Курс на худшее: Абсурд как категория текста у Д.Хармса и С.Беккета - Дмитрий Токарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
527
Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы. С. 388.
528
Там же. С. 387.
529
Бланшо М. Ожидание забвение. СПб., 2000. С. 128.
530
Зенкин С. Морис Бланшо // Французская литература. 1945–1990. М., 1995. С. 821.
531
«Я цитирую», — говорит он, употребляя глагол, который хоть и не является собственно перформативным, но, в сущности, эквивалентен здесь действию, поступку.
532
Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы. С. 388.
533
Там же.
534
Кстати, многочисленные анекдоты про Пушкина, не имеющие никакого отношения к Хармсу, восходят к одной и той же порождающей модели — «случаю» «Анегдоты из жизни Пушкина». Текст начинает жить по собственным законам, поглощая автора.
535
Особая роль отведена Толстому именно потому, что он выполняет здесь функцию Отца (Толстой был любимым писателем отца Хармса И. П. Ювачева). Для Беккета символическим Отцом был, разумеется, Джойс.
536
Сажин В. Сон о погибели русской литературы. С. 84.
537
Вот какое описание прозы А. Белого, которого на Западе называли русским Джойсом, дает Даниил Хармс в небольшой заметке 1927 года: «Жизнь пошла. И в один миг пропало недоверие. Появился тот же Невский, каким знали мы его 25 лет. Дама прошла по Невскому опять-таки знакомая вся до корней своих. Поверили мы и трах… Нет города. Мысль одна вверх, другая под ноги, крест на крест. Пустоты да шары, еще трапеция видна. Жизни нет, все» (Дневники, 533).
538
Бланшо М. Ожидание забвение. С. 113.
