Десятый круг ада - Юрий Виноградов

— Простите, что заставил вас так поволноваться, произнес Штайниц. — Все получилось иначе, чем я предполагал. Думал, сегодня другой опыт. А тут мои ребята малость перестарались. Но тем не менее это даже к лучшему. — Он обнял за плечи Лебволя, отвел в сторону. — Ни слова Эрне о том, что сегодня увидели, мой друг. Прошу вас. Она может расстроиться и не спать всю ночь.

Лебволь согласно кивнул, стиснув зубы. Бессонница фрейлейн Эрны, конечно, важнее смерти миллионов людей. Лебволь опустил голову, чтобы не было видно его сверкающих глаз.

— На сегодня хватит, — сказал Штайниц, обращаясь к сотрудникам. — Идите отдыхать. Только не опаздывайте на дежурство!

По удивленным лицам сотрудников Лебволь понял, что в глазах гостей доктор Штайниц хочет подчеркнуть свое внимание и заботу к помощникам. Они с удивлением смотрели на грозного шефа, заставлявшего их работать днем и ночью. Почаще бы такого благородства с его стороны! Лебволь теперь с плохо скрываемым отвращением глядел на усталых сотрудников бактериологического центра, в своих чрезмерных увлечениях экспериментами над пленными потерявших человеческий образ. Ему становилось понятно, почему эти люди-живодеры, люди-звери в свободные от дежурства дни напивались до беспамятства и, словно привидения, бесцельно бродили по запретной зоне Шварцвальда.

Нушке вывел из операционной Лебволя и с трудом передвигавшего ноги Юргена.

— Целью данного эксперимента преследовалось заражение особей путем непосредственного контакта с чумными крысами, — пояснил он, желая хоть как-то смягчить впечатление гостей от увиденной за стеклянным экраном кровавой картины.

«Ничего себе «контакт»! — усмехнулся про себя Лебволь. — Травля измученных людей стаями голодных крыс».

Проходя по одному из многочисленных коридоров, Нушке остановился у металлической двери, охраняемой эсэсовцем.

— Это святая святых нашего центра, — пояснил он. — Там колдует лишь один доктор Штайниц. Даже мне, его старшему ассистенту, редко удается заглянуть туда.

Он вывел гостей во двор. Юрген хотел было пойти вместе с Лебволем, но ассистент показал ему на жилой городок.

— Свободно ходить по запретной зоне вы сможете только через три дня, — пояснил Нушке. Пока не пройдете акклиматизацию и не получите пропуск.

Он вежливо поклонился Лебволю и повел Юргена к жилому зданию. Лебволь успел на прощание крепко пожать ему руку. «Держись, дружище! Наберись терпения. Не сдавайся!» — говорил его взгляд. Он долго смотрел вслед Юргену, опасаясь, как бы нервы любимого ученика профессора не сдали и, не дай бог, не пошел бы он на крайности.

А Юрген не помнил, как вошел в дом-барак, как Нушке завел его в комнату, порекомендовал выпить рюмку вина и пожелал приятного отдыха. Внимание его привлек шкафчик с бутылками. Нетвердыми шагами он подошел к нему, взял первую же попавшую в руки бутылку, открыл ее и наполнил стоящий у графина с водой фужер. Не думая, выпил. В бутылке оказался сладковатый ром. Спиртное не подействовало на него, и он снова наполнил фужер. Но пить противную жгучую жидкость больше не хотелось. Он брезгливо отодвинул фужер, оглядел комнату, в которой предстояло провести мучительные месяцы, а может быть, и годы, увидел кровать и, не раздеваясь, плюхнулся на нее лицом вниз. Тут же открылась дверь, и в комнате появился старик в белом халате.

— Порядок здесь для всех одинаков, — строго сказал он. — Отдыхать можно только в раздетом виде. Прошу вас, разденьтесь, пожалуйста, — голос его звучал уже мягче, словно извиняясь за предупреждение. — Иначе мне попадет за вас от коменданта.

Старик вышел. «Как он через закрытую дверь увидел, что я лег на кровать? — соображал Юрген. — Выходит, за мной следят повсюду…» Хотелось, чтобы мозг немедленно отключился от всего. Пересилив отвращение, он допил ром, разделся и лег, уткнув лицо в подушку. «Заснуть, заснуть, заснуть…» — сверлила его одна и та же назойливая мысль. Но сон не шел. Видения окровавленных людей, молящих о помощи, бежали к нему, Юргену Лаутербаху, бежали, оставляя кровавые следы, кричали, плакали: «Спаси нас! Спаси!» Юрген пытался спрятать голову под подушку, как можно крепче закрывал глаза, но видения не исчезали. «Боже мой! Боже мой! — простонал вконец измученный Лаутербах. — И это делает человек. И это происходит на священной земле. Человек без человечности! Земля, сознательно превращаемая нацистами в ад… Да! Да… Это ад, сущий ад… О, Данте! Великий, прекрасный Данте Алигьери! Что твоя «Божественная комедия»?»

Юрген широко открыл глаза и едва сдержал страшный крик. Из темноты на него наступали полчища крыс. Они ползли к нему, взбирались на кровать, а он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он только с ужасом смотрел, как крысы рвут его тело. Он не чувствовал боли, но, когда крысы кинулись на его горящий мозг, когда миллиарды невидимых бактерий захотели отнять у него способность мыслить, он закричал, закричал громко, так, чтоб его слышали все живые: «Это не земля! Это десятый круг ада!..»

16

Утреннюю тишину прорезала автоматная очередь. Потом еще одна и еще…

Ладушкин, раздававший в конюшне корм лошадям, выскочил на улицу. Возле вивария увидел трех эсэсовцев с автоматами. Со страхом и брезгливостью они смотрели на свою жертву, дрыгавшую лапками в предсмертной судороге у забора. Это был серый подопытный кролик, каким-то образом выбежавший из клетки. Боясь, что он разнесет заразные бактерии, эсэсовцы по приказу старшего ассистента Нушке немедленно застрелили его.

Подошли два санитара, совковой лопатой поддели мертвого кролика и бросили в цинковый ящик, крышку которого плотно закрыли. Место, где лежало зараженное животное, и весь путь, по которому оно бежало, продезинфицировали специальным раствором, потом посыпали каким-то белым порошком, запретив смывать его в течение суток.

Нушке сам расследовал происшествие. Оказалось, что одна из красных кормушек поломалась, сошла с рельсов и острым краем ударила в прутья клетки. В образовавшийся проем и выскочил кролик. Старший ассистент приказал лаборанту устранить повреждение в клетке и поставить кормушку на рельсы. Лаборант возился в зараженном помещении около часа. Оттуда Нушке отправил его в лазарет, теперь уже как подопытного, наравне с военнопленными зараженного бактериями чумы.

Первый немец стал жертвой чудо-оружия рейха.

Старший ассистент доложил о случившемся руководителю бактериологического центра, пожаловавшись на оберштурмбанфюрера СС Грюндлера, который в целях секретности не разрешает использовать в виварии военнопленных или славянских рабочих.