витраж не слился в круг из вращающегося света, а песню Ливианны едва не заглушил звук вращающихся стекол.

— Тени сплетая,Сон позовет,Ночь наступает,Сладко поет.Они друзья твои, пойми,Открой им сердце, отвори,Ведут тебя сквозь двери сна.В края, где живы чудеса.

Стеноломы

Курунта попытался просунуть свою мясистую руку под мышку в прорезь полотняного доспеха. Там страшно чесалось. Последствия ожогов, полученных во время драки с Аароновым гофмейстером Датамесом.

Он только что прошел через магические врата на равнину Куш. Сухая жара вцепилась в него, словно зверь, несмотря на то что стояла ночь. Пот, терзая его, сбегал под мышками и по спине. Здесь было поразительно темно. Ни один факел не освещал ночь. Лишь несколько масляных ламп горели вдоль дороги, образуя освещенную тропу, ведущую к лагерю бессмертного Муватты. Команды не выкрикивали. Говорили лишь шепотом. И толпы, прошедшие через ворота, продвигались вперед очень медленно.

Курунта путешествовал с небольшим отрядом лейб-гвардейцев. Он проделал большой отрезок пути по степи, поскольку не хотел проходить через магический портал ишкуцайя. Он не доверял этим проклятым, провонявшим лошадиным дерьмом ублюдкам. Просто так взять и удвоить выкуп за невесту! Даже для вонючих варваров это была неслыханная дерзость.

— С дороги, грязное отребье! Расступитесь перед хранителем Златых покоев! — Командир отряда лейб-гвардии толкнул носильщика, присевшего на тропе, на землю и угрожающе поднял тяжелую дубовую палку, чтобы ударить следующего.

— Оставь их, Лабарна. У нас есть время, — Курунте было на руку промедление перед встречей с верховным королем. Он все еще не знал, как доложить Муватте о дерзости варваров. В этом тоже крылась причина того, что он не спешил в пути.

Лабарна раздраженно вогнал свою палку в пыль. Капитан был могучим, как дерево. Выше остальных воинов лейб-гвардии больше чем на голову, а Курунта выбирал для своего эскорта только очень высоких ребят. Лабарна снял шлем и вытер пот со лба. Его голова была выбрита наголо, остались лишь две пряди, свисавшие на лоб.

— Еще немного, и ты сможешь молнией ворваться в ряды сражающихся за Арам, — успокоил его Курунта. — Эти носильщики не стоят твоего гнева.

— Я поклялся Иште, что убью в ее честь три дюжины врагов, — торжественно объявил он.

Курунта благосклонно поглядел на своего капитана. У него может получиться. Лабарна дрался мощной дубинкой, сильные удары которой сокрушали все. Щиты, кости, даже шлемы из кабаньих клыков. Ничто не могло противостоять первобытной силе его ударов.

— Я буду рядом и буду вместе с тобой считать убитых, — с улыбкой заявил Курунта. — А когда ты выполнишь свою клятву, я позабочусь о том, чтобы ты сам предстал перед живой богиней. Я назову твое имя и расскажу ей о твоем мужестве и храбрости.

Глаза Лабарны едва не вылезли из орбит. Курунта прочел в них восхищение, но и страх. Лабарна опустился на колени.

— Я лишь ничтожный червяк. Я не заслужил…

— Ты герой Лувии, — Курунта повысил голос, чтобы его могли слышать все вокруг. — Когда минует день сражения, мы выложим три мили телами убитых врагов, чтобы наши ноги лишь раз коснулись пыльной земли, — и добавил уже тише: — А если ты принесешь мне голову гофмейстера Датамеса, Лабарна, в награду я подарю тебе свой дворец в Изатами, — все равно нога его больше не ступала в город с тех пор, как его там изувечили. Курунта представил себе, как велит обрамить череп безбородого гофмейстера в золото и в будущем использовать его в качестве украшения на столах во время пиров. Мужчина улыбнулся при мысли о том, как будет ставить череп на стол перед теми гостями, которым решит пригрозить.